Дети Земли - Павел Ганжа

Не зрительных или вербальных, а мысленных.

Чужих образов.

Закружились в быстром танце картинки, возникли неведомые ранее запахи и звуки, появились новые знания. Стало понятно назначение неизвестных предметов и вещей, привиделись какие-то лица с отталкивающими нечеловеческими чертами, показавшиеся знакомыми и, пожалуй, "нормальными", невероятные явления получили вполне банальные объяснения. Никита словно попал в иной мир. Из жаркой сухой пустыни нырнул в ледяное озеро. Озеро информации.

Водопад образов не иссякал. Человек захлебывался в потоке информации и постепенно… изменялся. Всплывающие в памяти (чьей?!) жуткие физиономии нелюдей уже не только не вызывали отвращения, напротив, выглядели приятно и симпатично. Какие-то немыслимые церемонии стали казаться обыденными, привычными. А вот некоторые вполне заурядные человеческие традиции почему-то он начал воспринимать как странные и достойные презрения и жалости ритуалы.

Что-то нехорошее творилось и с самоидентификацией. Селин не мог разобраться, где его мысли, а где чужие, определить, кому принадлежат воспоминания, ему или магу, отделить свои желания от устремлений гуманоида. Себя любимого Никита "видел" словно со стороны, и зрелище это…удручало. Противное, покрытое шерстью существо; мех растет не только на голове, но и на конечностях, на лице, и даже – какая гадость! – на кожистых перепонках, закрывающих глаза. Вместо элегантной обонятельной щели на лице красуется омерзительный продолговатый нарост, под ним еще две вывернутых наизнанку складки. И чудовищные разноцветные глаза, при одном взгляде на которые все тело передергивает от отвращения. Дикое животное, не достигшее цивилизованного уровня. Уровня Детей Земли. Уродливый и опасный монстр, которого надлежит обезвредить, вернуть в Лоно Матери вместе с остальными волосатыми животными – хомусами. Хорошо, что день Обновления уже недалек.

Человек зацепился за последнюю свою – чужую мысль. Что еще за Обновление? Невольное любопытство стало зонтиком, защищающим сознание от потоков ненужных образов, в которых Селин просто захлебывался. Никита почувствовал, как к нему снова возвращается осознание собственного "я". И восприятие окружающего мира становилось привычным, "человеческим". Вернее, почти "человеческим", если учесть его сверхъестественные таланты.

Разделения разумов не произошло, но человек уже мог отделять свои мысли от чужих. Закрепляя успех, Селин вонзил щуп любопытства в память гуманоида. И где тут воспоминания, связанные с пресловутым Обновлением?

И тут его охватила паника. Сознания человека и мага были еще слиты воедино и так тесно переплетены, что Селин не сразу понял: это не его паника. Лишь когда в глубинах разума гуманоида вспыхнула страшная и смертельная сверхновая, человек уразумел, что гуманоид достиг крайней степени отчаяния и совершил нечто самоубийственное. Не сам уразумел – то ли сверхинтуиция подсказала, то ли последние мысли мага уловил. Может, то и другое вместе, неважно. Главное, догадался, что Чужой запустил что-то вроде механизма магической самоликвидации, надеясь убить не только себя, но и отвратительное волосатое существо, победившее его в ментальном поединке.

Тут и сам Никита едва не запаниковал. Он прекратил рыться в воспоминаниях гуманоида и рванул прочь из его сознания. И едва успел…

Вынырнув из чужого – во всех смыслах – разума, Селин открыл глаза и отбежал в сторону от мага. Вернее говоря, то ли отбежал, то ли отскакал, то ли отпрыгал. Названия данному способу передвижения еще никто не придумал. И вряд ли придумает, поскольку подобрать для этого безобразия единственный глагол невозможно. Ни на русском языке, ни на китайском, ни суахили. Описать перемещение Никиты в пространстве можно было приблизительно так: сначала он, действительно, побежал, но, споткнувшись, упал, кувыркнулся и пару метров едва ли не прополз, затем сделал несколько прыжков из низкого приседа, подобно обезьяне отталкиваясь ногами и приземляясь на руки, а остаток спринтерской дистанции завершил на четвереньках.

На столь экзотические упражнения Селина подвигли инстинкт самосохранения и спешка. Которой, как известно, можно людей насмешить. Впрочем, людей вокруг не наблюдалось, да и смешного в ситуации было мало. Ведь и то немногое, что Никита сумел подсмотреть относительно запущенного механизма самоликвидации, убеждало в опасности названного процесса. На физическом уровне. В убойных характеристиках и мощности "магической бомбы" Селин не был уверен, но гуманоид, несомненно, надеялся не только убить себя, но и прихватить в мир иной и омерзительное животное – человека. Эта надежда "читалась" четко и недвусмысленно. И заставляла человека изрядно нервничать. Не дай бог, "бомба" рванет, словно осколочно-фугасный заряд, заложенный под рельсы террористами, полетят осколки по скверу. Или излучением каким-нибудь вредным местность попотчует. Или непонятной колдовской гадостью. Становиться мишенью для разлетающихся осколков Никите не хотелось, поэтому, закончив "пробег-пропрыг", он на всякий случай спрятался за наиболее толстым древесным стволом. Преградой для гипотетического вредного излучения или колдовской "гадости" тополиный ствол выглядел, мягко выражаясь, сомнительной, но от осколков, по крайней мере, должен был спасти. Все равно, далеко убежать не удастся, а тут, какая-никакая, но защита.

Авось пронесет. Тем паче, что старый тополь, за которым спрятался Никита, располагался от мага довольно далеко – шагах в двадцати. Селин выглянул из-за ствола. Чужой стоял в той же позе – опустив голову. И не шевелился. Только полы балахона едва заметно подрагивали. Кстати, рясу Никита видел отчетливо. Без характерных маскировочных спецэффектов. То ли длиннополое одеяние мага престало работать в скрытном режиме, то ли "зрение" человека существенно улучшилось, но резь в глазах не заставляла Селина отводить взор.

Неожиданно, словно опровергая мысли об отсутствии спецэффектов, фигура Чужого покрылась мелкой рябью, похожей на помехи, которые царили на экранах черно-белых телевизоров в эпоху развитого социализма. Особенно густая рябь разлилась по балахону. Никита заволновался пуще прежнего, присел на корточки и вжался в теплую кору тополиного ствола. Не прекращая, впрочем, наблюдать за метаморфозами, происходящими с магом.

Между тем рябь стала гуще, из мелких крапинок преобразовалась в дрожащие упитанные черные горошины, начала колыхаться… и вспучилась пенной огненной волной. Настолько яркой, что Селину пришлось зажмуриться. Возможно, вспышка показалась яркой именно на фоне ночного пасторального пейзажа, но уверенности в том не было. Подтверждая славу перестраховщика и труса, Никита смежил веки, рухнул на траву, вжал морду в корни дерева и обхватив руками затылок. Выполнил данное упражнение в лучших традициях учеников девятого класса, застигнутых врасплох возгласом преподавателя начальной военной подготовки: "Вспышка слева!". То есть, быстро и с энтузиазмом. Невзирая на неудобную стартовую позицию и не думая о том, что согласно канонам занимать горизонтальное положение желательно до вспышки, а не после. И правильно сделал, поскольку на него накатил волна жара. Воздух стал настолько горячим, что даже волосы, казалось, затрещали. К счастью, вал жары тут же схлынул.