Афера - Стивен Фрей

— Это невозможно! — Прескотт снова разволновался и даже грохнул кулаком по стойке. — Не забывайте, это федеральный суд, и речь идет о сотнях миллионов долларов. Мы тут не дорожную аварию разбираем. И судей такого уровня на кривой не объедешь!

— И тем не менее заседание надо отложить. — Уинтроп тоже сдерживал себя с величайшим трудом. — Сначала необходимо отыскать Фэлкона. До этого мы не можем раскрывать своих карт. Он ведь любого из нас способен привязать к этому делу. Все очень просто, Тернер, неужели вы не понимаете? Стоит Фэлкону сложить два и два, как всем нам конец. То есть пока-то ничего дурного мы не сделали, разве что несколько вольно обошлись с парой-другой установлений ФРС, но этим займется Уэнделл. Но стоит вам открыть рот, как у Фэлкона появится возможность доказать, что все это — подстава. И много еще чего на свет божий выйдет. Например, то, что это мы убрали Джереми Кейса и еще одного малого из «Пенн-мар», его предшественника. Далее — Питер Лейн и «несчастный случай» с Филипелли.

— Ну, этого-то никому доказать не удастся.

— Не зарекайтесь.

— И все же не могу я отложить слушания. Никак не могу! — Прескотт одним глотком допил виски. — Сегодня настанет момент, когда судья посмотрит на меня и спросит, есть ли еще свидетели. А у меня их нет.

— Неужели никак нельзя потянуть день-другой? Попросить продолжить заседание или что-нибудь в этом роде.

— Попробую, конечно. Но если судья скажет «нет», я по уши в дерьме. Хочешь не хочешь, придется спускать курок.

— Что ж, если выбора не останется и придется выкладывать карты на стол, действуйте, — негромко сказал Грэнвилл.

Они сидели, молча глядя друг на друга. Ситуация сложилась аховая.

— Что вы думаете о том, как Фэлкон распорядится своей находкой? Дождется, когда мы заведем свою песню про экологию, и обвинит нас в нарушении закона?

— Понятия не имею. Он убил человека или, по крайней мере, причастен к его смерти, так что положение и у него не лучше нашего. Вряд ли он побежит в прокуратуру.

— Но может послать туда материалы, не раскрывая себя.

— Может, только непонятно, чего этим добьется.

— Чеймберс ведь не сказал полиции, что это мог быть Фэлкон?

— Конечно, не сказал, он же не дурак.

Прескотт задумчиво пожевал губами.

— Не пойму все же, зачем это вообще понадобилось Фэлкону? Вломился в чужой кабинет. К чему ему так рисковать? Что ему надо?

— Я и сам думал об этом. Не знаю. Просто не знаю. Мне казалось, что уж за пять-то миллионов он принесет нам на блюдечке «Пенн-мар» и будет тише воды ниже травы, но, видно...

Уинтроп не закончил фразы. Прескотт снова потянулся к бутылке.

— Полагаете, он нашел счет и денежный перевод, связывающий его с покупкой акций химической компании? Вычислил, что мы его подставляем?

— Не исключено.

— Ясно, что как-то он эти материалы собирается использовать. Иначе зачем рисковать?

— Вы правы. И в этой связи, по-моему, нам еще сильно повезло, что на сцене вдруг появился охранник, который потом погиб.

— Итак, наши действия?

— А какие действия? Не дергаемся, спокойно выжидаем и не мешаем Фениксу Грею делать свое дело.

Уинтроп и Прескотт вновь обменялись долгим взглядом. Они попали в серьезную переделку, и как ни пытались убедить себя, что это не так, им это не удавалось.

Шэрон Крус смотрела на присяжных. У них челюсти сводило от скуки. Толстяк во втором ряду клевал носом. Голова его, несмотря на все усилия, клонилась назад, пока наконец не стукнулась о стену, покрытую деревянными панелями. Три-четыре секунды толстяк находился в этом положении: со скрещенными на груди руками и открытым ртом. Потом голова его начала медленно клониться набок. Но тут он дернулся, да так, что ткнул локтем в спину сидевшую перед ним в первом ряду присяжных маленькую китаянку в розовом платье. Она охнула, но никто не обратил на нее внимания.

Толстяк поджал губы и испуганно завертел головой — не заметил ли кто, что он задремал. Кажется, кроме Шэрон, никто. Толстяк внушительно откашлялся, лицо его приняло серьезное выражение, и он попытался сосредоточиться на происходящем. Тщетно. Через две минуты голова его снова откинулась назад. «Плохо, — подумала Шэрон. — Очень плохо».

