Хождение в Кадис - Яков Шехтер

на мирный когг?! Куда смотрит Бог Вседержитель, почему допускает такое, почему не наказывает виновных? Ах, что там говорить про виновных, почему закатовали до смерти безгрешного, точно агнец, брата Федула, всю жизнь проведшего над книгами и в молитвах?! За что такая страшная смерть, се вера и се воздаяние?

Кат Галицкий! Вот кого Афанасий вспоминал помногу раз в день. Катом его прозвали в народе за страшные злодейства. Дружинник Данила, доверенный великого князя Василия Темного, получил после победы над Шемякой солидный надел неподалеку от Галича. Потомственные земли побежденного противника великий князь нарезал своим подручным. За какие заслуги дружиннику достался столь щедрый кус, никто не знает, но зажил он на полученной землице своевольным владыкой, никого и ничего не опасаясь. Делал что хотел, брал кого заблагорассудится и отчет никому не отдавал. Впрочем, все так поступали, любой боярин или воевода гнул до земли своих крестьян да служивых.

Славился Кат Галицкий особой набожностью: золотой крест на груди таскал размером с митрополитский, особняк его обилием икон на церковь походил, а велеречивостью Данила напоминал попа. Любил рассуждать о вере, истинном служении и христианском милосердии.

– Душу живую, – повторял Кат, – никому не позволено жизни решать. Бог ее даровал, только Он и забрать имеет право.

Если в соседних имениях за недоимки и прочие злостные провинности крепостного могли запороть до смерти, то Кат рассчитывался с должниками иным образом. В стенах огромного подвала его особняка были устроены узкие ящики, человека в них запихивали силой, иначе не помещался. Присесть в ящике было невозможно, дверь, которую прижимали двое холопов, так стискивала грудь несчастного, что дышать удавалось с большим трудом через узкую щель прямо напротив лица. Холопы расталкивали провинившихся по каменным шкафам и уходили из подвала, плотно захлопнув двери, чтобы наружу не доносились ни мольбы, ни просьбы, ни клятвы, ни обещания.

В подвал возвращались через неделю, вытаскивали из шкафов трупы и волокли их в общую яму. Муки несчастных не поддаются описаниям: непреходящая боль застывших от бездвижности органов и медленная гибель от голода, жажды и отчаяния были лютее самой страшной казни. Наверное, они молили о смерти, ждали ее как избавительницы, мечтали о скорейшем наступлении конца. Впрочем, никто так и не узнал, о чем плакали жертвы, ведь Данила ни разу не отменил казнь, не помиловал ни одну душу православную. Все, за кем захлопнулась дверь в подвал, нашли свой конец в его темноте.

– Завтра пойдем на Ката, – коротко предупредил Онисифор Афанасия. Василиск молча кивнул – Кат во всей округе был только один.

Когда-то поджарый и мускулистый, Данила изрядно отъелся за годы барства. Когда он, кряхтя, потянулся за мечом у изголовья, Онисифор коротким ударом в лоб опрокинул тушу обратно в кровать. Кат сразу догадался, что пришли за его жизнью, и запричитал неожиданно тонким голосом:

– Пожалейте, православные, не берите грех на душу. Жизни не лишайте, сколько скажете, столько заплачу. Клянусь, никто не узнает! И мстить не буду, клянусь.

Он поднес к губам огромный золотой крест и в знак подтверждения своих слов взасос поцеловал.

Онисифор молча вытащил нож и шагнул к кровати.

– Нет-нет-нет! – заверещал Кат и, суча ногами, отодвинулся на дальний край.

– Возьми, – приказал Онисифор василиску, тот вскочил на кровать, перепрыгнул через Ката, одним рывком перевернул его, уткнув лицом в подушку. Тот от ужаса замычал и громко пустил злого духа.

– Жил псом, а помираешь как баба, – бросил Онисифор, заворачивая Кату руку. Тот забился, задергался всем телом, пряча горло.

– Легкой смерти ищешь, – сквозь зубы бросил Онисифор. – Ты о ней молить будешь, как твои жертвы. Ну-ка, дружок, – обратился он к Афанасию, – спляши у него на спине.

Василиск вскочил на хребет Данилы и несколько раз подпрыгнул.

Тот выпучил глаза, замычав от боли, а Онисифор, воспользовавшись замешательством Ката, в считаные мгновения перерезал ему сухожилия на руках и ногах. Мычание сменилось истошным воем, алые ручейки потекли на кровать.

– О жизни просил, – бросил Онисифор, вытирая нож о рубашку Данилы. – Что ж, ты будешь жить. Жить и вспоминать тех, кто смерть мучительскую принял в твоем застенке. Желаю тебе страдать подольше и казниться каждое мгновение.

Кат умер спустя неделю от горячки, ему наследовал сын, вернувшийся к обычаям дедов и прадедов. Он приказал заколотить страшный подвал, а недоимки взимать привычным способом – с помощью кнута. Прежде чем запереть навсегда двери в подземелье, сын привел туда попа и тот отслужил молебен за упокой душ погибших и прощение раба Божьего Даниила.

Молебен за прощение – вот что не давало покоя Афанасию. Он представлял себе религию как орудие непрерывного улучшения человека. Ведь издревле именно благодаря служителям веры не погасло среди жестоких людей стремление к добросердечию и человечности. Что, как не вера и духовники, подвигало запутавшихся мирян на поиск прекрасного в себе и в других?

Так учили святые отцы в монастыре, так Афанасий привык думать. Но, вспоминая то, что открылось ему за время жизни вне монастырских стен, он приходил в ужас и отчаяние. Веру покупали и продавали, точно воск или щетину. Иконы в доме у Ката, крест на пузе и набожность не сделали его лучше, а злоба и жестокость игумена Геннадия более подобали ушкуйнику, чем святому отцу.

Живи Афанасий в миру, он давно бы столкнулся с этими противоречиями и нашел свое отношение к ним, но жизнь в обители словно заморозила его детское почтение к вере и священнослужителям, и поэтому кризис, охвативший зрелого мужчину, нельзя было определить иначе, как запоздалое взросление.

Все безысходно! Мир – западня, из которой не вырваться! Бог так устроил жизнь, что любой шаг и каждое слово превращаются либо в злодеяние, либо в униженную молитву. За злодеяние посылается кара, а мольбу просто не замечают. Со всех сторон осыпают человека ударами, и он, ничтожный и надломленный, пробивается сквозь дождь несчастий, укрывая лицо от обжигающего ветра горести. Беспощадный Бог помнит все, любая мысль, слово и поступок необратимы и потому фатальны.

Кто может снести пытку длиной в жизнь? Почему Бог после нее еще гневается на человека? Он сам создал огромный и запутанный мир, бросил в него миллионы душ, и теперь все так переплелось, что не только пылинке человеческой, Ему самому не разобраться! За что же Он карает нас, ведь все Его наказания одна несправедливость за другой?! Люди злы, а Бог безразличен. Да и есть ли Он вообще, коль позволяет злу царствовать?

Мысли не заканчивались, не принося ответов на вопросы, а спросить было не у кого. Не к