Пушкин. Частная жизнь. 1811—1820 - Александр Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ура-а-а! — прокатилось по зале.
— Вот, господа, полный текст манифеста: «Спасение России от врагов, столь же многочисленных силами, сколь злых и свирепых намерениями и делами, совершенное в шесть месяцев всех их истреблением, так что при самом стремительном бегстве, едва самомалейшая токмо часть оных могла уйти за пределы наши, есть явно излиянная на Россию благость Божия, есть поистине достопамятное… — под общие возгласы Куницын начал читать, а в это время грянули пушки и начался колокольный звон по всему Царскому, — … происшествие, которое не изгладят века из бытописаний…» — слышался голос Куницына.
И опять, как при открытии Лицея, на балконе горел щит с вензелем государя императора, вокруг здания были поставлены зажженные плошки, а вдоль аллеи бочки со смолою.
— Ура-а! — кричали высыпавшие на улицу лицеисты.
Посмотреть на фейерверк собрались толпою и простолюдины, и приличная публика.
— Конец войне!
В карете сидела Бакунина с матерью, на нее вдруг случайно обратил внимание Пушкин, не предполагавший, что она тоже здесь, да так и застыл, пораженный ее красотой, ее неподдельным румянцем на щеках и лучистыми глазами, в которых отражались огоньки фейерверков.
— Хороша Бакунина! — тихо прошептал он, но его услышал стоявший подле него Малиновский.
— Да, — усмехнулся он, — хороша Параша, да не наша!
На крыше Лицея горела надпись «1813», и здесь мы на время оставим наших героев, чтобы вновь встретить их уже повзрослевшими, переломившимися в своем развитии в новую фазу.
— «…В сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к вере и к Отечеству, какими в сии трудные времена превознес себя народ российский, и в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа, подробное о чем постановление будет в свое время. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей храм многие веки, и да курится в нем пред святым Престолом Божиим кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовью и подражанием к делам их предков. АЛЕКСАНДР. Вильно. 25 декабря 1812 года», — закончил чтение государева манифеста адъюнкт Куницын, в котором говорилось о будущем храме, который так много значил в истории России и известен нам под именем Храма Христа Спасителя, ибо в Рождество Христово 25 декабря завершилась эта кровавая война.
По всеподданнейшему отчету фельдмаршала Барклая де Толли, поданному из Варшавы в 1815 году, война с французами стоила России 157 450 710 рублей 59 копеек ассигнациями. Но это вся война, включая и ту, что еще была впереди. Князь Горчаков держал этот отчет в руках, когда в 1862 году собирались праздновать пятидесятилетие Отечественной войны.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой Горчаков и Хитрово едут на музыкальный утренник по Тиргантенштрассе. — Октябрь 1882 года. — Замок Ивана Сергеевича Тургенева. — Представления в замке. — Баденская рулетка в прежние времена. — Музыкальный салон. — Князь Горчаков рассказывает о четырнадцатом годе. — Особняк Талейрана на улице Сен-Флорентен. — Роскошь дает некоторые преимущества. — Триумфальный въезд государя в Париж 31 марта 1814 года по европейскому календарюКнязь Горчаков и Хитрово выехали в пролетке на Тиргартенштрассе к старинным немецким друзьям светлейшего князя, родственникам герцога Баденского, на музыкальный утренник, который бывал обыкновенно от двух до пяти пополудни каждую среду. Князь Горчаков, когда был здоров, старался не пропускать эти утра, а вот Иван Петрович удостоился этой чести впервые.
В глубине старого парка, разбитого у подножия гор, окружавших Баден-Баден, прятались богатые виллы. Кованые решетки высоких ворот, увядающие цветники за ними, дорожки, посыпанные битым красным кирпичом, ведущие к кое-где видным с дороги роскошным особнякам; возле одного из них, в самом начале улицы, князь попросил остановиться: он хорошо просматривался с дороги.
— Вам, наверное, будет интересно, Иван Петрович, — сказал он, высвобождая руки из-под шотландского пледа, в который его закутал заботливый слуга, и поворачиваясь к окну. — Взгляните, это вилла Ивана Сергеевича Тургенева, он сам ее построил.
Здание было похоже на старинный замок с мансардами, покатыми крышами под красной черепицей и высокими трубами.
— Нравится? — спросил князь. — Нечто в стиле Людовика XIII…
— Вы знакомы с ним?
— Знаком. Мы познакомились при проезде государя Александра Николаевича, которого я сопровождал, со Всемирной выставки в Париже… Тогда мы на несколько часов остановились в Баден-Бадене, государь решил посетить прусскую королеву Августу…
— Кажется, это было в 1867 году? — спросил Иван Петрович, любивший по роду своей деятельности точность. — После второго покушения на государя… Тогда в Париже в него выстрелил поляк Березовский и, к счастью, промахнулся…
— Да. Все русские, жившие в Бадене, собрались на вокзале, чтобы выразить государю свои верноподданнические чувства… Мне представили Тургенева… Вскоре, когда я сам приехал поправить здоровье в Баден, он нанес мне визит.
Из двух труб с одной стороны здания курился дымок. За замком начинались лесистые горы, ниже, на пологих склонах, тянулись шпалеры облетевших виноградников; у подножия гор лежали луга Тиргартенталя.
— Здесь ему, наверное, замечательно работалось?
— Вероятно. А неподалеку находилась вилла Полины Виардо, скромная деревянная дачка, не то что этот замок. Нечто в русском стиле, с резьбой, как сейчас у нас стали строить… Муж Полины Виардо собирал живопись и при этом… — Горчаков рассмеялся дребезжащим смехом, — кое-что в ней понимал… Хозяйка салона, куда мы едем, брала у Полины уроки.
— Вы бывали у Виардо?
— Раза два бывали друг у друга с визитами, я даже присутствовал на их утреннем концерте, давали музыкальную пьеску их собственного сочинения. Текст в стихах по-французски написал господин Тургенев, а музыку госпожа Виардо. Этот тургеневский замок тогда был только что построен и стоял почти что пуст; в одной зале устроили театр. Сюжета, честно говоря, не помню… Какой-то колдун… Его дочь… Пьеска была на французском, а пели на немецком… У них был замечательный домашний орган, с миниатюрным портретом мадам Виардо. — Он показал, какого размера была миниатюра, сложив ладони в овал. — Хорошей работы. Орган для представления перетащили в дом Тургенева. Заняты в пьеске были дети госпожи Виардо в роли эльфов — ее ученицы. У Виардо была школа, учениц десять — двенадцать, своя система преподавания. Среди учениц, — улыбнулся князь, — должен сказать, были прелестные… Тогда представление посетили прусский король с королевой, наследный принц с принцессой, великий герцог Баденский, а министров, генералов и прочая не перечесть… Я оказался в числе приглашенных… Тургенев, кажется, тоже играл… Но не пел, нет, не пел… Был у них Лист, хвалил оперетку, но, я думаю, льстил; помню Антона Рубинштейна, модного композитора с его молоденькой, не помню уж, любовницей или женой. Потом я долго не бывал в Бадене, а он, по-моему, в России, приехал, а Виардо, как выяснилось, продали виллу и уехали в Париж. А с ними и Иван Сергеевич. Этот замок тоже продан…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});