У нас это невозможно - Синклер Льюис

– Ничего об этом не говорил. Старый дурак! Если ему даже не по нраву наши храбрые ребята в мундирах, так ведь должен же он понимать, что Шеф пришел всерьез и надолго, черт возьми!

– Конечно, должен понимать! Да и режим отличный. Способному человеку теперь ничего не стоит продвинуться на газетной работе, не то, что раньше, когда кучка снобов не давала никому ходу, воображая себя бог весть какими образованными только оттого, что им довелось учиться в колледже.

– Верно. Ну что ж, к черту Джессэпа и всех старых дураков. Спокойной ночи, Док!

Дэн и Итчитт с серьезнейшим видом отдали друг другу гвардейский салют, подняв руку. Дэн спустился вниз, вышел на улицу и направился домой. Он остановился перед баром Билли и, поставив ногу на втулку колеса старого, грязного форда, стал завязывать шнурок от ботинка. Завязав его – для этого ему пришлось предварительно его развязать, – он оглянулся по сторонам, бросил свертки из карманов в старое ведро, стоявшее на переднем сиденье автомобиля, и спокойно продолжал свой путь.

Из бара вышел Пит Вутонг, фермер-канадец, живший на горе Террор. Пит был явно пьян. Он напевал какую-то доисторическую песенку. Шел, спотыкаясь, с трудом забрался в автомобиль и повел его причудливыми вензелями, пока не завернул за угол. Тут он внезапно и полностью протрезвел и с неожиданной быстротой погнал «форд» из города.

Пит Вутонг был не слишком хорошим тайным агентом – его хитрости были слишком очевидны. Ну что же, он стал агентом только неделю тому назад. За эту неделю, Дэн Уилгэс четыре раза бросал ему в ведро тяжелые пакеты.

Пит проехал мимо ворот усадьбы Бака Титуса, замедлил ход, сбросил ведро в канаву и быстро поехал домой.

На рассвете Бак Титус, выйдя на прогулку с тремя ирландскими волкодавами, споткнулся о ведро, вынул из его пакеты и положил в карман.

На следующий день вечером Дэн Уилгэс в подвале Бака набирал петитом брошюру под названием «Сколько людей убили палачи корпо?». Брошюра была подписана Спартанец; это был один из псевдонимов Дормэса Джессэпа.

Все они – руководители местного отделения Нового подполья – были очень довольны, когда однажды по дороге к Баку Дэн был задержан и обыскан неизвестными минитменами, которые не нашли на нем ни шрифтов, ни каких-либо компрометирующих документов – ничего, кроме папиросной бумаги.

Корпо издали постановление, обязывающее всех лиц, торгующих типографским оборудованием и бумагой, составлять списки покупателей, сделав невозможным приобретение материалов, необходимых для выпуска антикорповской литературы иначе, как посредством контрабанды; Дэн Уилгэс помаленьку крал шрифт из типографии; Дэн вместе с Дормэсом, Джулианом и Баком выкрал из подвала «Информера» старую ручную печатную машину; а бумагу тайно привозил из Канады опытный контрабандист Джон Полликоп, радовавшийся возможности вернуться к любимому занятию, которого он лишился после отмены сухого закона.

Вряд ли Дэн Уилгэс примкнул бы ко всему этому делу, столь непохожему на привычную обстановку «Информера», только из-за отвлеченного недовольства Уиндрипом или окружным уполномоченным Ледью. Он присоединился к бунтовщикам отчасти из любви к Дормэсу, а отчасти возмущаясь Доком Итчиттом, который открыто радовался тому, что все союзы печатников были влиты в правительственные объединения. А может быть, оттого еще, что Док иногда насмехался и лично над ним – не чаще одного-двух раз в неделю, – когда у него на рубашке оставались следы жеваного табака. Дэн сказал Дормэсу ворчливым тоном:

– Ладно, хозяин, пожалуй, я присоединюсь к вам, только, когда произойдет эта ваша революция, чур сам повезу Дока на гильотину. Помните «Повесть о двух городах»? Хорошая книга, правда? Может, нам выпустить юмористическое жизнеописание Уиндрипа? Всего-то и нужно, что изложить факты!

Бак Титус, довольный, как мальчик, которого взяли на пикник, предложил свой уединенный дом и в особенности его огромный подвал для штаба Нового подполья; сидя в его комнате у камина и попивая пунш, Бак, Дэн и Дормэс обсуждали самые страшные заговорщические планы.

