Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Уилбур Смит

Потом он перенес внимание на обвинителя и защитника.

— Господа, я хотел бы закончить дело сегодня. Компании ни к чему нести дополнительные расходы, а ее работникам — терять время. Полковник Шредер, я считаю, что вы представили убедительные доводы по обвинению этих пиратов. Надеюсь, вы не собираетесь тратить зря время, вызывая новых свидетелей?

— Как прикажет его превосходительство. Я собирался вызвать еще десять…

— Милостивый боже! — Ван де Вельде пришел в ужас. — В этом нет никакой надобности.

Шредер низко поклонился и сел. Ван де Вельде опустил голову, как бык, готовящийся к нападению, и посмотрел на защитника.

— Хоп! — проворчал он. — Вы видели, как разумно поступил полковник Шредер. Он дал пример экономии времени и сил в суде. А каковы ваши намерения?

— Могу я вызвать в качестве свидетеля сэра Фрэнсиса Кортни? — запинаясь, спросил Хоп.

— Очень советую вам воздержаться, — зловеще сказал Ван де Вельде. — Ни к чему хорошему это не приведет.

— Я хочу доказать, что он не знал об окончании войны и действовал согласно свидетельству английского короля, — упрямо сказал Хоп, и Ван де Вельде покраснел от гнева.

— Черт побери, Хоп! Вы что, не слышали, что я сказал? Я знаю все доводы защиты и приму их во внимание, обдумывая приговор. Незачем все это вываливать на нас снова.

— Я хотел бы, чтобы пленник сам сказал это, только для протокола.

Хоп был близок к слезам и говорил с большим трудом.

— Вы испытываете мое терпение, Хоп. Продолжайте в том же духе — и на следующем корабле отправитесь в Амстердам. Я не допущу, чтобы служащий Компании сеял разногласия и подстрекал к бунту в колонии.

Хоп, услышав подобные слова в свой адрес, в тревоге огляделся и капитулировал.

— Прошу высокий суд извинить меня за задержку. Защита закончила.

— Отлично! Вы хорошо поработали, Хоп. В следующем отчете Семнадцати я это отмечу. — Лицо Ван де Вельде приобрело естественный цвет, и он жизнерадостно улыбнулся. — Мы удаляемся на обед и обдумывание приговора. Заседание возобновится сегодня в четыре часа дня. Отведите пленных в тюрьму.

Чтобы не возиться лишний раз с кандалами, тюремщик Мансеер отправил Хэла, прикованного к отцу, в маленькую камеру наверху, а остальные спустились вниз.

Хэл и сэр Фрэнсис сидели рядом на каменной полке, служившей кроватью. Как только они остались одни, Хэл выпалил:

— Отец, я хочу объяснить насчет Катинки… я хочу сказать, жены губернатора.

Сэр Фрэнсис неловко — мешали цепи — обнял его.

— Каким невероятным это ни покажется, я тоже когда-то был молод. Не нужно больше говорить об этой шлюхе. Она недостойна твоего внимания.

— Никогда в жизни не буду больше любить женщину, — горько сказал Хэл.

— То, что ты чувствовал к этой женщине, мой сын, совсем не любовь. — Сэр Фрэнсис покачал головой. — Любовь — драгоценная валюта. Трать ее только на том рынке, где тебя не обманут.

Из соседней камеры донесся стук по решетке, и Альтуда спросил:

— Как идет суд, капитан Кортни? Дали вам почувствовать вкус правосудия Компании?

Сэр Фрэнсис, повысив голос, ответил:

— Все идет, как ты говорил, Альтуда. Очевидно, ты это уже узнал на себе.

— Губернатор — единственный бог на этих небесах, которые называются Добрая Надежда. Здесь правосудие — это то, что выгодно Голландской Вест-Индской компании или ее слугам. Судья уже признал вас виновными?

— Еще нет. Губернатор Ван де Вельде отправился жрать из своего корыта.

— Молитесь, чтобы он счел строительство стен важнее своей мести. Так вы еще можете выскользнуть из рук Неторопливого Джона. Есть ли что-нибудь, что вы скрываете от них? Может, они хотят, чтобы вы предали товарища? — спросил Альтуда. — Если нет, то вы еще можете избегнуть маленькой комнаты под арсеналом, где выполняет свою работу Неторопливый Джон.

— Мы ничего не скрываем, — сказал сэр Фрэнсис.

— А ты, Хэл?

— Ничего, — подтвердил Хэл.

— Но Ван де Вельде считает, что скрываем, — продолжил сэр Фрэнсис.

— Тогда, мой друг, могу только сказать: да сжалится над вами всемогущий Аллах.

Последние часы перед разлукой прошли для Хэла слишком быстро. Они с отцом провели время за негромким разговором. Сэр Фрэнсис часто начинал кашлять. Глаза его в тусклом свете лихорадочно блестели, и когда Хэл дотронулся до его кожи, она оказалась горячей и влажной. Сэр Фрэнсис говорил о Хай-Уэлде как человек, который знает, что никогда не вернется домой. Он описывал реку и холмы, и Хэл смутно вспомнил их, и лососей, поднимающихся весной вверх по течению, и кабанов, ревущих в период гона. Когда отец говорил о своей жене, Хэл пытался вспомнить лицо матери, но видел только женщину на миниатюре, которую закопал в Слоновьей лагуне, а не реального человека.

— В последние годы я начал забывать ее, — признался сэр Фрэнсис. — Но теперь ее лицо вновь встает передо мной, молодое, свежее и красивое, как всегда. Может, это потому, что мы скоро будем вместе? Она меня ждет?

— Я знаю, она ждет, отец, — старался заверить отца Хэл. — Но мне ты нужен больше, и я знаю, что пройдет еще много лет, прежде чем ты уйдешь к моей матери.

Сэр Фрэнсис печально улыбнулся и посмотрел на крошечное зарешеченное окно высоко в каменной стене.

— Прошлой ночью я забрался вверх и посмотрел через прутья: красная комета по-прежнему в созвездии Девы. Она кажется ближе и свирепей, и ее хвост уже стер мою звезду.

Они услышали топот стражников и звук поворачивающегося ключа. Сэр Фрэнсис повернулся к Хэлу.

— Поцелуй меня в последний раз, сын мой.

Губы отца были сухими и горячими, его кровь сжигала лихорадка. Прикосновение было кратким: дверь распахнулась.

— Не заставляйте губернатора и Неторопливого Джона ждать вас, — весело сказал сержант Манхеер. — Выходите оба.

Атмосфера в зале суда напоминала ту, что воцаряется на арене петушиных боев, перед тем как птиц выпустят друг на друга и полетят перья. Сэр Фрэнсис и Хэл первыми в длинной цепи пленников прошли на свои места, и Хэл, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на огражденное пространство в конце зала. Катинка сидела на своем месте в середине первого ряда, прямо за ней — Зельда. Служанка посмотрела на Хэла злобно, но на лице Катинки была легкая довольная улыбка; глаза ее сверкали фиалковым огнем и как будто освещали темный угол зала.

Хэл быстро отвел взгляд: его самого удивила жаркая ненависть, сменившая недавнее обожание. «Как это могло произойти так быстро?» — удивлялся он, сознавая, что, будь у него в руке шпага, он, не колеблясь, вонзил бы ее меж мягких белых грудей.