Обрученная с ветром - Шеннон Дрейк

— Роза, я пришла в себя посреди океана! О, эти ужасные люди!

— Ну, Джемисон мертв, — устало сказала ей Роза. — И Анна.

— Бедная женщина! — сказала Мэри Кейт, перекрестившись.

— И Пирс! — чуть слышно прошептала Роза.

— Ну, ну, малышка моя любимая, ну, ну, — утешала ее Мэри Кейт. Она прижала Розу к своей обширной груди и принялась покачивать ее. — Ваш муж умер, но скоро у вас будет ребенок! Вы должны помнить об этом, всегда. И малыш будет его частью, его плотью и кровью, будет вас любить! Все будет хорошо, вот увидите. Подождите немного.

Роза подождала. Однажды утром она пришла к ручью и села возле него, наблюдая совершенную красоту земли и вспоминая, как рассказывала Пирсу об этом месте, о том, что оно красивее, чем его любимое место в Англии, где в зеленой траве под синевой неба он любил ее…

Потом их нашел Джеффри. И с этого момента они с головой окунулись в несчастье.

Она откинулась на ствол дерева, плотно закрыв глаза, сомкнув челюсти; мука разрывала ей сердце. Она хотела, чтобы Пирс вернулся. Хотела ощущать его объятия, вдохнуть его запах, почувствовать его губы, его тело, сплетенное с ее телом. На мгновение боль стала так велика, что она едва смогла перенести ее. Но ей надо терпеть — ради его ребенка.

Время шло. Потом наступило утро, когда она ощутила первый приступ боли. Это будет долго, сказала ей Мэри Кейт. Рождение ребенка требует времени.

Ашкрофт послал за своим любимым доктором — евреем, к которому относился вполне терпимо, поскольку принадлежал к англиканской церкви только по политическим соображениям. Абрахам Голем был непревзойденным врачом, и Ашкрофт с первой встречи оценил его по достоинству.

Абрахам был единственным человеком, кого он мог допустить к Розе, когда начались боли. Роза казалась отцу очень хрупкой, и он беспокоился задолго до начала родов, хотя и держал свои страхи при себе.

Абрахам игнорировал волнения Ашкрофта. Он знал, что у Розы все будет просто отлично. Она могла казаться хрупкой, но была чрезвычайно сильной.

Когда боли только начались, Роза была в восторге. Пришел конец ее ожиданию. В течение месяцев она казалась себе большой, как корабль, и хотя она уже любила маленькое существо, которое брыкалось и ворочалось в ней, она устала от его тяжести.

Но часы тянулись, и она уже не испытывала такого восторга. Боли были ужасны, и с каждой минутой они становились все сильнее. Приехал врач.

— Ребенок не родится! — печально прошептала она ему, лицо ее заливал пот, волосы прилипли ко лбу.

— Это еще не так плохо! — бодро произнес Абрахам. Потом улыбнулся. — Боюсь, что будет хуже.

— Хуже! — воскликнула Роза, глядя на Мэри Кейт.

Мэри Кейт, конечно же, пожала плечами. У нее никогда не было детей.

Боль была сильной. Такой сильной, что Роза вскрикнула — и потеряла сознание. Это было забвение. Но вскоре нахлынула новая волна боли, и она очнулась.

Роза была поражена тем, что начала проклинать весь свет. Она не могла даже понять, как может кто-либо убедить женщин иметь детей. Мэри Кейт пыталась объяснить ей, что никто, в сущности, этого не делает, это просто происходит само собой. На некоторое время Роза даже забыла о том, как хотела ребенка. Мэри Кейт попыталась было снова что-то сказать, но Роза обругала ее. Абрахам пытался сказать ей, что Мэри Кейт помогает ей, насколько это в ее силах. Но тогда Роза применила самые лучшие — или худшие — слова, какие только могла придумать, в адрес доктора.

Наступило утро и прошло. Ночь — тоже. Снова светало. У нее кончались силы.

— Ну, а теперь, миледи, вы должны тужиться. Вы должны помочь мне.

— Предполагается, что вы помогаете мне! — набросилась она на врача.

— Я стараюсь помочь вам.

— Если вы и вправду хотите помочь мне, вам следует просто пристрелить меня! — сообщила ему Роза.

Мэри Кейт поспешно опустила ресницы, чтобы скрыть улыбку. Доктор бросил в ее сторону мимолетный взгляд. Несмотря на свои слова, Роза все еще боролась.

— О, ребенок не родится!

— Нет, Роза, родится! — заверил ее врач.

И потом она закричала, потому что боль стала нестерпимой.

— Еще, Роза!

Она набралась сил и натужилась. Наконец все было кончено.

— Кто? — слабо спросила она.

— Мальчик! — сказала ей Мэри Кейт.

Роза смутно слышала слабый плач.

Ее сын! Ее ребенок. И… Пирса.

Мэри Кейт обтерла ребенка и поднесла к Розе. Она с удивлением смотрела на него и протянула руки, чтобы взять его. Он был великолепен! Такой крошечный, но такой складный и красивый! И пищит, и машет крошечными кулачками и ножками…

Любовь, словно сладкие волны тепла и огня, нахлынула на нее. Эта драгоценная жизнь. Сильный мальчик. Он уже крепко обхватил ее пальцы, вопя о несправедливостях мира, в который только что вошел.

Она поспешно проверила:

— О, Мэри Кейт! У него есть все пальцы на руках и ногах!

— Да, милая, верно. Он красивый.

— О, слава Богу, слава Богу! — шептала Роза. — О, я так счастлива, так счастлива…

От счастья она разразилась слезами.

Пирсу следовало жить, чтобы увидеть своего наследника.

Да, ему следовало быть с нею.

Пирс…

Она моргнула, стряхивая слезы. Она потеряла Пирса, но теперь у нее есть его сын.

Ей следует быть сильной. Очень, очень сильной.

Ведь она будет защищать сына и его права до последней капли крови.

ГЛАВА XIV

Таверна Рутгера близ Джеймстаунских доков была местом, где собирались самые разные моряки. Некоторые — честные, некоторые — не очень. Одни приходили сюда выпить, другие — посплетничать, третьи — получить информацию.

Син и Джей вошли в таверну рука об руку, слегка пошатываясь, словно уже пропустили несколько порций рома. Комната утопала в клубах дыма. На огне шипел свиной жир. Это было весьма хорошее место. Тем, кто приходил сюда с бесчестными намерениями, и в голову не приходило обманывать хозяина таверны или устраивать в помещении беспорядки. Слишком многое приходилось здесь решать. Как честные люди, так и воры, не колеблясь, садились бок о бок.

Джей, как более опытный, указал на короткий дощатый стол, где еще было немного места. Там они и уселись рядом с несколькими старыми морскими волками, и уже через минуту Син, легко умеющий расположить к себе, вызвал их на разговор.

— Что слышно из Англии, друг? — спросил Син у одного из матросов. — Давненько я не был дома. Как поживает наш король?

— Жив и здоров, — ответил ему матрос с бакенбардами, которого звали Сэм. Он поднял кружку с элем. — За его величество! За Карла II Английского!