Великий магистр - Елена Грушковская

— Слушаю. — Сдержанный, холодный голос, довольно низкий, но чуть выше, чем у Алекса.

Отчего-то все слова застряли в горле. Чего я так перепугалась? Чего мне бояться? Но чувство такое, будто кто-то положил на меня холодную каменную плиту, из-под которой не выбраться…

— Я слушаю, говорите.

Я всё-таки нашла в себе силы заговорить.

— Э… Здравствуйте, Каспар, это Карина… Жена Алекса… Вы не знаете, что там с ним? Мне сказали, у особого отдела к нему возникли какие-то вопросы…

— Здравствуйте, милочка. Нет, вопросов к нему уже больше нет.

Вроде должно было наступить облегчение, но его не наступало.

— То есть, его уже отпустили?

— Кхм… Мне очень жаль, дорогая, но то, что сделал ваш муж, не прощается. Он оказался предателем. Ему был вынесен смертный приговор. Сколько сейчас времени?.. Да, полагаю, он уже приведён в исполнение. Мне жаль вам это сообщать. Крепитесь. Всего вам хорошего.

Телефон упал на ковёр. Приведён в исполнение… Каменная плита раздавила моё сердце. Чернота и холод.

Что-то полилось по ногам…

Звонок в дверь. Гермиона. Второй раз за день пришла.

— Карина, ну, как ты тут? Схваток ещё не было? — Взгляд вниз. — Да ты в луже стоишь! Воды отошли! Ну-ка, солнышко, пойдём.

Секунда — и я у неё на руках. Обнимая её за шею, я бормотала:

— Гермиона… Алекса… казнили. Каспар… сказал, что он предатель. Приговор… приведён в исп… исполнение…

— Что?! — Её глаза сверкнули, а потом она заговорила быстро и глухо: — Держись, держись, милая… Сейчас надо думать о малышке. Сосредоточься на ней. Всё будет хорошо, я с тобой. Всё будет… хорошо.

Мы взлетели.

8.12. Рэмбо и Чёрный Плащ

Топор остановился в трёх сантиметрах от шеи, а охранники и палач отлетели, словно отброшенные взрывной волной, и ударились о стену.

— Спокуха, браток, — раздался над ухом знакомый весёлый голос. — Рэмбо уже здесь, и он спасёт тебя!

Лязг топора, но не падающего, а поднимающегося. Другой знакомый голосок прозвенел:

— Ага. А я — Чёрный Плащ.

— Она — ужас, летящий на крыльях ночи, — добавил первый. — И хлебная крошка в постели президента «Авроры»!

Этот дурацкий юмор я узнаю из миллиона…

Чёртов удушающий ошейник разжался, кандалы отключились. Казни не будет?..

— Не будет, не будет, — раздался смешок. — Мы — твой приказ о помиловании. Вставай, сматываемся отсюда.

Приказ о помиловании… Десять минут. Каспар, ну ты и сволочь! Хитрая сволочь! Мог бы хоть намекнуть…

Это были Рэмбо и Чёрный Плащ, то есть, Вика и её парень — вспомнил его имя — Конрад. Виктория, окинув взглядом вырубившихся охранников и палача, у которых кровь шла носом, заметила:

— Кажется, я переборщила с ударной волной…

— Ничего, очухаются, — ответил Конрад. — А пока этого не случилось, надо делать отсюда… крылья!

Он вскинул руку, как бы показывая: «Вон туда!» — и ближайшее окно в коридоре вылетело вместе с рамой.

…Только в воздухе я начал приходить в себя. Твою… бабушку! Топор уже летел! Он летел вниз! Как они его остановили? Вместе с кашлем из меня извергался поток непечатной ругани, а они только посмеивались. Конрад сказал озадаченно:

— Ну, ты и загибаешь… Даже я таких слов не знаю! Может, не стоит так выражаться при даме?

— Да ладно, ничего, у него просто шок, — звонко засмеялась Виктория.

— ШОК?! Да я просто в а*уе!!! — Я опять поперхнулся: встречный воздух застревал в горле.

Я даже не сразу сориентировался, куда мы направлялись — просто летел за ними, как телок на верёвочке. Конрад на лету принял звонок.

— Слушаю! Да, Аврора, всё в порядке, мы его вытащили. Ага… Понял, поворачиваем! — И, убрав телефон, сказал мне: — У твоей жены роды начались, приятель, летим в центр.

Похоже, я успеваю выполнить своё обещание… ***!!!

8.13. Эйне-младшая

— А вот и мы, — сказала Гермиона ласково.

Малышка кричала у меня на животе, а сквозь приподнятые жалюзи на прозрачной стене операционной виднелась фигура… Высокая, широкоплечая, в чёрной форме и с круглой гладкой головой. Родные голубые глаза между белыми полосками. Он пришёл… Даже ОТТУДА. Он обещал быть рядом и исполнил своё обещание. Несмотря ни на что.

Я не смогла… Не сдержала слёз. Они застилали глаза, а грудь невыносимо сотрясалась и разрывалась. Я смотрела на него и рыдала, а он не растаял в воздухе, не исчез… а ворвался в операционную. Его губы, живые, осязаемые, крепко, почти до боли впились в мои.

— Девочка моя.

Мне это не снилось? Не мерещилось?.. Он… живой?! Да, его щека под моей ладонью, его губы на моих пальцах, его рука вытирала мои мокрые щёки. Не призрачный, настоящий…

— Ты… Тебя… — только и смогло вырваться из стиснутой рыданием груди.

— Пушинка, я с тобой. Всё хорошо.

Гермиона на мгновение застыла, а потом сказала:

— Я рада, что всё кончилось благополучно.

А он… Он коршуном набросился на пищащий и шевелящийся у меня на груди комочек. Казалось, он хотел его проглотить. Нет, не проглотил, а схватил и стал целовать — личико, животик, малюсенькие кулачки.

— Ну всё, всё, — добродушно ворчала Гермиона. — Папаша, верните ребёнка маме.

— Это что за ущемление прав отцов? — возмутился он. — Это мой ребёнок тоже! Почему я не могу его держать?

Малышка выглядела совсем крошечной у его могучей груди — как котёнок. А мою ладонь колола едва заметно проступавшая на его голове щетина… Значит, живой… У призраков щетины не бывает.

— Каспар сказал… что приговор приведён в исполнение, — с трудом выговорила я сквозь всхлипы.

— Гильотина сломалась, — засмеялся он.

Господи, какое счастье — просто ощущать губами его губы…

…Одной рукой бережно прижимая девочку к груди, другой Алекс держал бутылочку. Ну да, с кровью. А что ещё могла есть маленькая хищница? У неё ещё не было зубок, но в качестве пищи ей требовалось нужно отнюдь не молоко. Хищники питаются кровью с рождения.

— Каспар сказал, что ты… предатель. Почему? Что ты сделал?

Он усмехнулся.

— Послал к чертям Общество «Аврора».

— То есть? Как это?

— А вот так… — Алекс хмыкнул. — Каспар, кстати, тоже хорош. Десять минут! Хоть бы намекнул мне, подмигнул бы как-то, что ли… Нет, доиграл роль до конца. Да так, что все поверили, даже я!

— О чём ты? — Я вспомнила холодный и непреклонный голос Каспара по телефону.

Алекс склонился и поцеловал меня в висок.

— Потом, пушинка. Потом объясню. Всё хорошо. Всё — как надо.

— Значит, ты теперь в Ордене?