Хранить вечно. Дело № 1 - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что в СССР можно вот так, запросто, не предъявляя документов о происхождении, совершенно официально обменять на наличные деньги украшения с драгоценными камнями, золотые часы, серебряные подсвечники и прочих лом благородных металлов, включая и пресловутые золотые червонцы, оказалось для меня сюрпризом. Я-то помнил, как сурово контролировался оборот драгметаллов в семидесятых-восьмидесятых годах, и какие сроки полагались подпольным торговцам «рыжьём». Но, хорошенько обдумав вопрос, я понял, что загадки тут никакой нет – в стране разворачивалась индустриализация, нужна была валюта для закупки за границей станков и машин, вот государство и ввело некоторые послабления, чтобы вытянуть у населения запасённые на чёрный день ценности.
В моём случае эти ценности сводились к горсти николаевских десяток, из числа позаимствованных из клада отца Марка. Для пробы я взял десяток масляно-жёлтых кругляшей. При легальной их реализации должна была получиться весьма солидная сумма, в которой я, строго говоря, не нуждался. Марк мою затею тоже не одобрил – «зачем нам это, куда будем тратить, только головная боль…» - но я его возражениям не внял. Весь жизненный опыт, полученный в смутных девяностых, прямо вопил о том, что некоторое количество имеющих хождение купюр лишним никак не будет, а вот золотишко надо сперва обратить в наличность – и не факт, что получится быстро сделать это без риска.
На случай же, если местная гопота срисует нас возле скупки и решит избавить он сверхдоходов – я прихватил с собой «браунинг» с запасной обоймой. Пару раз я ухитрялся проносить его контрабандой на наше стрельбище и вволю пострелял из бельгийской машинки, пользуясь тем, что за расход патронов с нас не особо спрашивали – и теперь был вполне уверен и в его точности и в безотказной работе. Впрочем, задерживаться на ночь мы не собираемся, а быть ограбленными среди бела дня на одной из центральных улиц – это, скорее, из области страшилок.
В скупке я оставил шесть золотых десяток. Получившуюся стопку замызганных купюр, среди которых примерно половину составляли бумажки по три и пять червонцев, мы с Марком честно поделили пополам, после чего расстались – я сослался на некие «личные дела», которые не удосужился даже придумать. Умница Марк кивнул - хотя было видно, что и этой моей идеи он не одобряет, - и мы распрощались до вечера.Некоторое время я просто бродил по улицам, наслаждаясь картинками губернской – теперь уже райцентровской – жизни; выпил скверного «турецкого» кофе в местном рассаднике сладкой жизни под названием «Парижское кафе «Бон», потолкался на рынке, сумев не стать добычей карманников. Посетил несколько мелочных лавочек, в которых торговали всем подряд – от мыла с пронзительным ягодно-химическим запахом и письменных принадлежностей до готового платья, конских хомутов и корыт из оцинкованного железа. Насладился видом марширующей по главной улице стрелковой роты – красноармейцы в летних светло-серых шлемах-будёновках, печатали шаг, бодро выводя «Так пусть же Краснаясжимает властно свой штык мозолистой рукой…» - и, пройдя ещё пару кварталов остановился возле кинотеатра с дурацким «Гигант».
На большой типографски отпечатанной афише фильма с интригующим названием «В город входить нельзя» был изображён зловещего вида тип с тоненькими усиками и острым носом, хищно изогнувшийся на фоне заполненной автомобилями улице. Судя по всему, детектив, возможно, даже шпионский - довольно редкий жанр в молодом советском кинематографе. Однако, я так и прошёл бы мимо – никогда не разделял модной в моё время и в определённых кругах тяги к старым немым фильмам – но замер на месте, увидав возле билетной кассы знакомую стройную фигурку.
Это же…
- Добрый день, Елена Андреевна!
Женщина обернулась - и удивлённо вздёрнула тонкую, в ниточку, бровь.
- Алёша? Давыдов? Откуда ты… Ах да, вас ведь должны были отпустить в город?
- Так и есть, Елена Андреевна! – она была в лёгком шёлковом платье и шляпке с сетчатой вуалеткой. – Вот, решил сходить в кино. Этот фильм к нам ещё не привозили…
- Я тоже его ещё не видела. – она сменила удивление на милую улыбку. – Но почему ты один? Разве у тебя нет друзей?
- Марк почувствовал себя неважно и вернулся в коммуну. – соврал я. – Удивительно другое: как вышло, что такая очаровательная женщина проводит вечер в одиночестве?
До вечера было ещё далеко, стрелки часов на здании горисполкома, едва подбирались к четырём пополудни, но я решил ковать железо, пока оно горячо.
- И ты собираешься составить мне компанию? – «писхологиня» немедленно включилась в предложенную игру. – Я, честно говоря, ещё не решила, хочу ли я туда…
И кивнула на афишу с усатым типчиком.
Что ж, красивая женщина имеет право на маленькие капризы – хотя бы и в масштабах райцентра. Я заозирался. «Парижская кофейня «Бон», чей уровень сервиса я имел возможность оценить, спасительно маячило на углу улицы.
- До начала сеанса ещё полчаса. Давайте посидим, выпьем кофе, а вы пока определитесь со своими планами. Билеты я всё же возьму - а то вдруг вам всё же захочется?..
- А если не захочется? – в глазах её промелькнули задорные чёртики. – Деньги же пропадут...
- Как-нибудь переживу. Так вы согласны?
Вместо ответа она взяла меня под руку. Я просунул две смятые бумажки в фанерное окошко кассы, получил в обмен два квитка из серой бумаги со слепым текстом и горсть медяков, после чего мы направились к «парижской кофейне». На нас оглядывались, парень в рабочей тужурке и мятом картузе завистливо сказал приятелю: «Во коммунарские гуляют! Какую нэпманскую фифу оторвал! Нам бы с тобой, Петро, такую…» Я сделал вид, что ничего не слышал, за что был вознаграждён лёгким пожатием ладони, продетой под мой локоть.
…А жизнь-то, похоже, налаживается!..
В кино мы всё-таки попали – правда, пробыли там недолго. Первую, осторожную, разведку боем я провёл ещё в кофейне, нежно сдав ручку моей спутницы. Ответом было лёгкое движение тонких пальцев – идёт дело, идёт!
В здешних кинотеатрах, оказывается, не было пронумерованных мест, и я решительно увлёк «психологиню» на последний ряд – в иные времена там располагались «места для поцелуев». И не ошибся, как выяснилось – рабочая молодёжь и прочая малокультурная публика оккупировала передние ряды, лузгала семечки,
