Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная - Маргарет Джордж

— Да, да, конечно. Конечно, я верю тебе.

Я ждала, чтобы он ушел.

Он встал и поцеловал меня, и я поймала себя на том, что не желаю касаться его. Но я не оттолкнула его, опасаясь усугубить ситуацию и возбудить дополнительные подозрения.

— Докажи мне, что веришь, — твердил Антоний.

Я понимала, какие доказательства ему нужны, и хотя мне становилось тошно при одной мысли о близости, деваться было некуда.

— Да, конечно, — сказала я, взяла Антония за руку и повела его к его любимому месту, моей постели.

Доведенный до исступления собственными муками, чувством вины и ревностью, он любил меня с тем неистовством, которое прежде возносило меня на вершины счастья. Но не сейчас. В душе я оставалась холодна, не позволяя себе отдаться наслаждению. Обида моя была слишком сильна, чтобы исчезнуть от нескольких поцелуев и ласк.

Когда он ушел, я проводила взглядом его удалявшуюся спину и подумала:

«Сегодня ночью ты отверг целый мир».

Глава 14

Внешне все вернулось на круги своя и шло своим чередом. Антоний возобновил прежний разгульный и беззаботный образ жизни, веселился со своими «неподражаемыми» и, кажется, решил, что я тоже довольна и вполне счастлива. О том разговоре мы больше не вспоминали, словно его и не было.

Но игнорировать известия из внешнего мира не мог даже Антоний. Он допоздна засиживался за письмами, и я понимала, что новости поступают тревожные.

Антоний не сообщал о содержании этих депеш, однако у меня имелись свои источники информации. Я знала, что римский мир пребывает в смятении. Перузия пала, и Октавиан безжалостно расправлялся со всеми, осмелившимися воспротивиться власти триумвирата. Десятки людей преданы казни, старинный город сожжен дотла. Люций попал в плен, но Фульвии удалось скрыться вместе с полководцем Антония Мунацием Планком. Куда они сбежали, никто не знал.

Тем временем Антоний продолжал практиковаться с оружием — хороший знак — и рассылал письма.

При всей моей решимости не говорить больше о той горестной ссоре мысленно я возвращалась к ней вновь и вновь. Слова укора и новые доводы звучали в моем сознании, но я держала их при себе.

Однажды днем я случайно оказалось рядом, когда Антонию доставили очередное письмо. Не вскрыть его при мне означало бы выказать недоверие, на что он, разумеется, пойти не мог. Ему не хотелось знакомить меня с содержанием послания, но этого требовала элементарная вежливость.

Письмо было от Секста Помпея, который призывал Антония вступить в переговоры о заключении союза против Октавиана.

Я предлагаю защиту всем, кто бежит от тирана, — писал он. — Твоя благороднейшая мать Юлия, Тиберий Нерон, его жена Ливия и их маленький сын Тиберий вынуждены спасаться в моих владениях вместе со многими представителями виднейших римских фамилий. Они не желают преклонять колени перед мальчишкой, изображающим из себя правителя и именующим себя сыном Цезаря. В твое отсутствие он совершил немало незаконных и непростительных деяний. Так давай же объединим наши силы и избавим Рим от этой угрозы.

Наученная предыдущим опытом, я не стала уговаривать Антония принять это предложение. Возвращая ему письмо, я лишь заметила:

— Похоже, все ищут союза с тобой.

— Да, не только Помпей. Ко мне обращался и Лепид, — признался Антоний.

— Благородный триумвир призывает выступить против одного из своих товарищей? Что это на него нашло?

Боюсь, на сей раз скрыть иронию мне не удалось.

Антоний пожал плечами.

— Лепид всегда был ненадежен. Сегодня у него одно на уме, завтра другое. — Он встал. — Пойдем. Смотри, как солнце светит — зима закончилась. Давай порыбачим на озере Мареотис. Ты обещала. Помнишь, ты сказала, что там отменная рыбалка, лодки плавают среди папируса и лотосов, а в прибрежных деревнях поют дивные песни и варят отменное пиво…

Я вздохнула.

— Насколько я понимаю, ты хочешь развлечься с компанией?

— Ну а разве можно потерять такой день?

Три плавучих дома, наполненных гуляками, покачивались на тихих волнах примыкающего к Александрии огромного пресноводного озера; длинный и тонкий рукав его тянулся в западном направлении на пятьдесят миль. К южному берегу подступали виноградники, где делали лучшие в Египте вина, с севера зеленели оливковые, фиговые, финиковые и яблоневые сады, на мелководье колыхались стебли папируса, из которых получали наилучший материал для письма, а в зарослях бобов — в девять локтей высотой! — могли укрыться и лодки, и влюбленные парочки.

Стоял март — по-египетски «тиби», месяц цветения. Уже распустились кремовые цветы бобов, над водой белели и голубели лотосы, а над берегом, словно рассыпанные ветром, бледнели лепестки миндаля. Светило яркое солнце, и Антоний поначалу пребывал в прекрасном расположении духа. Но потом настроение его стало меняться.

Снова и снова забрасывал он крючок с насаженной на него жирной мелкой рыбешкой, но улова не было. Хармиона, Флавий и еще кое-кто из его компании принялись насмешничать по поводу того, что рыбы, видать, не питают почтения к императору.

Сначала Антоний пытался отшучиваться, но потом, раздосадованный неудачей, махнул на рыбалку рукой и призвал нас сойти на берег, чтобы поесть и выпить в одной из маленьких деревушек на берегу озера.

Мы выбрали место наугад, пришвартовались у шаткого деревенского причала и шумной толпой отправились в таверну. Я ничем не выделялась среди остальных, а вот Антония, по-моему, не признать было невозможно. Он отличался от своих спутников, как золото от меди. Стоило ему с небрежной грацией усесться за стол, как все в таверне мигом сообразили: этот мужчина, одетый как простой рыбак, на самом деле весьма значительное лицо. Естественно, люди не оставили без внимания и его спутницу, то есть меня; но я сидела, надвинув на глаза крестьянскую шляпу, и помалкивала. Обычному человеку и не вообразить, какой это редкий подарок для правителя — возможность на время превратиться в одного из простых горожан и вдохнуть свободы. Ведь мы, цари, от рождения до смерти заточены в темницу условностей и этикета. Здесь, в деревенской харчевне, я отдыхала от ограничений. Эту свободу подарил мне Антоний.

— Вина для всех! — приказал Антоний. — Или твое заведение славится пивом?

Хозяин поклонился.

— Да, мой господин, наше пиво повсюду хвалят.

— Тогда принеси нам лучшего, в кувшинах! А еще жареной утятины и рыбы. Улов нынче хорош?

— Да, — подтвердил, к его удивлению, хозяин таверны. — Улов уже несколько дней отменный.