Последний бой КГБ - Леонид Шебаршин

– Вы помните, как начинали?

– Впервые в качестве разведчика я приехал в Пакистан, где уже был в первой командировке от МИДа. Меня определили во внутриполитическую группу. Разведчик несет двойную нагрузку: работает и по посольству, и свою работу делает. Я, как обычный дипломат, писал справки, характеристики политических деятелей, привлекался к переводам бесед посла М.В. Дегтяря. Кстати, никогда от этого не отказывался и с удовольствием это делал. (До сих пор горжусь тем, что характеристика президента Аюбхана была доложена первому замминистра В.В. Кузнецову, который наложил на нее резолюцию: автора поощрить!) А после работы, может даже до утра, приходилось работать на разведку. Некоторые ныли: мол, слишком большая нагрузка. Хотя на моей памяти никто от нее не сломался, просто нужно быть организованным, внутренне дисциплинированным человеком и стремиться делать дело, а не кино иностранное смотреть да виски с содовой пить под пальмой.

– Кстати, считается, что разведчики должны уметь пить, не пьянея, чтобы, так сказать, перепить собеседника.

– Я всегда очень неодобрительно относился к выпивке, которая связана с работой. Может, в Европе немного по-другому, но Пакистан и Индия – своеобразные страны. Когда я там работал, я абсолютно исключал спиртное. Это не подспорье, а помеха в работе, ужасная глупость! Бывали случаи, когда во время вербовочной беседы наши сотрудники напаивали собеседника. Что он может испытать наутро? Ненависть к тем, кто довел его до такого состояния, и крайнее отвращение к самому себе. На этом часто заканчивается всякое сотрудничество. Поэтому утверждение, что в нашем деле без этого не обойтись, – это легенда, придуманная пьющими людьми для оправдания собственного пьянства.

– Самая большая трудность в работе разведчика?

– Приобрести источник, говоря нашим языком, завербовать агента. Привести человека к сотрудничеству. Человек «разрабатывается», изучается, его «привязывают» на идейной или на денежной основе.

– Сколько у вас было источников за всю карьеру?

– Иностранцев – шесть. Необходимое условие для нормальной длительной работы с человеком – это, конечно, личная симпатия и взаимное доверие. Трудность также в том, как создать условия для продолжения контакта с ним. Ведь за рубежом каждый советский человек с диппаспортом автоматически подозревался в принадлежности к разведке. Значит, надо было так организовывать встречи, чтобы они не фиксировались. В Азии сделать это сложно. Вот в Европе в любом городе масса кофеен, пабов. Кому интересно знать, о чем разговаривают два белых человека? А в местах, где я работал – таких, как Карачи, Равалпинди, Дели, Тегеран, – приходилось исхитряться.

– Трудность разведдеятельности, наверное, еще и в том, что ты в постоянном напряжении, в ожидании разоблачения?

– Да, во время проведения операции (встреча с источником, заложение тайника или его изъятие) тебя могут захватить, причем сделать это разными способами: могут и бока намять, и дорожный инцидент устроить – грузовиком на тебя наедут. Могут просто выгнать без объяснения причин, но с шумом. Это большая неприятность, поскольку возможность использования человека резко снижается.

– Какими же способами вы пользовались, чтобы «обхитрить» контрразведку?

– Приходилось подбирать человека в пустынном месте и минут 20 ездить с ним по другим пустынным местам. Существует железное правило: если подозреваешь слежку, у тебя должен быть запасной вариант: ты едешь к приятелю, в клуб и т.п. И у наблюдателя не должно быть оснований обвинять тебя в том, что ты оторвался. В следующий раз не оторвешься – не пожалеют сил. Помню смешной случай. Я как-то через агента получил (не буду говорить, в какой стране) отчет бригады наружного наблюдения о том, как от них оторвался объект, мой работник. И вот они пишут: мол, у него машина была мощнее. А я-то достоверно знаю, что мой работник нормально ехал, они его просто потеряли. Но таким образом они пытались выбить из начальства деньги на обновление автопарка.

– Вы фотографировали документы пачкой «Мальборо»?

– Да, мне приходилось пользоваться камерой, закамуфлированной под сигаретную пачку, портсигар.

– Вам приходилось разочаровываться в коллегах?

– Иногда в разведку попадали недостаточно умные люди, попросту говоря дураки, которые показывали, особенно в бытовых конфликтах, что у них, как у сотрудников КГБ, есть какая-то власть, хотя ее не было. Я боролся с этим самым жестким образом. Тех, кто случайно срывался, можно было просто мягко укорить, а от дураков приходилось постепенно освобождаться.

– Престиж разведки в 1990-е сильно упал. Думается, сейчас ее значение возрождается.

– Естественно, я доволен этим. Но я очень переживал из-за того, что происходило с разведкой в те годы. Во-первых, шло оголтелое наступление на органы госбезопасности, включая разведку, со стороны внутренних сил, массированная клеветническая кампания, оркеструемая в значительной степени из-за рубежа. Естественно, на многих это действовало обескураживающе. Возникли серьезнейшие материальные трудности: цены росли, зарплаты оставались низкими, в то же время росли и соблазны за пределами службы. А разведчик – это ценный сотрудник, который обладает и дисциплиной, и ответственностью, и связями, и привычкой работать в системе. Два иностранных языка знает. Когда сотрудники начали уходить, я положил себе за правило никого не удерживать и не уговаривать. Если человек проявляет слабину, его можно уговорить, но потом настанет момент, когда он проявит ее еще раз. Как-то я пригласил к себе человека, который собирался уйти, и сказал: будут проблемы – звоните. Он не позвонил, значит, у него все в порядке. Далее. В отношении КГБ была проведена бесшабашная реформа, вернее вивисекция: многократно менялись руководители, и многих это деморализовало.

– Люди из разведки – государственники по определению. Они сейчас управляют государством, и оно возрождается.

– Мне приятно так думать. 20 декабря – День чекиста, отмечать его мы начинаем чуть ли не за месяц, так как подразделений много. Я был недавно в одном из них. Судя даже по внешней стороне, все чистенько, хорошие, благоустроенные помещения. Государство возрождается, и наша служба тоже. Для меня это важно, потому что я душой остаюсь со службой.

– Месяц не дожил до праздника Владимир Александрович Крючков, бывший Председатель КГБ СССР, начальник ПГУ, которого вы хорошо знали.

– У меня с ним на протяжении долгих лет были очень добрые служебные отношения. Он для меня был и останется идеалом руководителя – не только в том, что он хорошо владел проблематикой, – для него было характерно человечное отношение к подчиненным. Он никогда не повышал голос, никогда не употреблял ненормативную лексику. Когда-то давно, еще простым исполнителем, я пришел к нему в горестном состоянии, поскольку никак не мог найти одну секретную бумагу. Услышав название этого документа, попавшего к нему несколько месяцев назад, он открыл сейф и сразу же достал его из толстенной пачки бумаг. Мне показалось, что я имею дело с человеком в какой-то степени необыкновенным.