Гиперборей - Юрий Никитин

Олег опустился за стол, выбрав место возле сумрачного мужика, заросшего до самых глаз рыжей кудрявой бородой.

— Не помешаю? — спросил он резко.

Мужик поднял голову от пустой кружки, глянул исподлобья:

— А если скажу, что мешаешь?

— Ну и черт с тобой, — буркнул Олег.

Мужик смотрел мутными с похмелья глазами, облизал пересохшие губы. Кулаки начали медленно сжиматься.

— Летать не пробовал, святой пещерник?

— Я пришел пить, а не драться, — ответил Олег. Он ухватил пробегавшего мимо отрока, бросил резко: — Пива! И не ползай, как весенняя муха.

— Убери грязные лапы, — буркнул отрок. У него тоже были мутные глаза. Похоже, подумал Олег, что все в корчме мучаются с похмелья, потому и рычат. Отрок кивнул на бородача. — И этому налить?

— Почему нет, если плачу я?

Отрок пожал плечами, вскоре принес большой кувшин, налил пива Олегу и в кружку бородачу, ушел, оставив кувшин посреди стола. Бородач припал к своей кружке, кадык задвигался вверх-вниз. Выцедил до капли, со стуком опустил на стол, сказал все тем же неприятным голосом:

— Поганое время выбрал. Что бы ни привез, все одно поганое.

— Почему?

— Воеводы возвращаются с остатками войска. Начнется вой и плач по всему городу! Балты на этот раз... А в прошлом месяце перехватили караваны, всех убили, товары забрали. Цурюпы собираются, несколько окрестных весей сожгли, народ порешили. Бояре говорят о народном ополчении, так что будет не до торговли. Разве что оружие привез, но своего девать некуда.

Олег отхлебнул пива, сморщился.

— Эй, — крикнул он отроку, — пиво сварили из старых сапог?

Отрок потемнел лицом, огрызнулся:

— На этой улице еще две корчмы! Не нравится, топай дальше. С тебя полтина.

Олег непонимающе смотрел на бородача:

— Что за полтина?

Тот налил себе пива, пена побежала через край кружки, ответил равнодушно:

— Половина рубля.

— Гм... а что такое рубль?

Бородач торопливо осушил кружку, поспешно налил еще, лишь тогда ответил, держа кружку обеими руками:

— Ты что, из леса вышел? Рубль — это рубль. Серебряную гривну видел когда? Рубят на десять частей. Каждая отрубленная зовется рублем.

— Фу ты, — сказал Олег с облегчением. — Я-то думал... Дороговато!

— Перед войной цены растут быстрее грибов.

Олег бросил на середину стола золотую монету. Отрок с недоверием покрутил перед глазами, попробовал на зуб, кивнул, опустил в карман. На его ладони появилась горсть серебряных монет, он стал отсчитывать сдачу. Олег отмахнулся:

— Принеси поесть мне и моему другу.

Отрок исчез, бородач хмыкнул вслед:

— Видал? У него в переднике монеты ромейские, греческие, франкийские, еще черт-те какие... Новгород!

Олег цепко посматривал по сторонам. Бородач хорош, надо лишь не обращать внимания на грубость. Еще лучше — вести беседу в том же ключе. Люди со сладкими языками вредят.

— Народное ополчение, — сказал он, — только для усмирения окрестных племен?

Бородач прихлебывал пиво уже с расстановкой, любовно, утолив жажду. Лицо его разгладилось, глаза чуть прояснились, а голос утратил жесткую хриплость:

— С теми тоже. Но хуже — варяги. Недавно чуть было город не захватили, столько набилось под видом купцов. Они и были купцами, да больно буянили, женок насильничали. Вот новгородцы и схватились за ножи... Потом три дня улицы от крови отмывали. Убитых навалили столько, что ступить было некуда. Берсеркеры аль не берсеркеры, а порешили всех, как кабанов. Теперь, грят, варяги в отместку наши ладьи перехватывают, с большим войском идут. Еще проклятые свеи грабят веси наши, аки волки лютые. С Псковом друг дружке юшку из носа пускаем. Да и с Ижорой на ножах, с карелой в том месяце большая сеча была, поле устлали убитыми — ихними и нашими. Да и юрга пожгла наши посады. Грят, большое войско собрали...

Олег сидел, задумавшись. Мужик наливал себе, пил, наливал, а когда в кувшине показалось дно, придвинул жареный кабаний бок, вытащил из-за голенища острый нож. Олег вздрогнул, когда на плечо легла чья-то рука. Возле него стоял высокий парень, одетый чисто и очень нарядно. С сомнением глядя на поношеную одежду Олега, сказал ясным чистым голосом:

— Святой пещерник?

— Так меня называют люди, — ответил Олег скромно.

Глаза парня сказали отчетливо, как бы он точнее назвал оборванного здоровяка с плечами борца с медведями, но вслух вежливо произнес заученно гладко:

— Великий посадник Новгорода просит пожаловать к нему на пир.

Олег поднялся, кивнул бородачу:

— Завтракай сам. Я перекушу в другом месте.

Мужик растянул в усмешке щербатый рот:

— Перекушу!.. С такой-то рожей! Гляди, другим не останется, если не поспеют раньше!

Олег пошел вслед за парнем, что явно старался держаться не ближе чем на два шага — боялся вшей или клопов. Сердце Олега начало стучать чаще, кровь бросилась в голову. Что-то стряслось необычное, если Гостомысл послал за ним так быстро. Неужто в самом деле вещий сон? Конечно, если о чем-то напряженно думаешь перед сном, то во сне боги часто подсказывают ответ. Народ это подметил, сказал по-своему: утро вечера мудренее. Вечером ломаешь голову, мучаешься, а утром просыпаешься с готовым ответом... Но если так, что за ответ пришел к Гостомыслу? Тот ли, к которому подталкивал он, Олег? Пути богов неисповедимы.

Двор Гостомысла был заставлен расписными повозками — даже ободья из чистого серебра, кони гарцуют под шелковыми попонами, на уздечках блестит золото. Завидев рослого Олега издали, с высокого крыльца поспешил тиун, сопровождаемый угрюмым стражем, теперь знавшим Олега в лицо. На лице кудрявого красавца отразилось великое облегчение: все-таки сильно сомневался всю дорогу, что именно этого оборванца желает видеть посадник Великого Новгорода...

Олега провели по широким ступеням, крытым расписным ковром — хашеманским! — явно только что на верблюдах доставили. Холопы носились, как пчелы, таская кушанья, размещая гостей. Со зваными приехало сотни две слуг, всех надо принять и накормить, а коней развести по стойлам и тоже накормить. Гостомысл, судя по всему, созвал цвет города: бояр великих, знатнейших купцов, тысяцких, русичей, тиунов. Олег узнал всего два-три лица — самых старейших, давно не был в этом городе.

В просторных сенях гостей встречал сам Гостомысл. При нем держалась густо нарумяненная племянница, имени ее Олег не знал. Гостомысл улыбался, кланялся, спрашивал о здоровье, мановением руки препровождал в большую гридницу.

На Олега Гостомысл зыркнул люто, лицо было землистого цвета, даже не улыбнулся, как другим гостям, подал знак, что поговорит позже, и Олег отправился в палату. Гостей была тьма, и он скромненько устроился в уголке. Люди тут беседовали уверенные в себе, оборотистые. Гостомысл не чтил тех, кто богатство обрел по наследству. Здесь собирались те, кто из-под стоячего подошвы выпорет, — быстрые, хваткие, сметливые и жестокие, если нужда будет.