История любви леди Элизабет - Джудит Макнот

В это мгновение Элизабет вдруг вспомнила то, что давно уже решила забыть. Она вспомнила, как он вальсировал с ней в беседке и естественную грацию его движений. Торнтон явно обладал способностью вписываться в ту среду, в которую ему случалось попадать. Почему-то эта мысль расстроила ее – или потому, что он, казалось, почти заслуживал восхищения, или потому, что неожиданно заставила ее усомниться в способности правильно оценить его в то время. Впервые после той страшной недели, закончившейся дуэлью, Элизабет позволила себе пересмотреть то, что произошло между ней и Яном Торнтоном – не события, а их причины. До сих пор она могла переносить последовавший позор только потому, что целиком и полностью обвиняла за это Яна, точно так же, как делал это Роберт.

Снова очутившись с ним лицом к лицу сейчас, когда Элизабет была старше и умнее, она, казалось, больше не могла этого делать. И даже то, что Ян был недобр к ней сейчас, не могло заставить ее и дальше полностью возлагать на него вину за прошлое.

Медленными движениями моя блюдо, она увидела себя такой, какая есть: глупая, потерявшая голову и так же виновная в нарушении правил, как и он.

Решив быть беспристрастной, Элизабет пересмотрела свои действия два года назад и собственную вину. И его. Прежде всего, нет слов, как она была глупа, так сильно желая защитить его… и ища его защиты. В семнадцать лет, когда ей должно было быть слишком страшно даже подумать о свидании с ним в том домике, она боялась уступить тем непонятным, неведомым чувствам, которые пробудили в ней его голос, глаза, прикосновения.

Когда ей по всем правилам следовало бояться его, она боялась только за себя, за будущее Роберта и Хейвенхерста. Если бы Элизабет провела наедине с Яном Торнтоном еще один день, еще несколько часов в тот уик-энд, она бы отбросила осторожность и разум и вышла за него замуж. Элизабет уже тогда чувствовала это и поэтому послала за Робертом, чтобы тот увез ее пораньше.

Нет, поправила себя Элизабет, ей никогда не грозила опасность выйти замуж за Яна Торнтона. Несмотря на то, что два года назад он говорил, что хочет жениться на ней, такого намерения у него не было, Ян сам признался в этом Роберту.

И тут, когда воспоминания начали пробуждать в ней гнев, она вспомнила кое-что еще, что странным образом успокоило ее. Впервые за два года Элизабет вспомнила то, о чем предупреждала ее Люсинда накануне первого выезда в свет. Наставница подчеркивала, что женщина должна каждым своим поступком внушать джентльмену, что от него ожидают, что он будет вести себя, как джентльмен, в ее присутствии. Дуэнья, очевидно, понимала, что хотя мужчины, с которыми собиралась познакомиться Элизабет, были формально «джентльменами», в отдельных случаях они могли вести себя не по-джентльменски.

Допуская, что Люсинда была права в обоих случаях, Элизабет начала раздумывать, а не была ли она сама виновата в том, что случилось в тот уик-энд. В конце концов, с самой первой встречи Элизабет, конечно, не произвела на Яна впечатление добродетельной молодой леди строгих правил, которая ожидала от него самого строгого соблюдения приличий. Прежде всего она попросила его пригласить ее на танец.

Доведя эту мысль до соответствующего вывода, подумала, а не сделал ли Ян, возможно, того, что сделали бы многие другие, принимаемые в свете джентльмены. Он, вероятно, считал ее более опытной, чем она была, и хотел развлечься. Если бы Элизабет была умнее, опытнее, то, без сомнения, знала бы это и сумела бы вести себя с шутливой искушенностью, которую Ян, должно быть, и ожидал от нее тогда. Сейчас, ощущая себя взрослым человеком, Элизабет поняла, что хотя Ян не был принят в обществе, как многие из кавалеров света, он действительно вел себя не хуже их. Она видела, как замужние женщины флиртовали на балах; даже случайно была свидетельницей сорванного поцелуя или двух, после чего джентльмен получал всего лишь удар веером по руке и предупреждался со смехом, что должен вести себя хорошо. Элизабет улыбнулась при мысли, что вместо удара по руке за нахальство Ян Торнтон получил пулю из пистолета. Она улыбнулась, но на этот раз без злорадного удовлетворения, а просто потому, что в этом была определенная забавная ирония. Ей также пришло в голову, что она могла бы пережить весь этот уик-энд и ничего плохого, кроме причиняющего легкую боль затянувшегося увлечения Яном Торнтоном, не случилось, если бы ее не застали с ним в оранжерее.

Оглядываясь назад, ей виделось, что за большую часть того, что случилось, следовало винить ее собственную наивность.

Каким-то образом от всего этого она почувствовала себя лучше, впервые за долгое время растворился бессильный гнев, который мучил ее почти два года, ей стало легко.

Элизабет взяла полотенце, затем застыла на месте, раздумывая, а не ищет ли она просто оправданий для этого человека. Но зачем бы, размышляла она, медленно вытирая глиняные тарелки. Ответ заключался в том, что у нее просто сейчас было больше проблем, чем она могла справиться, и, избавившись от враждебного чувства к Яну Торнтону, ей будет легче их решить. Это выглядело так разумно и так правдоподобно, что Элизабет решила, что это должно быть правильно.

Когда все было вытерто и убрано, она вынесла воду, затем походила по дому, ища какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься. Поднялась наверх, распаковала письменные принадлежности и принесла их вниз на кухонный стол, чтобы написать Александре, но через несколько минут почувствовала себя слишком взволнованной, чтобы продолжать. На дворе было так хорошо, и по наступившей тишине она знала, что Ян закончил колоть дрова. Положив перо, вышла из дома, навестила в амбаре лошадей и, наконец, решила заняться большим участком, заросшим сорняками и пробивающимися сквозь них цветами позади дома, где когда-то был сад. Она вернулась в дом, нашла пару старых мужских перчаток и полотенце под колени и снова вышла.

С безжалостной решительностью Элизабет выдергивала сорняки, которые душили храбрые маленькие анютины глазки, пробивающиеся к воздуху и свету. К тому времени, когда солнце стало лениво склоняться к закату, она избавилась от самых густых сорняков и выкопала несколько колокольчиков, посадив их ровными рядами в саду, чтобы в будущем их краски были видны самым наилучшим образом.

Временами Элизабет прекращала работу и, стоя с лопатой в руке, смотрела вниз в лежащую там долину, где сквозь деревья вилась тонкая ленточка ручья, сверкая голубизной. Иногда она видела быстрое движение руки Яна, когда тот забрасывал удочку. Иногда он просто стоял там, слегка расставив ноги, смотря на скалы на севере.

День уже кончался, и она, не вставая с колен, выпрямилась и смотрела, как выглядят колокольчики, пересаженные ею. Рядом с ней возвышалась маленькая кучка компоста, который Элизабет сделала, смешав сгнившие листья и кофейную гущу, оставшуюся от завтрака.