Прескотт сегодня явно был не в своей тарелке. Острый, как бритва, ум, который оказывал такое гипнотическое воздействие и на Шэрон, и на всех других участников и посетителей судебного заседания, словно иссяк. Токсиколога из Мэрилендского университета Прескотт допрашивал совсем не в своей манере — тяжеловесно и занудно. Вопросы были лишены логической связи, а то и вообще не имели отношения к делу. А мешки под глазами и непривычная для этого человека вялость свидетельствовали о том, что он подавлен. Шэрон перевела взгляд на пенн-маровских адвокатов. Вон сколько их здесь собралось — целый легион. Они тоже, конечно, заметили внезапную перемену в своем легендарном противнике. Чуют, наверняка чуют открывающиеся возможности, хотя, разумеется, вместе со всеми остальными ломают голову над тем, что случилось.

А что, в самом деле? Токсиколог — их последний свидетель, дальше слово предоставят защите. Мало того, наряду с водителем грузовика, он — главный свидетель. Именно токсиколог способен установить связь между отравой в крови животных и в водопроводе с отравой в цистернах с маркой «Пенн-мар», обнаруженных на ферме Паркеров. А Прескотт — сам Прескотт! — мямлит, задает какие-то не те вопросы и вообще явно обращает больше внимания на продолговатую папку, лежащую на столе истца, чем на свидетеля.

«Ну же, Тернер, встряхнись. Мы теряем все, что завоевали в минувшие три недели». Шэрон посмотрела на чету Брэдли — они определенно чем-то взволнованы, — затем вновь перевела взгляд на пенн-маровскую команду. Там точно чуют, что появилась возможность соглашения сторон. Причем соглашения очень либерального.

— Мистер Прескотт! — Судья перебил адвоката, задающего очередной вопрос человеку в толстых очках.

— Да, ваша честь?

— Какое это имеет отношение к делу? У наших уважаемых присяжных, знаете ли, дела есть, работа. И когда-то мы должны позволить им вернуться на работу. Хотелось бы, чтобы это произошло до Рождества.

— Да-а... работа... дела. Хорошо бы до Рождества, конечно... — механически откликнулся Прескотт.

Шэрон перехватила взгляд, брошенный им на часы. Он явно тянет время. Шэрон тоже посмотрела на часы. Одиннадцать. Час до обеда.

Прескотт молча смотрел на токсиколога, видно, прикидывая, стоит ли продолжать допрос. В конце концов решил, что не стоит, и медленно побрел на свое место, но по пути остановился перед судьей и громким чистым голосом проговорил:

— Судья Томас, у нас появились новые свидетельства, которые, с нашей точки зрения, могут оказать серьезное влияние на ход слушания дела. Увы, нам не хватило времени...

Судья вскинул широкую ладонь с искривленными пальцами.

— К этому свидетелю у вас вопросов больше нет, мистер Прескотт?

Шэрон Крус растерянно замигала. О чем это он? У него что, действительно появилась новая информация, которой он предпочел не делиться с ней, или это всего лишь театральное представление, какими Прескотт славился в свои юные годы?

— Нет, к мистеру Корику у меня вопросов больше нет, — помолчав, ответил Прескотт.

— Очень хорошо.

Шэрон глубоко вздохнула. Прескотт не исчерпал и половины вопросов, подготовленных ими нынче для Корика. Она с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить с места и не задать их самой.

— Мистер Джордан, ваша очередь. — Судья ткнул своим длинным пальцем в главного адвоката со стороны компании-ответчика.

Тот поднялся.

— Э-э... ваша честь, пока у нас нет вопросов к мистеру Корику.

— Отлично! — просиял судья Томас. — Наконец-то мы к чему-то приближаемся. Прогресс. Обожаю прогресс. — Он перевел взгляд на свидетеля: — Благодарю вас, мистер Корик, вы свободны.

Токсиколог кивнул, покинул свидетельскую трибуну и быстро прошел на свое место в зале. Как и другим, ему стало ясно, что вот-вот должно произойти нечто весьма важное. Даже толстяк присяжный проснулся.

Судья дождался, пока токсиколог займет свое место, затем навис над столом и пристально посмотрел на Прескотта. При такой огромной голове глаза у него были слишком маленькими.

— Итак, у вас появились новые факты? — насмешливо проговорил судья и саркастически улыбнулся. — И вы, надо полагать, намерены попросить меня продлить процесс? Хотя бы на несколько дней, чтобы у вас было время все оформить? — Судья Томас хорошо знал фокусы Прескотта.

Тот молча кивнул. Он вдруг почувствовал себя человеком, затягивающим петлю на собственной шее.

— Что-что? — Судья поднес руку к уху. — Не слышу.

— Совершенно верно. Нам нужно два дня, чтобы свести воедино вновь выявленные факты.

Судья откинулся на спинку кожаного кресла, жалобно скрипнувшего под его могучим торсом, и покачал головой: