Дни и ночи - Константин Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- У нас тут хозяйство, товарищ капитан. Я люблю, чтобы всему свое место было. Отведайте картошки,- предложил он, стаскивая с времянки сковородку и ставя ее на пол.- Вот, пожалуйста, ножичек.
Сабуров взял нож и, обжигаясь, съел несколько кружков картошки.
Конюков, у которого на боку болталась немецкая обшитая войлоком фляга, хотел спросить у капитана, выпьет ли он, но дисциплина взяла верх: начальство само знает, когда пить, когда не пить.
- А ты чего не ешь? - спросил Сабуров.
- Отведайте еще, потом и мы покушаем.
Сабуров отказался и подвинул сковородку Конюкову. Тот наскоро подцепил ножом немножко картошки и, еще не дожевав, позвал дежурного:
- Буди бойцов. Ужин готовый.
Сабуров поднялся.
- Пока будут ужинать, сходим наверх.
- Есть, товарищ капитан. Вот сюда, пожалуйста.
Они вылезли наверх по обломку пожарной лестницы. Раньше она служила для того, чтобы взбираться на шестой или седьмой этаж, под небо, а теперь они поднялись всего на семь или восемь ступенек и оказались уже под небом, хотя на самом деле это был всего лишь первый этаж, едва поднимавшийся над уровнем земли.
Ночь была темная и морозная.
- Пригнитесь, товарищ капитан, к парапету,- сказал Конюков.- Тут нет-нет да и стеганет.
Пригнувшись, они прошли шагов десять и за углом стены нашли первого из часовых. Он лежал между обломками, на которые наискось были положены два рельса, а сверх них несколько мешков с цементом.
- Сидоров,- шепотом позвал Конюков.
- Я.
- Что наблюдаешь?
- Ничего не наблюдаю.
- Замерз?
- Пробирает.
- Терпи, скоро смена выйдет. Картошку жарить будешь. Ты сегодня за повара.
- Только бы до печки добраться,- сказал Сидоров.- А там я что хочешь испеку. Холодно!
- Ну, наблюдай,- распорядился Конюков.- Приказаний не будет, товарищ капитан?
- Не будет,- сказал Сабуров.
Они переползли ко второму наблюдателю, устроившемуся в поставленной между обломками стены пустой башне танка. Верхний люк башни сейчас был открыт, и наблюдатель стоял в ней так, что была видна одна его голова.
- Дюже ледяная башня,- сказал Конюков.- Мы уже в ней матрац положили, чтобы была возможность сидеть. А уж что зимой будет, в январе или феврале,страсть, если холода ударят. Как уж тут сидеть? Прямо хоть водки двойной паек выдавай тому, который дежурный тут.- Конюков говорил об этой танковой башне так, словно она величина постоянная и ему со своими дежурными придется сидеть именно в этой башне еще и в январе и в феврале.- А весна придет, солнышко пригреет, тогда, конечно, легче станет,- продолжал Конюков свою мысль.- Чего наблюдаешь, Гавриленко?
- Шуршало малость,- сказал Гавриленко шепотом.- А сейчас тихо.
- Ну, смотри. Приказаний у вас не будет, товарищ капитан? - опять, как в прошлый раз, спросил Конюков у Сабурова, и тот, как и в прошлый раз, ответил:
- Нет, не будет.
Потом они осмотрели оба внешних поста по сторонам дома и вернулись в подвал.
Конюков сделал такое движение, словно искал кого-то глазами, но один из красноармейцев уже выскочил вперед и отрапортовал:
- Товарищ капитан, взвод принимает пищу.
- Кушайте,- сказал Сабуров.- Принимайте пищу. Значит, сейчас пойдут сменять? - обратился он к Конюкову.
- Так точно.
Они отошли к освободившимся теперь тюфякам, присели на них и стали говорить на разные интересовавшие Сабурова темы - о том, сколько у Конюкова патронов и где они хранятся, в разных местах или все вместе, на сколько хватит продовольствия в случае, если бы двое или трое суток не удавалось ничего подносить по ночам,- как вдруг сверху раздались один за другим три выстрела.
- По местам! - закричал Конюков, вскакивая.- Сидоров предупреждение делает,- обратился он к Сабурову.- Как, товарищ капитан, наверх со мной пойдете или здесь будете?
- Наверх пойду.
Выбравшись наверх, они прилегли вместе с выскочившими красноармейцами за бруствер, сложенный из кирпича и мешков с цементом.
Ночная атака продолжалась около часа. Немцы небольшими группами, с разных сторон пытаясь подобраться к дому, осыпали обломки стен автоматными очередями. Но в конце концов, потеряв несколько человек, отступили, и все опять затихло.
Сабуров спустился в подвал и отдал Конюкову несколько распоряжений на будущее. Уже начинало светать. Решив все-таки добраться до батальона, Сабуров вышел вместе с Петей, но едва кончилась стена и они поползли по открытому месту, как перед ними стали ложиться сплошные пулеметные очереди, и им ничего не оставалось, как отойти обратно за стену.
- Придется уж вам день у меня пожить, товарищ капитан,- сказал вышедший проводить их Конюков.- Раз засекли, теперь будут сыпать до самой ночи. Значит, вам такая судьба сегодня вышла.
Сабуров не упорствовал. Он и сам понимал, что Конюков прав.
За день он подробно осмотрел позиции Конюкова и распорядился, чтобы перетащили в более удобное место один из пулеметов. Остальное было в порядке. Несколько раз он поднимался наверх, на первый этаж, и наблюдал за немцами. В этот день они вели себя сравнительно тихо, по крайней мере здесь, против конюковского дома, и только в конце дня, в четвертом часу, сразу начало бить несколько тяжелых минометов и по дому и через него туда, где были расположены остальные роты.
Когда после этого немцы тремя группами перешли в атаку на командный пункт и правофланговую первую роту, то сразу выяснились выгоды местоположения конюковского дома: немецкие солдаты в горячке, не прячась в ходы сообщения, выскакивали на закрытое со стороны батальона, но открытое отсюда место, и тогда Конюков, сам лежавший за пулеметом, с остервенением строчил по ним, и проскочившие между развалинами немцы падали на снег.
Забыв о субординации, Конюков несколько раз поворачивал разгоряченное лицо к Сабурову и хвастливо подмигивал.
Ровно в четыре часа (Сабуров хорошо запомнил время, потому что как раз посмотрел на часы) немцы, судя по звукам боя, прорвались к штабу батальона. После минутной угрожающей паузы там сразу раздалось пять или шесть гранатных разрывов, потом еще два и еще пять или шесть. Сабурова охватило щемящее чувство тревоги, смешанное с неопределенным предчувствием горя. В первый раз за все время в Сталинграде он подумал, что у него не в порядке нервы. Отстранив Конюкова, он сам лег за пулемет.
Это немного привело его в себя, но тревога не исчезла, хотя, судя по тому, что гранатные разрывы прекратились и немцы отползали назад, атака была отбита.
Через полчаса снова было тихо, и только редкие мины, перелетая через дом, шлепались позади.
В начале шестого Сабуров откинул плащ-палатку и выглянул за порог. Уже начинало темнеть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});