Бриллиантовый корабль - Макс Пембертон

Слова срывались у меня с истым красноречием безумца, и я никак не мог остановиться. Я сделал мастерский ход и с этой минуты был так же в безопасности в этом доме, как будто бы сотни друзей охраняли меня. Еврей был повержен к моим ногам. Бледный, как призрак, с судорожно сжатыми руками и дрожа всем телом, как в лихорадке, опустился он медленно в кресло. Глаза его с ужасом устремились на меня, и казалось, что ему остается всего несколько минут жизни.

– Моя жена, Лизетта... да-да... отвечать за меня... Я старик, и вы сжалитесь надо мной... Скажите же, что вы сжалитесь надо мной... вы, доктор Фабос из Лондона! Что сделал худого вам старый бедный еврей? О, не трогайте ее, ради самого Бога!.. Я скажу вам все, что вы желаете, дайте мне время... Я старик, и свет гаснет в моих глазах... дайте мне время и я расскажу вам. Лизетта... да-да... я поеду в Вену, она ждет меня. Черт возьми! Вы не разлучите меня с Лизеттой...

Я налил в стакан джину и поднес к его губам.

– Слушайте, – сказал я. – Ваша жена арестована, но я могу освободить ее. Напишите мне верную историю мисс Фордибрас, и я сегодня же отправлю телеграмму, чтобы ее освободили. Никаких других условий я не желаю. Историю Анны Фордибрас – только этой ценой можете вы мне уплатить... сейчас, здесь... Других шансов у вас нет!

Напрасно будет говорить о последовавшей за этим сценой – о злобном ворчании, о жалобных мольбах, об истерических воплях. За неделю до того, как я уехал из Англии на своей яхте, сделал я удивительное открытие, что старик этот женился в Париже на молодой женщине и что – таковы бывают разительные контрасты в жизни, – что он любил ее со всею преданностью и страстью молодости.

Сделанное мною открытие спасло меня уже на острове Санта-Мария; сегодня оно должно было спасти мою маленькую Анну и снять с нее гнет сомнений. Шансы мои не могли ни на одну минуту больше подвергаться риску. Каждое слово в адрес этого гнусного человека все больше и больше приближало меня к цели.

– Лизетту, – продолжал я, видя, что он молчит, – Лизетту обвиняют в присвоении бриллиантов, принадлежащих когда-то леди Мордент. Я признал тождественность этих бриллиантов. Гарри Овенхолль, который по вашему наущению собирался обокрасть меня в Суффолке, обвинил ее в этом преступлении и начал дело против нее. Вам решать, должны ли мы ехать в Вену или постараться убедить леди Мордент взять обратно свое обвинение. Даю вам сроку десять минут по часам на камине. Употребите их с пользой, умоляю вас. Подумайте, пока еще не поздно, как вам лучше поступить: свобода для этой женщины или суд и наказание. Что из двух, скажите, старик? Скорее, время для меня дорого.

Он сидел несколько минут молча и с закрытыми глазами, барабаня пальцами по столу. Я знал, что он думает о том, выиграет он или проиграет, если позовет кого-нибудь из скрывающихся приверженцев и прикажет убить меня. Один свидетель будет устранен... Но кто может отвечать за других? И возможно ли, что старый враг, который так часто дурачил его, не одурачит его и сегодня? Так размышлял он, казалось мне. Он приподнялся вдруг в кресле, устремил взор во тьму, видневшуюся за окном, и снова сел. Не хватило у него мужества или это было время, назначенное для нападения, – я никогда не мог решить этого с точностью. Для меня это были минуты страшного напряжения, нервного прислушивания к шагам и быстрого решения. Услышь я самые слабые, сомнительные звуки шагов, я убил бы этого человека на месте.

– Я не могу писать, – сказал он, задыхаясь. – Предлагайте мне вопросы, а я буду отвечать на них.

– И подпишете документ, принесенный мною. Пусть будет так... Предлагаю вопросы по порядку. Отвечайте по возможности кратко.

Я сел на другом конце стола и положил документ перед собой. Ясный кружок от света лампы падал на бумагу, оставляя всю комнату в темноте.

– Чья дочь Анна Фордибрас?

– Дочь Давида Кеннарда из Иллинойса.

– Мать ее?

– Я не знаю ее имени... Француженка из Канады. Вы узнаете это из архивов в Иллинойсе.

– Каким образом попала она под опеку генерала Фордибраса?

– Трусость или совесть, как называют ее люди. В 1885 году Кеннард был привлечен к ответственности за грабеж... Он был невиновен. Это входило в мои планы... Все устроили мои агенты. Но Кеннард... Ах! Он выдал меня, и я удалил его, чтобы он не стоял на моем пути.

– И он был признан виновным?

– Признан виновным и приговорен к заключению в тюрьме на двадцать лет. Фордибрас под именем Шангарнье... его настоящее имя... он двоюродный брат того самого Шангарнье, который наделал Франции столько зла в 1870 году... Фордибрас был тогда директором в тюрьме Гудзон. Он был у меня на жалованье, но Давид Кеннард был его другом, а потому он взял к себе его дочь и воспитал ее, как собственное дитя. Как мог я запретить ему? Женщина, да еще хорошенькая, всегда полезна для моих планов. Я хотел унизить этого железного человека и унизил. Какую жалкую фигуру изображает он теперь из себя! Прячется в Тунисе точно мелкий мошенник... Боится меня... Боязливый и в то же время гордый, мой друг!.. Гордый, очень гордый, как ваши лорды... Вот он, Губерт Фордибрас. Скажите слово полиции, и она арестует его. Я пришлю вам доказательства. Он горд и у него есть сердце. Вырвите его у него, потому что он изменник. Он закрывал глаза и протягивал руки, и я клал в них деньги. Вырвите сердце у него, он хочет убить женщину, которую вы любите.

Я не подозревал до сих пор такой гнусности, жестокости и ненависти. Гордость генерала была тяжелым бременем для этого пресмыкающегося негодяя с таким непомерно развитым тщеславием и стремлением видеть всех людей у своих ног. Но его слова не имели для меня никакого значения... Я желал только, чтобы Губерт Фордибрас не попадался мне больше на дороге.

– Изменник он или нет, это касается только вас, – сказал я. – Здесь вопрос о другом. Когда Анна Фордибрас надевала в Лондоне украденный у меня жемчуг, было ли известно генералу, что он краденый?

Отвратительная, сардоническая улыбка пробежала по его лицу.

– У него не хватило бы мозгов на это! Она надевала их по моему приказанию. Я долго следил за вами... Вы не знали этого, но потом вы многое узнали. Я сказал себе, что должен удалить вас со своего пути. О, Бог мой на небесах! И зачем это не убили вас до того еще, когда Гарри Росса нашли мертвым в Паллингской бухте!

– Вы говорите о молодом моряке, которого нашли с розовым бриллиантом из Форд-Валлея. О брате капитана Росса, занявшего ваше место на «Эллиде»? Я начинаю понимать... Он вез эти бриллианты в Лондон и с ним случилось несчастье? Для вас это была серьезная неудача.

Он сжал руки и взглянул мне прямо в лицо.

– Останься он в живых, я на мелкие кусочки разорвал бы все его тело. Он украл бриллианты с моей почтовой яхты и утонул, плывя к берегу. Да, мой друг, Бог смилостивился над ним, послав ему неожиданную смерть.