Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, не «вдруг» – череда революций и войн выплавила небывалое поколение.
Шолохов вступил в 1923-й: именно в этом году он начнётся как писатель. Ему идёт девятнадцатый год – он приступит к литературной работе чуть позже, чем Гайдар и Артём Весёлый, в том же возрасте, что Андрей Платонов, и чуть раньше, чем Фадеев с Леоновым. Но, в сущности, все они были сверстниками – потому что отсчёт шёл по Гражданской. Они взрослели в эти клокочущие годы. Родившиеся на десять лет позже Гайдара и Шолохова уже не имели подобного опыта и восполнить его не могли. Родившиеся на десять лет раньше Леонова или Бабеля пришли к революции уже сложившимися людьми, не умея её принять как форму существования.
У этих же юность мира совпала с их собственной юностью.
Перед нами наделённое неслыханным опытом поколение, родившиеся плюс-минус в десятилетие с 1895-го по 1905-й. Шолохов заскочил в последний вагон.
Впрочем, в истории советской литературы имеется даже более обескураживающий пример: мы говорим о самом младшем прозаике того призыва – Юрии Германе. Он родился в 1910 году, и попасть в число литераторов, шагнувших в литературу в двадцатые вроде бы никак не мог. Но так сложилось, что отец Германа был офицером, а мать – сестрой милосердия. С четырёх лет ребёнок жил, как сам признавался, среди пушек и солдат, ну и – по госпиталям. Он детским зрением застал и Первую мировую, и Гражданскую: будущий писатель едва не погиб при переправе через Збруч.
Итог стремительного взросления: в 17 лет Герман написал роман «Рафаэль из парикмахерской», тут же опубликованный, в 20 – второй роман «Вступление», принесший ему успех и признание. В 22 года в числе виднейших советских литераторов он уже присутствовал на знаменитой встрече со Сталиным, состоявшейся у Горького дома.
В этом смысле шолоховский пример вовсе не исключителен – а скорее типичен.
* * *
В январе 1923-го ничего не предвещало, что у Шолохова хоть что-то получится. Он промыкался в Каргинском до конца весны. Пытался по комсомольской линии добыть направление на рабфак, но не вышло. Весна вынудила принимать решение: двое безработных – отец и сын – на шее у одной Анастасии Даниловны – ну ни в какие ворота. Отец к тому же постоянно болел.
В мае Михаил Шолохов снова в столице. Поселился по адресу: Георгиевский переулок, дом 2, квартира 5. Снова грузил, мешки таскал, камни ворочал: худенький, на самом деле подросток – и роста малого, и сложения никак не богатырского, только характер поразительной крепости.
Впрочем, вопреки внешним данным Шолохов с ранней молодости отличался ещё и удивительной физической силой. В донских краях проводили особое соревнование – поднять зубами двухпудовую гирю. Требовалось взять гирю зубами за обмотанную тряпкой рукоять и поднять над головой так, чтобы она встала вертикально. Он это проделывал!
В августе получил первую не чернорабочую должность – счетовод в жилищном управлении № 803 на Красной Пресне, 23-й дом. В каргинских конторах, спасибо Александру Михайловичу, обучился всяким бумажным работам. Все эти месяцы он читает, пытается что-то писать, снова читает, снова пишет; им уже овладел этот зуд – сказать своё слово.
Шолохов понемногу догадывался, что увиденного им к 18 годам может хватить не то чтоб для литературы, но хотя бы на разовое выступление: чтобы люди узнали, как там у них было – на Верхнем Дону. Там в те годы не оказалось больше никого, кто был готов стать летописцем страшных событий. Он один такой сыскался – от Богучара до Каргинской, от Вёшенской – до Букановской.
Высший замысел в том просматривается: свидетелей Гражданской войны не ссыпали в одно место – где-нибудь под Тулой, – а высадили, взрастили по всей стране, чтоб отовсюду донесли весть. И у Шолохова имелось своё донесение, пусть и не сформулированное ещё.
Первое, о чём должно задуматься пишущему человеку – поиском себе подобных. Шолохов мог попытаться примкнуть к самым разным литературным группировкам: их тогда существовало немыслимое количество, особенно поэтических. Но, кажется, он заранее определился, куда ему надо. В комсомольский круг! Ничего другого, скорее всего, он и не знал толком.
Здесь стоит проговорить очевидное: ни донские трагедии Гражданской войны, ни разорение отца, ни отказ принять его в комсомол и в ЧОН, ни жесточайшие неудачи в Букановской, – ничто из перечисленного не озлобило Шолохова и не сделало его врагом большевизма. Он с муравьиным упрямством двигался в сторону новой власти, чтоб выучиться у неё писать, работать, выживать. Быть может, этот урок он усвоил ещё в те месяцы, когда полыхало Вёшенское восстание: большевиков не сломить, не переупрямить – с ними надо жить.
Ещё в октябре 1922 года по инициативе ЦК РКСМ было создано объединение молодых комсомольских писателей под названием «Молодая гвардия». Открылось издательство с тем же названием, начался и выпуск одноимённого журнала. Первоначально в группу входили поэты Александр Безыменский, Александр Жаров, Михаил Голодный. Компания была небольшая, но хваткая – практически все первые «молодогвардейцы» выбились в советскую комсомольскую классику. Поэзия первой начала осваивать Гражданскую войну и неслыханную постреволюционную новь. Прозе всегда нужен чуть более долгий разбег.
Писатель и ответственный секретарь «Молодой гвардии» Виктор Светозаров – как и все вокруг тогда, совсем юный, 20-летний, но успевший повоевать в Гражданскую, – запомнил: сентябрь, дождь – и вот первый выход Шолохова: «На приступках каменной лестницы писательского общежития, что располагалось на Покровке, 3, появился невысокого роста, белокурый, кудреватый паренёк, с крутолобым веснушчатым лицом. На пареньке сапоги со стоптанными каблуками, солдатская вылинявшая шинель, барашковая шапка времён мировой войны.
На втором этаже общежития в коридоре поэты читают стихи. Звучит едва слышный задушевный голос Михаила Светлова…
– Шолохов! – рекомендуется светлоглазый паренёк. – Слышал, что в этом доме живут поэты. Сам пишу рассказы. Вот пришёл познакомиться».
В общежитии том жили тогда участники Гражданской, писатели Артём Весёлый, Александр Фадеев, Юрий Либединский и множество иных «молодогвардейцев», чьи имена ныне забыты.
В общежитие Шолохова не взяли, но предложили посещать на общих основаниях литературные занятия. Что ж – и то неплохо.
К «молодогвардейцам» к тому времени прибился ещё один начинающий автор, на четыре года старше Шолохова – Василий Кудашёв. Из Рязанской губернии, до 17 лет жил в деревне, в 1919-м перебрался в Москву, работал на том же Александровском вокзале, где и Шолохов, чернорабочим, потом, как и Шолохов, вынужден был вернуться в свою деревню, но в 1922 году получил направление на рабфак и приступил к учёбе. Писатель Василий Ряховский запомнил Кудашёва как «несколько чудаковатого, милого и смешного, беспредельно преданного своей родине» человека.
Они с Шолоховым друг друга сразу опознали – и судьба зеркальная, и рязанские корни никто не отменял. После второго же занятия разговорились, сошлись, задружились. Почти всякому русскому гению судьба дарит дружбу человека, наделённого отдельными