Гонки на маршрутных такси - Константин Владимирович Игрунов

не мудак! – радостно крикнул он в трубку. – Да я сорвал репортаж, но зато нашёл… Ты сидишь или стоишь?.. Сядь! Мы нашли «Портрет купчихи Нечетовой»!!.. Я и Алик… Конечно, Лунц, а кто же ещё?.. Потом расскажу. А пока в интересах следствия держи язык за зубами, – он подмигнул Васнецову. – В общем, у меня сенсаций на десять выпусков! – Миша отключился.

– И на пять рассказов! – язвительно добавил Алик. – Писатель… Везде преуспел! Ты думал я не догадаюсь, что это ты?

Шеф-редактор снова воззрился на журналиста. Шахов молчал.

– Товарищ Лунц, – нарушил паузу Ефим Ильич. – Я, конечно, уважаю драматургию и прочее искусствоведение, но мы в следственных органах привыкли, знаете ли, больше к фамилиям, именам и отчествам. Назовите человека, которого Вы подозреваете в убийстве Вашей супруги и покушении на Вас? Это Михаил Шахов?

Очки Миши подпрыгнули. Он дёрнулся всем телом. Следователь Васнецов рефлекторно встал в дверях.

– Нет, – чётко ответил Алик. – Это Григорий Штрих.

                        ***

Григорий Штрих лежал на берегу озера и смотрел в небо. В то же самое небо, в какое смотрел с глади озера Алик Лунц. Только закат уже сменился рассветом, и одинокие тучки остались в ночи. Теперь на безоблачном и безветренном небе царствовало весеннее солнце.

Лёжа на берегу недвижного, зеркального озера Григорий Штрих мог вспомнить всю свою жизнь. Озорное детство, учёбу в Академии художеств, первые надежды и первые неудачи. Глупая кража из провинциального музея вынудила его к сотрудничеству со спецслужбами. Впрочем, услуги органам не тяготили Штриха. Благодаря властным покровителям, провинциальные музеи остались в прошлом, а на горизонте замаячили дорогие заказы и столичные выставки. А потом художник Штрих впервые в жизни по-настоящему влюбился. Он влюбился в актрису, портрет которой писал, но его единственная любовь оказалась безответной. Сердце возлюбленной принадлежало другому мужчине – восходящей театральной звезде, Алику Лунцу.

Закончив портрет, Григорий Штрих открыл своё сердце любимой женщине, но та отвергла его. Раздавленный отказом художник, собрав кисти и краски, побрёл к выходу из квартиры. Но на самом пороге, когда дверь хозяйкой уже была открыта, богемного живописца охватила яростная, сатанинская ревность. Бросив мольберт на пол, Штрих схватил актрису за горло и, как Отелло Дездемону, задушил её.

Вспоминая о своём преступлении по прошествии времени, Григорий Штрих неоднократно отмечал, что его поступками в тот вечер действительно руководил сам сатана. Художник мог ударить женщину каким-либо тяжёлым предметом, заколоть чем-либо острым, но он воспроизвёл сцену, которую успешно играли в театре Алик и Вероника Лунц. Только в отличие от актёра Лунца художник Штрих удавил актрису по-настоящему.

Однако Штриха ждало неминуемое разоблачение, если бы не ещё одно счастливое обстоятельство. Дверь с хитроумным запором, реагирующим только на тёплый отпечаток живого пальца хозяина или хозяйки, была открыта Вероникой до убийства.

И отверженный, незамеченный никем (опять же дьявольское везение), влюблённый благополучно покинул квартиру, оставив сотрудникам милиции неопровержимые, как ему казалось, улики виновности законного супруга.

Однако улик оказалось недостаточно, и обвинить Алика Лунца в убийстве собственной жены не удалось. Но то, до чего не смогли додуматься отечественные сыщики, успешно раскрутили иностранные. Искали они, правда, не убийц на почве ревности, а возможность заполучить мировое художественное сокровище – «Портрет купчихи Нечетовой». И Григорий Штрих, входящий к тому времени в художественный совет Российского Национального музея, был в этом плане им очень интересен.

С художником встретились, поговорили, не столько угрожали, сколько сулили, и в итоге добились от него согласия на участие в международной контрабандной махинации. Не сумев посадить Лунца в тюрьму, Штрих с удвоенной энергией принялся «помогать» ему стать вором и контрабандистом, и для начала устроил раздавленного горем вдовца в Российский Национальный музей.

До приезда на берег озера удача сопутствовала Григорию Штриху. Но в последний момент она улыбнулась Алику Лунцу.

Как так получилось? Лёжа на берегу озера, художник мог поразмышлять и об этом. Но он не думал ни о чём. Григорий Штрих просто лежал на спине и смотрел в небо. И лишь чёрные полосы на шее от сжимавших его горло рук и немигающий взгляд под бутафорскими стёклами очков свидетельствовали о том, что талантливый художник и убийца был мёртв.

                        ***

– Господин Шумандер! Не считаете ли Вы произошедший инцидент неудачной провокацией русских?

Вопрос задала сухощавая журналистка с жидкими тёмными волосами, стянутыми сзади в пучок. Она поправила очки и ждала от чемпиона «Формулы 1» подтверждения своих слов.

Брифинг шёл уже второй час, а вопросы к Михаэлю Шумандеру, ставшему героем блестящей операции российских спецслужб, не заканчивались.

– Когда я увидел, как из-под обшивки салона микроавтобуса, на котором я выступал, извлекли картины, то у меня возникла подобная мысль…

Зал одобрительно загудел, а задавшая вопрос журналистка самодовольно улыбнулась.

– Но когда я просмотрел видеозапись, сделанную следователем, ведущим это дело… – Шумандер помрачнел. – Когда я убедился, что ни обвинять, ни даже бросать на мою репутацию какую-либо тень российская полиция не собирается, тогда я понял, что сделать меня соучастником этого преступления пытались отнюдь не русские.

– Кто же, если не они? – взвизгнула со своего места сухощавая леди.

– Они, – с нажимом произнёс Шумандер. – То есть русская полиция, начали своё общение со мной словами благодарности. Они благодарили меня за помощь следствию, хотя я всего лишь исполнил долг честного человека. А вот кто действительно помог вернуть украденную картину, так это российский журналист Михаил Шахов. Впрочем, в отношении меня он сделал гораздо больше. Когда похитители осознали, что картина уходит из их рук, они привели в действие заложенное в микроавтобус радиоуправляемое взрывное устройство. Если бы Шахов не уговорил меня… – Михаэль помолчал. – Если бы он не уговорил меня войти с ним в здание, где располагался следственный отдел, то я бы взлетел на воздух вместе с машиной.

Под впечатлением услышанного зал охнул.

– Так что журналист Шахов не только подсказал мне правильную линию поведения в сложившейся ситуации. Он фактически спас мне жизнь.

– Вот видите, Семён Борисович, – генерал Репин, сидя в кресле за своим столом, нажал кнопку на пульте дистанционного управления и остановил воспроизведение видеозаписи. – Российский журналист Михаил Шахов спас жизнь самому Михаэлю Шумандеру! – он многозначительно поднял вверх указательный палец. – А Вы хотите сделать из спасителя мирового автоспорта какого-то бандита! – Ефим Ильич с укоризной посмотрел на сидящего перед ним, загипсованного и перевязанного, Семёна Борисовича.

Следователь Штатский, едва выйдя из больницы, был полон решимости довести дело Михи Ферзя до суда, но столкнулся с неожиданными административными препятствиями.

– Но у меня есть заключение экспертизы, что бандит Ферзь и журналист Шахов – одно и