Перед тобой земля - Вера Лукницкая

Лица белградцев, исхудалые, бледные, но освещенные сегодня радостными улыбками, напоминают нам лица героических ленинградцев в день прорыва блокады - в них гордость и мужество. Многие белградцы в беседах на улицах рассказывают нам, что, воспитывая в себе стойкость и силу духа, они всегда видели перед собой пример Ленинграда, о героической обороне которого знали многое от партизан и тайно ловя радиосообщения советских и союзных радиостанций. Слова "Москва", "Ленинград", "Сталинград" для белградцев символы великой доблести и победы. И мы, советские воины, сегодня в Белграде не просто дорогие, желанные и почетные гости - белградцы принимают нас, как милых сердцу, сильных, родных братьев, для которых в каждой семье все три года хранилась заветная бутылка доброго вина, - сегодня вечером при свечах, под грохот обстрела в каждой семье нас этим вином угощают, праздничный вечер в каждом доме - торжественный обряд осуществления мечтаний и возглашения славы. Великий праздник освобождения Белграда сегодня празднуется во всей Югославии как день спасения югославского народа от гибели, которую несло фашистское владычество. Велика честь участвовать в этом всенародном прекрасном празднике!..

Венгрия

2.12.1944 , Сегед

За два дня, что ехали сюда, повидал немало мест, где происходили ожесточенные бои. Поля боев были окутаны туманом, покрыты вязкой грязью, в которой лежат костьми солдаты и офицеры разгромленных гитлеровских дивизий. Венгры проклинают немцев, проклинают самих себя и боятся нас; население запугано клеветническими россказнями фашистов о русской армии. Но унылая однообразная равнина уже пройдена нами до Дуная и до Западных Карпат, и венгерский народ успокаивается: мы не сжигаем хуторов и сел, мы не только не обижаем население, но даже не нарушаем в стране сельской и городской жизни. Тот, кто ни в чем не повинен, может нас не бояться. И пусть пока не всякому мы здесь подарим улыбку, но те, кто уже знает, что мы несем свободу народу, искренно, от души улыбаются нам.

Здесь, в палисадниках, розы и хризантемы застыли, прихваченные утренним морозцем, покрытые прозрачным инеем.

Их может отогреть только солнце. Наши души отогреет только солнце полной победы, мы несем его от самого Сталинграда. Это наше солнце мы увидим в зените, когда вступим в Берлин. Только в тот день расцветут опять наши души и для нас станет прекрасен мир.

...О Будапеште говорят буднично, просто: "Когда придем в Будапешт..." или "Следующее место стоянки - Будапешт!"

И на всех дорогах Венгрии указатели со стрелками: "К Будапешту!"...

...А во всех штабах 2-го и 3-го Украинских фронтов, во всех их отделах, в любом соединении и подразделении ведется напряженная, серьезнейшая работа по боевому, политическому, техническому и хозяйственному обеспечению наших войск всем, что необходимо для быстрого развертывания огромной Будапештской наступательной операции.

Так или иначе, а слово "Будапешт" - у всех на устах!

Выезжаю наконец к Будапешту...

...Одну за другой передавал я в Москву, во фронтовую редакцию ТАСС, оперативные корреспонденции, в которых сообщал, как развивается наступление войск 2-го Украинского фронта в Венгрии. Эти сухие, написанные военным языком, корреспонденции становились как бы расширенным приложением к оперативным сводкам Советского Информбюро, публикуемым каждый день во многих газетах нашей страны. Время от времени ТАСС требовал от своего корреспондента столь же оперативного, но более полного описания отдельных сражений или крупной боевой операции, осуществляемой войсками, подчиненными маршалу Р. Я. Малиновскому... Выполнять задания ТАСС бывало не просто: требовалось побывать на местах боев, в действующих частях; определить все происходящее там; выяснить, каковы результаты тех или иных действий; выявить наиболее отличившиеся соединения, части, подразделения; отметить краткими характеристиками совершенные людьми подвиги и... немедленно, вопреки каким бы то ни было препятствиям и помехам, примчаться к фронтовому узлу связи. Там, вручив написанную в пути или по прибытии - глубокою ночью корреспонденцию дежурному офицеру связи и уговорив его организовать передачу материала в Москву без всякой задержки, проследить, как - в какие часы и минуты - он будет передан. И, наконец, получить "возврат" - то есть оригинал переданного, с номером и подписью передавшего... Только после этого можно было помыслить о коротком отдыхе - о коротком потому, что уже близился рассвет или, напротив, вечер и нужно было для выполнения нового задания опять мчаться в действующие части за сто, полтораста, а то и больше километров...

