Геноцид - Алексей Калугин

– Если мы не научимся драться, плоскоглазые уничтожат нас, – сказал Феггаттурис.

– Верно, – кивнул старик. – Только настоящая победа та, что одержана еще до начала битвы.

– Это как же? – не понял Феггаттурис.

– Потом расскажу, – пообещал Виираппан. – Сейчас я слишком устал. Сколько нам еще плыть? – спросил он у Рафа.

– Не меньше суток.

– Ну, и славно, – кивнул старик. – Когда приплывем на место, тогда и разбудите меня.

Раф решил, что старик пошутил. Но Виираппан, и правда, отправился спать.

Глава 18

Когда совсем стемнело, Раф и Феггаттурис убрали часть парусов и подняли на мачты зажженные факелы. Вопреки требованиям Виираппана плыть, не останавливаясь, плотогоны решили, что плотам, прорвавшимся через оцепление плоскоглазых, лучше бы собраться вместе.

Примерно через полчаса сидевший на крыше надстройки наблюдатель увидел во тьме огонь. Затем послышался крик:

– Эй! На плотах!

Это были люди.

Вскоре на свет огней подтянулись и другие плоты.

Всего сквозь оцепление прорвались семь связок. Что, надо сказать, немало удивило Рафа, полагавшего, что потери будут значительнее. По рассказам очевидцев, две связки были точно уничтожены плоскоглазыми. Что произошло с третьей, никто не знал. Это была связка, шедшая последней. Возможно, ей тоже удалось прорваться, поскольку к тому времени, как людям на ней пришлось вступить в бой, оборона плоскоглазых была уже изрядно потрепана. В темноте плоты могли взять неверный курс и заблудиться. Оставалось надеяться, что они не повернут назад, к острову, а с рассветом, сориентировавшись, выберут нужное направление и вскоре присоединятся к остальным спасшимся.

Спасшимся…

Раф мрачно усмехнулся, когда ему в голову пришло это слово. То, что им удалось покинуть Квадратный остров и остаться в живых, пока еще ничего не значило, кроме того, что они, скорее всего, доживут до рассвета. Может быть, до вечера следующего дня. А что будет дальше? Плоскоглазые покончат с островом и примутся за их поиски? Мелководье не то место, где можно прятаться до бесконечности. Да и плыли они не куда-нибудь, а к Ядовитой отмели – что-то это название да значило.

На одной из связок сгорели почти все паруса и сильно пострадали две надстройки, так что сразу же при свете факелов и разожженных в чанах огней пришлось приниматься за ремонт.

Взяв себе в помощники двух женщин посноровистее и не боящихся крови, Отциваннур занялся ранеными. Пострадало много людей, но по большей части ранения были поверхностными, не представляющими угрозы для жизни. Троих, получивших сильные ожоги, и пятерых с серьезными ранами Отциваннур велел перенести в одну надстройку, чтобы женщины могли ухаживать за ними. К сожалению, выбор лекарственных средств, имевшихся в распоряжении Отциваннура, был невелик. Да и не приходилось людям прежде заниматься врачеванием серьезных ран. Порезы присыпали золой, к ушибам прикладывали вымоченную в соли губку – вот и все лечение. Так что теперь Отциваннуру приходилось по большей части импровизировать. Но при этом он старательно делал вид, что все хорошо, и он прекрасно знает, что делает.

Двоих раненых Отциваннур велел перенести в отдельную надстройку. Он боялся, что эти двое не доживут до рассвета. Первый получил крепкий удар дубинкой по голове. Вместо левой части лица у него было сплошное кровавое месиво. Человек, имени которого никто из находившихся поблизости не знал, почти не приходил в сознание. Очнувшись же, он начинал орать так, что у Отциваннура кровь стыла в жилах. У второго был распорот живот, от пупка до грудины. Чудо еще, что он не потерял все внутренности. Отциваннур не знал, чем ему помочь. Он приставил к раненому женщину и велел давать ему настойку зап-запа, которая, по счастью, имелась у Виираппана в достаточном количестве.

Раф с Феггаттурисом не спали уже вторую ночь. Но, как ни странно, ни один из них не чувствовал сильной усталости – должно быть, сказывалось нервное напряжение. С факелами в руках они раз за разом обходили связку плотов по периметру, чтобы не прозевать плоскоглазых, если те вдруг решат напасть в темноте.

Сделав очередной обход, они присели на Рафовом вспомогательном плоту. Факелы они вставили меж створок клетей, чем вызвали бурное недовольство обитавших в них птиц.

Феггаттурис достал из-за пазухи завернутые в листья два больших куска сушеной рыбы и протянул один Рафу.

– Донник. Сам сушил. Я ее обычно вначале как следует солю и слегка подвяливаю на дымке.

– Верно, – одобрительно кивнул Раф. – Так она вкуснее получается.

– Как ты думаешь, – спросил Феггаттурис, посасывая твердое, как дерево, терпкое и чуть солоноватое на вкус рыбье мясо, – что сейчас происходит на острове?

– Старик говорит, об острове следует забыть, – ответил Раф.

– Так говорит старик, – Феггаттурис наклонил голову, как будто глубоко задумался. – А что ты об этом думаешь?

– Об острове следует забыть.

– Почему?

– Потому что мы, скорее всего, уже никогда не узнаем о том, что там произошло.

Раф был прав. Никто никогда не узнал о том, что произошло этой ночью на Квадратном острове. Из тех, кто остался на острове, выжил только один человек. Его нашли на седьмой день плотогоны, отправившиеся посмотреть, что осталось от острова. Он лежал на спине на сорванной с петель двери. Руки и ноги его полоскались в воде. Он был в сознании, но не сразу понял, что вокруг него снова люди. Звали его Горреммин. Но на имя он не откликался. Порой людям казалось, что Горреммин вообще не понимает, что ему говорят. Хотя временами он выглядел вполне вменяемым. Вот только говорить не мог. Ни слова не мог произнести. Совсем потерял дар речи после той, последней для Квадратного острова, ночи.

Если бы Горреммин мог говорить, рассказал бы он следующее.

Как только последний плот отчалил от острова, в душах многих оставшихся заговорило сомнение. Правильно ли я поступил, что остался? Быть может, следовало уплыть с остальными? Что здесь теперь ловить, когда вместо острова осталось несколько плотов, наскоро, кое-как связанных друг с другом веревками?.. А что если, и правда, ночью снова нагрянут плоскоглазые?..

– Плоскоглазые не вернутся, – твердил людям Упаннишшур. – Они хотели отомстить, и они отомстили. К чему продолжать эту бессмысленную бойню?.. Все! Все теперь будет, как прежде!.. Я сам хоть завтра снаряжу плот и отправлюсь в Тихую заводь за углем!..

Но, несмотря на показной оптимизм Упаннишшура, люди вовсе не чувствовали себя в безопасности. Скорее даже наоборот. Они смотрели на море так, как никогда прежде. Потому что прежде никто и никогда не воспринимал Мелководье, как источник опасности, как место, откуда приходит беда. Глубина – это другое дело. Плоты, заплывшие на Глубину, случалось, что и не возвращались. Но на Мелководье все было иначе. Здесь даже шторм был не страшен. И морские чудовища не водились. До тех пор, пока в чудовищ не превратились прежние, пускай не добрые, но очень спокойные, привычные, как рябь на воде, соседи.