Нострадамус - Алексей Пензенский

Есть и объективные трудности. В XVI веке французский язык еще не сформировался окончательно; это эпоха активного словотворчества, поиска и утверждения оптимальных грамматических, лексических и синтаксических норм. «Пророчества» Нострадамуса переполнены латинизмами, словами греческого происхождения и старинными французскими словами, ныне забытыми или употребляющимися в ином, чем тогда, значении. «Пророчества» полны опечаток – даже прижизненные их издания заметно отличаются друг от друга. К тому же Нострадамус, видимо, диктовал свои катрены секретарю, и тот не всегда правильно понимал некоторые слова на слух; это приводило к искажениям на этапе подготовки рукописи. Неудивительно, что и типографские работники допускали опечатки – во-первых, не бывает книг без опечаток, а во-вторых, текст «Пророчеств» весьма сложен и ошибиться при его наборе несложно.

Следует особо оговорить проблему топонимов – названий населенных пунктов. В XVI веке они сильно отличались от современных, даже с учетом того, что Нострадамус часто использовал латинские (римские), а следовательно, стандартные, принятые среди ренессансных эрудитов топонимы.

Наконец, нельзя не упомянуть об образности поэтического языка Нострадамуса; поэзия диктовала ему свои правила. Прозвища и намеки (использование которых объясняется политической осторожностью автора) не всегда легко понять. Например, «красными» Нострадамус называл либо кардиналов (по цвету шапок и мантий), либо вообще католиков, либо испанских и имперских солдат (по цвету знамен). «Белыми» в его «Пророчествах» названы французы – по цвету белого флага Валуа. В катренах появляется персонаж по прозвищу Полумесяц, однако речь идет вовсе не о турецком султане (в то время мало кто в Европе знал, что на флаге Османской империи красуется полумесяц), а о французском короле Генрихе II, сделавшем полумесяц личной эмблемой в честь своей любовницы Дианы Пуатье (Диана – богиня Луны). «Варварами» в катренах названы берберийские (алжирские) корсары и т. д.

Но главное, что следует учитывать при чтении катренов, – это исторический контекст эпохи, в которую они были написаны. Ошибка многих сотен комментаторов и толкователей «Пророчеств магистра Мишеля Нострадамуса» в том, что они, как правило, во всех без исключения катренах видели описание будущих событий, вырывая их из контекста XVI века. В то же время, как мы увидим, адекватное понимание смысла «Пророчеств» невозможно без рассмотрения исторического фона, на котором они появились.

Именно в историческом контексте мы будем рассматривать катрены Нострадамуса. При внимательном изучении легко выявляются источники его пророческого вдохновения, та натура, с которой он писал свои знаменитые «Пророчества».

Начало сочинения описывает Нострадамуса за его «прикровенным трудом»:

1-1Estant assis de nuict secret estude,Seul repouse sus la selle d'aerain,Flambe exigue sortant de solitude,Faict proferer qui n'est a croire vain.

[Пророк] сидит ночью, в удалении, в кабинете,Один, в покое, на бронзовом сиденье,Тонкий язык пламени, исходящий из уединения,Заставляет изрекать [вещи], вера в которые не напрасна.

1-2La verge en main mise au milieu de BRANCHESDe l'onde il moulle & le limbe & le pied.Un peur & voix fremissent par les manches,Splendeur divine. Le divin pres s'assied.

С посохом в руке, посреди Бранхид,Водами смачивает кайму [одежды] и стопы.Пар и голос трепещут [его] рукавами.Божественное сияние. Божество располагается рядом.

Здесь поэт-пророк (то есть сам Нострадамус) приобщается к божественному духу для того, чтобы возвестить народу о грядущих событиях. Мишель Монтень, напрямую обращаясь к античному опыту, писал в эссе «О суетности»:

«Поэзии, и только поэзии должно принадлежать в искусстве речи первенство и главенство. Это – исконный язык богов. Поэт, по словам Платона, восседая на треножнике муз, охваченный вдохновением, изливает из себя все, что ни придет к нему на уста, словно струя родника; он не обдумывает и не взвешивает своих слов, и они истекают из него в бесконечном разнообразии красок, противоречивые по своей сущности и не плавно и ровно, а порывами. Сам он с головы до пят поэтичен, и, как утверждают ученые, древняя теогоническая поэзия – это и есть первая философия».[130]

Действительно, в диалоге «Ион» (534 b) Платон говорит: «Поэт – это существо легкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным и не будет в нем более рассудка; а пока у человека есть этот дар, он не способен творить и пророчествовать».[131]

Описание процесса пророчествования заимствовано Нострадамусом из книги флорентийского неоплатоника Петра Кринита «De honesta discipilina», где пересказывался трактат греческого философа IV века Ямвлиха Халкидского «Ответ учителя Абаммона на письмо Порфирия к Анебону и разрешение содержащихся в нем сомнений» (в латинском переводе Марсилио Фичино и под названием «De mysteriis АЕgyptiorum» – «О египетских мистериях» он появился в конце XV века). Там, в частности, говорится: «Женщина, дающая оракулы в Бранхидах, или исполняется божественным сиянием, держа в руках жезл (латинское virga означает не только «жезл», «посох», но и «ветвь». – А.П.), изначально предоставленный неким богом, или предрекает будущее, сидя на оси, или восприемлет бога, смачивая ноги или край одежды в воде или вдыхая исходящий от воды пар. Во всех этих случаях она, приготовляя необходимое для встречи бога, получает его частицу извне».[132]

Текстуальное совпадение первых катренов Нострадамуса с рассуждениями Ямвлиха в передаче Кринита позволяет предположить, что un реur («страх») во втором катрене – опечатка от vapeur («пар»).

Ночь, тишина, одиночество – непременные условия контакта с божественным разумом. Нострадамус изображает себя вместо жрицы или сивиллы, водяной источник в Бранхидах преображается у него в рабочий кабинет натурфилософа, бронзовый треножник – в бронзовое кресло без спинки (selle), а экстатический возглас жрицы «Вот бог!» (Ессе deus!) – в спокойную констатацию: «Божество располагается рядом». Бог приходит и «диктует» оракулу пророчества, как это описано в «Энеиде» Вергилия (VI, 42–51):

В склоне Эвбейской горы зияет пещера, в нее же

Сто проходов ведут, и из ста вылетают отверстий,

На сто звуча голосов, ответы вещей Сивиллы.

Только к порогу они подошли, как вскрикнула дева:

«Время судьбу вопрошать! Вот бог! Вот бог!» Восклицала

Так перед дверью она и в лице изменялась, бледнея,

Волосы будто бы вихрь разметал, и грудь задышала