Мне, как писателю, всегда мечтавшему кроме "оперативок" написать и литературный очерк, приходилось зачастую выискивать укромный уголок и лишний "кусочек времени", чтобы осуществить свои желания. Все понимали это мое стремление и как могли по возможности мне содействовали... Но ведь помимо всего я непременно, в любой обстановке, вел и свой фронтовой дневник, на страничках которого оказывались иногда записи столь неразборчивые и беглые, что использовать их спустя какое-то время бывало уже невозможно, а часто, напротив, и другие записи, столь же неразборчивые и беглые, которые могли быть использованы мною только после войны, когда станет возможным подвести под них фундамент спокойных раздумий, сопоставлений, анализа. Но, случалось, запись дневника помогала сразу или почти сразу осмыслить происходящее, подвести итоги бурно набегавших событий, становилась основой корреспонденции...

28.12.1944, Штаб фронта

Кольцо вокруг Будапешта сжимается. Враг мечется в городе. Еще два дня назад, когда батальоны 46-й армии ворвались в западные предместья Буды, немцы начали спешно перебрасывать в Буду подкрепления...

...Сегодня немцы спешно перебрасывают свои войска из Буды в Пешт, потому что здесь, по восточному обводу кольца окружения, наши части кое-где подступили вплотную к окраинам города. Батальоны дивизий 30-го и 18-го корпусов уже ведут бои в окраинных районах города...

29.12.1944

Сегодня в 11 часов утра - неслыханное дело! - варварски, намеренно убиты наши парламентеры, посланные предъявить командованию вражеской группировки наш ультиматум! Убиты на дороге к Кишпешту, окраинному району восточной части Будапешта, в легковой машине, прицельным орудийно-минометным огнем по большому развевавшемуся над машиной белому флагу... В тот же час на западной, задунайской стороне столицы - на окраине Буды - убита вторая группа наших парламентеров!

Каков теперь будет приказ нашего командования, не говорит никто, но все догадываются...

Приказа войскам фронта еще нет, но никто не сомневается: приказ будет ночью, с утра начнется штурм Будапешта.

Все ждут с нетерпением, всем надоело видеть перед собой стены этого города - пора оставить их за собой!

Никто не может знать, сколько дней продлится штурм, но все знают: Будапешт будет взят, наступает последний срок. На капитуляцию вражеского гарнизона вряд ли стоит надеяться - не таковы фашисты. Чтобы щадить мирное население венгерской столицы!

Значит, штурм неукротимый, решительный!..

...Вчера сброшено над центром Будапешта сто пятьдесят тысяч листовок ультиматум и сообщение Информбюро о расстреле парламентеров и о том, что вся ответственность за вынужденный штурм города ложится на гитлеровское командование...

4.01.1945

Да, наше командование сделало все от него зависящее, чтобы избежать лишнего кровопролития в столице Венгрии, чтобы уберечь гражданское население Будапешта от жертв и страданий. Венгерский народ ждет нас, как своих освободителей от гитлеровского ига, от голода и лишений, от всяких чинимых фашистами бедствий. И если бы гитлеровцы, сознающие бессмысленность своего сопротивления, не были одержимы человеконенавистничеством, манией истребления целых народов, не были бы тупыми варварами, они пощадили бы измученных, ни в чем не повинных горожан, приняв наш ультиматум о прекращении сопротивления, гарантировавший и им самим жизнь и безопасность...

В эти горячие дни я - в непрерывных разъездах от штурмуемых кварталов города к узлу связи, откуда отправляю корреспонденции в Москву, и обратно...

Отсюда, с гор, виден весь Будапешт. Впрочем, сегодня как раз он невидим: тучи темно-серого дыма заволакивают его. И все мчащиеся к фронту машины приближаются к этой гигантской туче. Навстречу шагают колонны венгерских солдат и офицеров в ярко-зеленых шинелях. Пленные веселы: война для них кончилась, и они убеждаются, что русские совсем не таковы, какими их расписали немцы.

Вот на улицу предместья, по которой проводят пленных, выбежали местные жители. Несколько женщин бросились к шеренге мадьяр, заплакали, заголосили. Наш конвойный офицер подскакал на коне:

- В чем дело?

Женщины объяснили, что, мол, вот этот, с рыжими усами, и двое идущих с ним рядом - их родственники, из этой деревни. Офицер, усмехнувшись, распорядился вывести всех троих из колонны и дать им свободу: