Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Они не были уверены в исходе. Они ждали, объятые нерешительностью, стремясь, как и все, узнать, что происходит. Джонсон послал одного из телохранителей за старшим группы агентов его охраны Роем Келлерманом. После неизбежных блужданий по лабиринту госпиталя он случайно наткнулся на хирургическое отделение и привел Келлермана.

— Рой, можешь ли ты мне сказать, каково состояние президента? — спросил Джонсон.

— Президент Кеннеди ранен, — ответил Келлерман. — Он еще жив. Положение тяжелое.

— Держите меня в курсе событий, — попросил Джонсон.

Рой ответил:

— Слушаюсь, сэр. — Он искренне хотел выполнить свое обещание, но ему не суждено было снова увидеть эту часть этажа. Когда он вернулся в хирургическое отделение, на него обрушилась масса дел.

В дверь палаты № 13 просунулась голова Кена О’Доннела. — Дело плохо, — сказал: он. — По-моему, президент скончался.

Джонсон ничего не ответил. Теперь ему оставалось только ждать.

Тем временем к нему стали стекаться люди. Первым был агент охраны Лем Джонс. Обогнув будку кассира, где обосновался корреспондент Юнайтед Пресс Интернейшнл яри Белом доме Мерримэн Смит и что-то диктовал, Джонс пробежал мимо опустевшего стола приема больных и чуть не столкнулся со связистом Артом Бейлсом у широких дверей, ведущих в хирургическое отделение.

— Вы «человек с мешком»? Ждите здесь! — задыхаясь, выдавил из себя Джонс и понесся дальше. Бейлс послал в отделение незначительных травм, где находился Джонсон, Гирхарта, настоящего «человека с мешком». Агенты охраны вице-президента не знали «человека с мешком» в лицо, и ему пришлось сидеть в одиночестве в палате № 8 до тех пор, пока его не нашел там и не опознал Эмори Робертс.

— Четыре конгрессмена — Томас, Брукс, Торнберри, Гонзалес — слонялись между госпитальными кроватями. Генри Гонзалес наугад брел по лабиринту больничных палат, когда помощник Джонсона Клиф Картер придержал его за рукав.

— Слушайте, может быть, вам стоит пойти к вице-президенту. Я очень волнуюсь за него.

Он показал Гонзалесу, как пройти к Джонсону, и конгрессмен заглянул в палату № 13. Внешне там все было спокойно. Джонсон занимался ингаляцией. Гонзалес спросил одного из телохранителей:

— Что, госпожа Кеннеди тяжело ранена? Агент ответил:

— Нет, ранен президент. С ней ничего не случилось. Генри продолжал расспросы:

— Каково состояние президента? Последовал ответ:

— Положение тяжелое.

— Ах ты пропасть, — сказал Генри. Гонзалес был не одинок в своем неведении, кто же стал жертвой покушения.

Впоследствии, пытаясь привести свои воспоминания о происшедшем в какую-то систему, многим удалось восстановить в памяти, кто именно первый сообщил им о смерти президента. Но все они забыли, что в то же самое время до них доходили какие-то другие, отрывочные и безосновательные слухи. Именно эта атмосфера неопределенности и сомнений заставляла их метаться по всем закоулкам, включая помещение, где находился Джонсон. Один из самых первых слухов, разнесшихся по всему госпиталю, был крайне прост: «Никто не остался в живых».

Один из агентов охраны попросил Янгблада, неотступно следовавшего за Джонсоном, позвонить по телефону.

— Я не отойду от него ни на минуту, — последовал резкий ответ.

Одна мысль не покидала Янгблада с того самого момента, как их автомашина подъехала ко входу в отделение «скорой помощи», — поскорее выбраться из госпиталя. Янгблад ломал себе голову над тем, как увезти Джонсона. Не только госпиталь, но и весь город вызывали у него гадливое чувство. Янгблад был человеком исключительно сильной воли, и он был твердо убежден, что, пока они будут в Далласе, он не сможет обеспечить безопасность Джонсона. Даллас стал для Янгблада символом насилия и смерти. Он считал, что дальнейшее пребывание в Далласе было риском, граничащим с безумием. Наикратчайшая дорога к спасению лежала через аэродром Лав Филд. Поэтому надо было немедленно добраться до аэродрома. Эмори Робертс разделял это мнение Янгблада. Вдвоем они настойчиво уговаривали Джонсона, требуя, чтобы он последовал их совету. В их глазах это было единственно разумным решением. Но именно в нем таилось зарождавшееся семя того, что позднее выросло в целую цепь недоразумений.

Люди, близкие к убитому президенту, просто не могли представить себе всю глубину потрясения, пережитого новым президентом, и силы внезапно обрушившегося на него давления. Хотя фактически он уже стал преемником Джона Кеннеди, он еще не успел осознать этого. Сгорбившаяся фигура в палате № 13 мало чем напоминала того уверенного в себе, умудренного жизнью президента, каким позднее привыкла видеть его страна. Пройдет всего лишь несколько месяцев, и он станет доводить до отчаяния охрану, пренебрегая советами телохранителей и командуя ими. Но все это произойдет позднее. А сейчас в Паркленде, ошеломленный случившимся, почти лишенный дара речи, Джонсон охотнее выполнял приказания других, чем давал их сам. Исчезли его самоуверенные манеры. Еле слышно он шепнул Торнберри:

— Гомер, это самое подходящее время для молитвы.

