Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» - Евгений Владимирович Акельев

он осторожно вступил в отношения с некоторыми своими знакомыми сотрудниками Московского печатного двора. Возможно, на эту тему он некоторое время общался с батырщиком Дмитрием Кирилловым, который, наверное, убедил книгописца в том, что напечатать такие книги тайно на Московском печатном дворе совершенно невозможно.

Тогда Талицкий стал думать о том, чтобы напечатать свои сочинения в Киеве. Для этого нужны были деньги. Он попытался уговорить некоторых своих состоятельных заказчиков дать средства на это предприятие. Одним из таких спонсоров стал садовник Федот Миляков. К нему Талицкий пришел с приятелем – портным мастером Сенькой. За бутылкой вина приятели посвятили Милякова в свои планы. Талицкий говорил: «Написав бы де такую книгу, отдать в Киев, напечатать и пустить в мир, пусть бы люди ползоволись. Да скудость моя, нечем питатца». Федот Миляков дал ему на бумагу 10 рублей[583].

Но потом, видимо уже ближе к лету 1700 г., Талицкий пришел к убеждению, что нужно печатать не книги, а листовки. Это можно было сделать даже в домашних условиях, подпольно, используя для этого твердые сорта древесины (например, доски из груши с вырезанным на них текстом). Возможно, идею с подпольным изготовлением листовок Талицкому подсказал кто-то из его знакомых, хорошо разбирающихся в технологии изготовления печатной продукции. Во всяком случае, из материалов следствия можно заключить, что Талицкий пришел к этой мысли далеко не сразу. Можно предположить, что на эту идею его навел тот же батырщик Московского печатного двора Дмитрий Кириллов, который, как мы уже знаем, также был привлечен к следствию. Правда, на допросе Дмитрий Кириллов признался только в том, что «к нему де, Гришке, в дом хаживал он, Митка, один, и Гришка де в доме у себя читал ему, Митке, книги Библию, да толковое Евангелие, и всякие печатные и писменные книги о последнем веце». Но Талицкий настаивал на том, что он также ознакомил сотрудника Московского печатного двора со своими эсхатологическими сочинениями, но никаких других подробностей не сообщил[584]. Нельзя исключать, что Талицкий также обсуждал с ним и технические детали подпольного производства печатной продукции (разумеется, об этом мы не можем знать наверняка, не имея на этот счет в справке о следственном деле никаких указаний).

В конце концов Талицкий решил растиражировать две листовки: на первой кратко изложить содержание первого сочинение – «О счислении лет», а на второй – основные положения «Врат»[585]. Об этом он сам рассказал на допросе: «Купил себе две доски грушевые, чтоб на них вырезать: на одной „О исчислении лет“, на другой „О Антихристе“»[586]. Далее Талицкий составил для них тексты, сделав выжимку из своих сочинений[587], затем достал две подходящие грушевые доски и стал искать человека, который мог бы вырезать тексты на досках таким образом, чтобы их можно было использовать для печати листовок. На одном из допросов Талицкий признался, что кто-то на Красной площади ему подсказал, что есть один «распопа» (лишенный священнического сана батюшка) по имени Григорий Иванов. Живет он на Пресне, а промышляет тем, что «режет кресты» (то есть основным занятием этого «распопы» было вырезывание эпитафий – надписей на надгробных крестах и плитах). Такой мастер вполне мог бы изготовить нужные формы, а то, что он бывший священник, могло почитаться удачей: с таким человеком найти общий язык шансов было больше. Талицкий отправился к этому «распопе» на Пресню вместе с грушевыми досками и своими листами. Внимательно посмотрев на доски и на листовки, мастер заявил: «Без знамени де резать невозможно». Условившись на том, что Талицкий сам наметит тексты на досках («чтоб он, Гришка, ту доску принес назнамененую»), новые знакомые, конечно, обсудили и их содержание. Талицкий на допросе рассказал о содержании беседы такими словами:

И он де, Гришка, ему говорил: «ныне де время последнее, и Антихрист пришол». И сказывал ему от бытейских и от пророческих книг, и приводом называл государя Антихристом: «в Опакалепсисе Иоанна Богослова в 17 главе написано: „Антихрист будет осмой царь“. А по нашему де щоту, осмой царь – он, государь, да и лета де сошлись, у меня де тому есть, выписано и в тетратех». И роспоп де, Гришка, ему, Гришке ж, говорил, чтоб он те тетрати к нему принес почесть: «однако де у меня будет человек тех тетратей послушать».

«Распопа» Григорий Иванов на допросе в общем подтвердил показание Талицкого, но несколько иначе передал содержание их беседы:

Гришка де Талицкой к нему приходил и доску грушевую неназнамененую и лист приносил, и он де ему в то число отказал для того, что та доска без знамени, резать невозможно. И тот де Гришка ему говорил: «ныне де Время Последнее». И стал ему, роспопе, о Последнем Веце и о Антихристе сказывать от Евангелия, и от пророческих, и от бытейских книг, и приводом называл Антихристом государя, а именем не выговаривал. А он де, роспоп, тому, Гришке, о том, чтоб он те тетрати к нему принес почесть, «однако де будет у меня человек тех тетратей слушать», – не говаривал[588].

Из этих показаний следует, что Талицкий и его беседа произвели на «распопу» Григория Иванова сильное впечатление. При следующей встрече, когда Талицкий принес доски с намеченным на них текстом, а также захватил и тетради со своими эсхатологическими сочинениями, в доме «распопы» устроили вечер чтения, а затем обсуждение. В доме собрались какие-то посадские (в справке о деле, к сожалению, об этом нет никаких подробностей), а сам Талицкий привел с собой послушать чтение и диспут подключника Хлебного дворца Пашку Филиппова. После чтения «распопа» Григорий Иванов возражал Талицкому: «Почему ты о Последнем Веце ведаешь? Писано де, что ни Сын, ни ангели о Последнем Дни не ведают». Что на это отвечал книгописец, в справке не указано. Но нет никаких сомнений в том, что Талицкий имел ответы на все эти возражения (как мы помним, он мог вести дискуссию даже с получившим европейское университетское образование ученым богословом Стефаном Яворским[589]), и его возражения произвели на всех слушающих должное впечатление. Во всяком случае, «распопа» Григорий резать доски не отказался, а тетради Талицкого бережно сохранил у себя и даже не поспешил от них избавиться, когда книгописца искали по всей Москве[590].

Из дела следует, что Талицкий успел лишь получить от «распопы» Григория Иванова печатные формы на грушевых досках, но ничего напечатать так и не успел. О том, где намеревался Талицкий распространять свои листовки, в деле обнаруживается противоречивая информация.