В ячейку Нового подполья, образованную Джессэпом в Форте Бьюла, в середине марта входил он сам, его дочери, Бак Титус, Дэн, Лоринда, Джулиэн Фок, доктор Олмстэд, Джон Полликоп, отец Пирфайкс (споривший с агностиком Дэном и атеистом Полликопом больше, чем он когда-либо спорил с Баком), миссис Видер – жена Генри Видера, находившегося в концлагере, Гарри Киндерман, еврей, у которого корпо отобрали все имущество, адвокат Мунго Киттерик – совсем не еврей и совсем не социалист, фермеры Пит Вутонг и Даниэль Бабкок и еще человек десять. Старик Фок, Эмма Джессэп и миссис Кэнди были более или менее бессознательными орудиями НП. Но все они, независимо от веры и профессии, горели той религиозной страстностью, которой, по мнению Дормэса, так недоставало всякого рода церквам; и если алтари и разноцветные окна никогда не были для него священными предметами, то теперь он вчуже постигал их святость, когда с благоговением смотрел на такой священный хлам, как старые типографские литеры и скрипучий ручной печатный станок.

Иногда это был все тот же мистер Димик из Олбани; иногда другой страховой агент, хохотавший над тем, что ему удалось застраховать новый «линкольн» Шэда Ледью; потом явился армянин, продававший коврики; затем мистер Сэмсон из Берлингтона, которому были нужны сосновые стружки для бумажной массы; но как бы то ни было, Дормэс не реже раза в неделю получал информацию от Нового подполья. Он был теперь занят так, как никогда не бывал занят в пору своей работы в газете, и счастлив, как молодой провинциал, приехавший повеселиться в Бостон.

Весело напевая, он работал на маленьком станке, грохая педалью и сам восхищаясь искусством, с каким научился вставлять листы. Лоринда выучилась у Дэна набирать и делала это с большим рвением, но без достаточной бдительности в отношении орфографии. Эмма, Сисси и Мэри складывали листовки и сшивали от руки брошюры. Все это происходило в старом каменном подвале, пахнущем опилками, известью и гниющими яблоками.

Кроме брошюр Спартанца и Энтони Б. Сюзен (это была Лоринда), их главным нелегальным изданием был еженедельник на четырех страницах под названием «Вермонт Виджиленс», выходивший благодаря рвению Дормэса около трех раз в неделю. Еженедельник помешал информацию, получаемую от других ячеек НП, переписывал статьи из троубриджевского «За демократию» и из канадских, британских, шведских и французских газет, корреспонденты которых передавали по дальнему проводу сведения, которые министру просвещения Макгоблину, заведующему департаментом печати, стоило потом немало труда опровергнуть. Одному английскому корреспонденту удалось, например, передать по телефону в Мехико-сити (откуда позвонили в Лондон) сообщение об убийстве президента Южно-Иллинойсского университета, человека семидесяти двух лет, убитого выстрелом в спину «при попытке к бегству».

Дормэсу было теперь ясно, что ни он, ни другие рядовые граждане не знали и сотой доли того, что происходило в Америке. Уиндрип и Књ, – так же, как Гитлер и Муссолини, – поняли, что, осуществляя строжайший контроль над печатью, разгромив в самом начале все организации, которые могут стать опасными, и сосредоточив в руках правительства все пулеметы, орудия, бронированные автомобили и аэропланы, современное государство имеет возможность сохранять над населением гораздо более полную власть, чем во времена средневековья, когда бунтовавшие крестьяне были вооружены только вилами и благими намерениями, но когда и государство было вооружено немногим лучше.

Жуткие, невероятные сведения доходили до Дормэс и под впечатлением этих ужасов ему стало казаться, что его собственная жизнь и жизнь Сисси, и Лоринды, и Бака не имеют такого уж большого значения.

В Северной Дакоте двух фермеров, обвиненных в подстрекательстве, гнали перед автомобилем ММ по февральским сугробам, а когда они падали без сил, их били насосом, понуждая снова бежать, пока наконец не прикончили выстрелом в голову – и кровь убитых окрасила белый снег прерии.

Президент Уиндрип, который, по-видимому, начинал утрачивать крепкие нервы и самонадеянность прежних лет, заметив как-то, что двое минитменов его личной охраны о чем-то со смехом перешептываются в приемной перед его кабинетом, завопил, схватил со стола автоматический револьвер и стал в них палить. Но он был плохим стрелком. Заподозренных телохранителей прикончили их же товарищи.

На вокзальной площади в Канзас-сити орда молодых людей в штатском сорвала одежду с монахини и погналась за ней, шлепая ее ладонями по голому телу. Полиция вмешалась только спустя некоторое время. Никто не был арестован.

В штате Юта окружной уполномоченный, противник мормонов, привязал старика мормона к столбу на голой скале, и, так как это было очень высоко, старика стал беспокоить холод и ослепительный свет солнца, поскольку предусмотрительный уполномоченный предварительно срезал ему веки. В правительственных сообщениях подчеркивалось, что мучителю был сделан выговор районным уполномоченным и что он был отстранен от должности, но ни словом не упоминалось о том, что он получил затем новое назначение в другой округ в штате Флорида.