Два обстоятельства усугубляли смятение, царившее в душе у Джонсона. Джонсон был не единственным, кто в эти минуты оказался не в состоянии полностью осознать тот факт, что он уже стал президентом. Подавленные обрушившимся на них несчастьем, сотрудники Кеннеди также не нашли в себе силы Оценить создавшееся положение.

Логически всеми вопросами, связанными с вылетом в Вашингтон, должен был заниматься адъютант президента по ВВС бригадный генерал Годфри Макхью. Агенты охраны дважды обращались к нему с просьбой переговорить с Джонсоном, и он дважды отказывался это сделать, ссылаясь на то, что у вице-президента есть свой собственный самолет.

Другим усугублявшим сумятицу обстоятельством было отсутствие Джерри Бена — начальника группы агентов секретной службы Белого дома. Решение Бена не сопровождать президента в каждой его поездке не только было нарушением сложившейся практики, но оставило без руководства его агентов, уехавших вместе с президентом. Будь здесь в данную минуту Бен, агенты, толпившиеся вокруг Джонсона, и не подумали бы предпринимать что-либо без его санкции. Однако Бен в это время находился в восточном крыле Белого дома и, судорожно зажав в руке телефонную трубку, ждал, что ему сообщит из Далласа его заместитель Рой Келлерман.

Вполне возможно, что, будь на месте Келлермана более энергичный начальник, ему удалось бы удержать в повиновении всех сотрудников секретной службы, находившихся в Далласе, хотя и это весьма сомнительно, так как Янгблад почувствовал себя на коне. Он несомненно превосходил других агентов находчивостью и четкостью мышления. Он пользовался доверием у Джонсона. Он вместе с Робертсом выработал план действий, и ни тот, ни другой отнюдь не собирались докладывать об этом Келлерману. Более того, они даже не советовались с Келлерманом. Хотя Рой Келлерман был начальником охраны и Парклендском госпитале, он даже не знал о том, что ведется подготовка к выезду нового президента из госпиталя. На протяжении получаса он разговаривал и с Янгбладом и с Робертсом, но почему-то именно этот вопрос ни разу не поднимался во время разговора. Лишь позднее и лишь случайно ему стало известно от его подчиненных, что Джонсон уже уехал из госпиталя.

Как только Келлерман ушел в хирургическое отделение к умиравшему Кеннеди, Янгблад и Робертс, оставшись с новым президентом в палате № 13, повели на него форменное наступление. Робертс сказал Джонсону, что видел своими глазами рану на голове Кеннеди.

— Президент не выживет, — сказал он, — давайте выбираться отсюда.

Янгблад добавил:

— Мы не знаем, с чем имеем дело. Нам надо сейчас Же уехать отсюда.

— Можно ли проехать в Карсуэлл? — неуверенно спросил Джонсон. Однако такой возможности не было. Янгблад уже посылал Лема Джонса узнать у кого-нибудь из местных полицейских, как проехать на этот аэродром стратегической бомбардировочной авиации США, и, когда Джонс вернулся, все сошлись на том, что до Карсуэлла слишком далеко.

— Надо лететь самолетом, — настаивал Робертс.

— Может быть, самолет потребуется президенту Кеннеди, — сказал Джонсон. Он все еще колебался.

В этих словах был заключен второй источник последующих недоразумений. Никому не пришло в голову спросить Джонсона, какой самолет он имеет в виду. Возможно, как позднее стали считать Робертс и Джонс, все эти разговоры о Карсуэлле сбили их с толку и привели к ошибочному заключению, что самолет вице-президента был направлен на этот военный аэродром. А может бить, агенты секретной службы, так же как и Джонсон, которого они охраняли, находились в плену ореола, созданного прессой вокруг самолета президента Кеннеди. Во всяком случае, в последующих обсуждениях, проходивших в палате № 13, все исходили из предположения, что на аэродроме Лав Филд находится лишь один «боинг-707». В действительности же ничего не менялось: на аэродроме ожидали оба самолета — ни 26000, ни 86970 не покидали Лав Филд. Оба самолета охранялись и имели одинаковое оборудование. Однако, начиная с этого момента, все позабыли о существовании второго, резервного самолета. И Джонсон и его охрана думали лишь о самолете 26000, «ВВС-1», личном самолете президента США, отождествлявшегося у всех в сознании с Джоном Ф. Кеннеди. Джонсон все еще тянул с отъездом. Он сказал своей охране, что не хочет выглядеть нескромным и уедет лишь с согласия кого-либо из помощников Кеннеди, предпочтительно Кена О’Доннела. Робертс направился на поиски О’Доннела в хирургическое отделение.