Вглядись в его лицо - Лиза Скоттолини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Постановление суда, которое тебе вручили в больнице, — уточнил Марсело. Он стоял за спиной у Рона, скрестив руки на груди.
Элен наморщила лоб. Она ничего не помнила. Ну и ладно…
— Итак, можно ли что-то предпринять?
Рон ответил не сразу.
— Ничего.
Элен изо всех сил старалась держать себя в руках.
— Я имею в виду процесс передачи.
— А конкретнее?
— Все произошло так… быстро. Внезапно. Дома у него одежда, игрушки, книги, диски, кот…
Элен приказала себе остановиться. Уилл будет скучать по Орео-Фигаро. Может быть, ей разрешат передать мальчику хотя бы кота?
— Почему нельзя облегчить для него переходный период? Ради него, а не ради меня! — Она вспоминала, что ей говорили в больнице агенты ФБР.
— Исключено, Брейверман и слышать ничего не желает. Я уже побеседовал с Майком Кьюсаком. Он известный адвокат из фирмы «Морган, Льюис». Насколько я понимаю, мистер Брейверман — человек состоятельный.
— Да.
— Так вот, он пустил в ход тяжелую артиллерию. По закону вы можете сделать так, как хотите, то есть облегчить для мальчика переезд, только с согласия родного отца. А он категорически не согласен. По словам его адвоката, в сложившихся обстоятельствах его клиент вам не доверяет.
— Но ведь дело не во мне!
— Я вас понимаю, и вы тоже поймите. Брейверман не питает к вам личной вражды. — Рон похлопал ее по руке. — Ему нужно ехать домой, хоронить жену. И во многих отношениях начинать жизнь заново. Так сказать, склеивать осколки.
Что-то екнуло у Элен в груди.
— Я все понимаю, но что, если так будет хуже для Уилла? Вдруг, совершенно неожиданно, он попадает на похороны матери, видит горе отца… Да он просто с ума сойдет!
— Вы снова фантазируете. Вы не знаете, что лучше для ребенка, а что нет. Не забывайте, в вашем случае речи об интересах ребенка не идет. Брейверман его родной отец и может поступать с сыном как хочет. — Рон посмотрел ей прямо в глаза. — По-моему, вам тоже пора склеивать осколки. Смиритесь! Утешайтесь тем, что Уилла будут любить, о нем прекрасно позаботятся. К мальчику уже пригласили педиатра и психотерапевта, специалиста по детским неврозам.
Элен из последних сил старалась не расплакаться. Ей снова не хватало воздуха. Уилл попадет в руки целой кучи врачей-специалистов, но у него не будет матери. Что тут скажешь?
— Со временем он успокоится.
— Он не вещь, чтобы передавать его из рук в руки. Он ребенок, он чувствует, он страдает!
— Дети быстро приспосабливаются.
— Терпеть не могу, когда так говорят, — парировала Элен резче, чем собиралась. — Конечно, нам, взрослым, так удобнее. Мы говорим так, когда думаем, будто с чувствами ребенка можно не считаться, потому что они нам только мешают. А знаете, Рон, как оно бывает на самом деле? Дети приспосабливаются, но рано или поздно старые раны снова начинают кровоточить. И они вспоминают прежние обиды. А знаете, кто от них страдает? Нет, не взрослые. А сам ребенок. То есть Уилл. Он будет страдать, и даже сам не поймет почему. — Элен негромко икнула и прикрыла рот рукой, сдерживая рыдания. — Ему был всего год, когда его увезли от родной матери. Теперь его снова увозят. История повторяется… Неужели нельзя отнестись к нему потактичнее? Разве я о многом прошу?
— У нас нет выбора, и потом, в конце концов, он придет в норму. — Рон похлопал ее по плечу, сжал ей руку.
Марсело ненадолго вышел из спальни, но вскоре вернулся, неся стакан с водой.
— Прими еще таблетку, — велел он, протягивая ей ладонь.
Элен приподнялась, взяла у него с ладони снотворное и запила его целым стаканом воды. Как хочется пить! Как будто она находится в Сахаре…
— Рон, а можно мне позвонить Уиллу? Можно мне хотя бы поговорить с ним?
— Нельзя.
— Вы, наверное, шутите.
— Нет. — Рон покачал головой. — По мнению психолога, лучше сразу оборвать все отношения.
— Для кого лучше? Для них или для него? Меня обвинили в эгоизме, но эгоисты они, а не я!
— Я вам сочувствую, но мы ничего не можем поделать.
Элен надеялась, что снотворное подействует быстро.
— Как по-вашему, где он сейчас?
— Кто, Уилл? Пока еще здесь, в Филадельфии. Они пробудут здесь до тех пор, пока не завершится предварительное следствие и коронер не отдаст Биллу тело Кэрол Брейверман.
Сердце Элен кольнула боль.
— Когда все закончится, как вы думаете?
— Через пару дней.
— Зная Билла, могу предположить, что он снял номер в «Ритце» или «Временах года». Скорее всего, все-таки в «Ритце».
— А по-моему, во «Временах года», — возразил Марсело.
Рон нахмурился.
— Послушайте-ка меня, молодые люди! Если вы намерены туда проникнуть, предупреждаю сразу: даже не думайте! Кьюсак предупредил меня: если вы попытаетесь увидеться с Уиллом, они добьются судебного запрета для вас приближаться к мальчику.
Марсело нахмурился.
— Просто не верится, что люди могут быть такими жестокими.
— Так бывает. — Рон пожал плечами. — Кьюсак говорит, что Брейверман пытается защитить своего ребенка, и я ему верю.
— От кого защитить? От меня?
— Да.
Элен старалась рассуждать здраво, но голова отказывалась переварить услышанное.
— Значит, мне и правда нельзя звонить Уиллу?
— Да. Детский психолог, которого они наняли, считает, что ваши звонки будут отвлекать мальчика и помешают ему наладить отношения с родным отцом.
— Ничего себе детский психолог!
— Можно найти специалиста, который скажет все, что вам угодно.
— Значит, нам тоже нужно найти соответствующего специалиста.
Рон покачал головой:
— Нет, ведь в вашем случае спор о ребенке не имеет места. Вы не имеете на него никаких прав. Они победили. Если это вас утешит, то… я попросил их через неделю сообщить вам о состоянии мальчика, физическом и эмоциональном, и они согласились.
— Как великодушно с их стороны! — Несмотря на то что снотворное уже начинало действовать, Элен душил гнев.
— Давайте смиримся с тем, что есть, и начнем плясать оттуда.
— Им необходимо знать его анамнез. Они ведь даже этого не знали. Все его карты, все сведения о его болезнях у меня.
— Лучше переслать их им или его врачу.
Элен ссутулилась на подушке, стараясь никого не обидеть. Не заплакать. Не закричать. Не пытаться повернуть время вспять, в тот день, когда она заметила в почтовом ящике ту ужасную листовку.
— Элен, попробуйте поспать. Помните, что написал Шекспир: «Сон избавляет от всех забот».
— Шекспир не был матерью.
Рон встал.
— Если у вас появятся вопросы, звоните. И держитесь. Я с вами. Луиза тоже передает вам привет.
— Спасибо! — Элен проводила Рона взглядом. За ним из спальни вышел Марсело. Она крикнула им вслед: — Рон, спасибо за то, что не сказали: «А что я вам говорил?»
Рон не ответил. Шаги на лестнице стихли.
Через какое-то время Марсело снова поднялся в спальню, неся в руке полный бокал.
— Что там? Виски?
— Кока-кола.
— Кто тебя знает. — Элен приподнялась и отпила глоток сладкой газировки.
— Есть хочешь?
— Нет. — Элен вернула Марсело бокал и опустила голову на подушку. Скоро голова закружилась; ее охватила приятная легкость. Через опускающуюся на нее пелену смутно брезжили мысли о Конни и об отце. — Надо позвонить его няне и рассказать, что случилось.
— Скорее всего, она уже знает. По телевизору только об этом и говорят.
— Она очень огорчится. — Элен снова почувствовала себя виноватой. — Ей нужно было узнать обо всем от меня, а не от посторонних людей…
— Я обо всем позабочусь. — Марсело взял у нее бокал и поставил на тумбочку. — Не хочу, чтобы ты из-за этого волновалась. Как ей позвонить?
— Номер няни забит в память моего телефона. Телефон в сумке. Посмотри на букву «К»: Конни. А еще нужно известить моего отца. Он в Италии. Сочетается браком.
Марсело нахмурился.
— Когда он вернется?
— Не помню.
— Тогда я подожду.
— А еще нужно покормить кота.
— Я все сделаю. А ты отдыхай. — Марсело стиснул ее плечо.
— Спасибо за то, что ты такой хороший.
— Рон прав, тебе нужно учиться жить заново, склеивать осколки. Я тебе помогу.
— Ты вовсе не обязан.
— Я хочу тебе помочь. Более того, считаю себя обязанным. — Марсело погладил ее по плечу, и Элен стало чуточку теплее.
— Сегодня я ночую у тебя?
— Да.
— Где ты будешь спать?
— Где ты скажешь. У меня есть еще одна спальня, но мне больше хочется остаться здесь, с тобой.
У Элен перед глазами все поплыло.
— Ты что, приглашаешь меня на свидание?
— Стадию свиданий мы с тобой пролетели.
Элен закрыла глаза. Ей нравилось слушать голос Марсело — бархатистый, глубокий. Из-за акцента казалось, что он пришепетывает во время разговора, но его это не портило.