Цена согласия (СИ) - Доронина Слава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невыносимая тяжесть — именно так я бы охарактеризовала свое состояние. И лучше бы действительно оказалась беременна от Кости, чтобы иметь хоть какую-то зацепку, опору. И окончательно не скатиться в уныние. Но тянущая боль в животе и пояснице и мажущие выделения говорят о том, что месячные придут в срок и никакого ребенка нет и в помине.
Конечной остановкой оказывается Токио. В аэропорту меня встречает пожилой мужчина с сединой на висках, представившийся Нобуо. Он забирает мою сумку, в которой почти нет вещей, и ведет меня к своей машине. Японец разговаривает на ломаном русском. Впервые с того дня, как Костя меня оставил, я улыбаюсь, услышав смешное «Мася» вместо «Маша» и еще набор слов, которые не могу разобрать.
— Чей этот дом? — спрашиваю, прилипнув к окну, когда мы подъезжаем к двухэтажной вилле, утопающей в зелени и цветах.
— Вас, чей же еще, — отзывается Нобуо, переиначив «ваш» на свой лад.
Он паркует автомобиль у входа и выдает мне новенький телефон и ключи от дома.
Мой мобильник еще в Москве забрал человек Гончарова, прямо в аэропорту. До конца поездки меня настоятельно попросили никому не звонить и вести себя неприметно. Уточнять почему и зачем, я не стала. И так очевидно, что таким образом Костя заметает следы. Однако вопрос, что будет ждать меня впоследствии, снова остается открытым. Неопределенность.
Дни тянутся очень медленно, а потом происходит то, что окончательно меня ломает и убивает всякую надежду на благоприятный исход. В интернете я читаю новость, что сегодня один из богатейших и влиятельных бизнесменов России, Константин Гончаров, вместе с женой попал в автомобильную катастрофу. Олигарху стало плохо с сердцем, и он не справился с управлением своей машиной. Его жена погибла на месте, а сам Гончаров в тяжелом состоянии, с многочисленными травмами доставлен в Институт имени Склифосовского. Врачи борются за его жизнь. В конце вскользь упоминается, что четырьмя годами ранее в аварии скончался его сын, а незадолго до последнего несчастного случая молодая жена Гончарова потеряла ребенка после череды покушений на жизнь супруга. О нашей интрижке с Рафаэлем не написано ни слова. Впрочем, как и о том, где и когда пройдут мои похороны.
— Мася, — доносится голос Нобуо, и я вздрагиваю. — Можно? — Помощник застывает в дверном проеме.
Перед глазами все расплывается от слез, в груди сильно тянет. Я в незнакомой стране одна, под чужой фамилией, изолированная от общества… Если прочитанное мной только что — правда и Костя пострадал, то как я могу оставаться здесь? Вдруг ему требуется помощь? А мои девчонки… Представляю, какой у них шок после подобных новостей...
Впервые я близка к тому, чтобы тронуться умом от безнадеги, в которую засасывает, как в омут.
— Это вам. — Нобуо протягивает мне конверт.
Вскрываю его дрожащими пальцами и смотрю на свои новые документы, по которым я теперь госпожа Симидзу. Да еще и замужем за каким-то Акио.
— Что это? — Ничего не понимаю. — Акио? Это имя? Фамилия? — спрашиваю сиплым голосом, тряся документами перед носом Нобуо.
Надеюсь, я все-таки не его жена и это не было частью Костиного плана.
Что там Гончаров говорил про мои эмоции? Почаще их отключать и включать логику? Если следовать его совету, то выходит, что с Костей всё хорошо? Относительно хорошо. Разум твердит, что это так, но сердце ноет от плохого предчувствия, потому что Маши Беляевой больше не существует. А значит, Гончаров пошел на крайние меры, чтобы закончить начатое, с минимальными для всех потерями.
— Я ничего не знаю, — говорит Нобуо, и я перевожу на него взгляд. — Это попросили вам передать, — кивает он на конверт и уходит, оставляя меня одну.
С трясущимися губами и комом в груди, который стремительно разрастается.
Вспоминаю касания Гончарова и его глаза, которые постоянно мне снятся, запах его кожи... и медленно схожу с ума. Это самая настоящая пытка — думать о том, с кем не имеешь возможности встретиться и по кому безумно скучаешь.
Я тяжело дышу и прислоняюсь к стене, чувствуя, как тело становится ватным и воздушным. Но вместе с тем появляется надежда, что Костя все-таки добрался до берега и мы с ним скоро увидимся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})48 глава
Я убираю остатки недоеденного обеда со стола, когда Нобуо подрывается с места и тянется к телефону, который громко вибрирует в кармане его пиджака. Реакция помощника на входящие звонки забавляет: Нобуо всегда говорит стоя, словно отдает дань уважения тому, с кем общается. Странная привычка, нужно будет спросить, почему он это делает. Может, в Японии так принято?
Уловив в голосе Нобуо тревожные нотки, я вытягиваюсь по струнке и не дышу, переводя взгляд к окну.
— К вам гости, — подтверждая мои догадки, сообщает он, завершив разговор.
Уже который день я жду господина Симидзу, своего мужа. Очень жду.
Ставлю тарелку в раковину, чувствуя, как пол под ногами становится невесомым. С барабанящим сердцем наблюдаю, как черный седан представительского класса заезжает во двор и останавливается у входа. Стекла тонированы — ничего не разобрать. Всматриваюсь, надеясь увидеть знакомые очертания, но тщетно. От напряжения едва не падаю в обморок. А когда из машины выходит Рафаэль, меня накрывает таким отчаянием, что слезы появляются на глазах и приходится ухватиться за край столешницы, чтобы устоять на ногах. Я ожидала увидеть совершенно другого человека. Никак не Костиного друга.
Отдав водителю какие-то распоряжения, Рафаэль направляется в дом уверенной походкой, словно бывал здесь много раз.
— Ты знаком с этим человеком? — спрашиваю у Нобуо, оторвав взгляд от окна.
Помощник кивает и удаляется из кухни, не дав возможности узнать что-либо еще.
Пожалуй, именно в этот момент меня покидают всякие надежды и захлестывает жгучей обидой. Хочется крушить все вокруг. Эти дни я жила мыслью, что скоро увижу Костю. Что он придумал способ, как нам быть вместе, а на деле… Что выходит на деле? Акио — это не он?
Я слышу тихий разговор Рафаэля с помощником и перевожу взгляд к раковине. Складываю тарелки в посудомоечную машину с таким грохотом, что, кажется, они вот-вот разлетятся. Поверить не могу, что Костя мог так со мной поступить. Я пережила бы свою смерть — что такого выдающегося было в жизни Марии Беляевой? Но становиться женой Рафаэля — это уже чересчур.
— Привет, — доносится сзади знакомый голос, отрывая меня от «важного» дела, которое помогает хоть немного сконцентрироваться и не скатиться в истерику.
Однако требуется время, чтобы взять эмоции под контроль и повернуться к Рафаэлю.
Несколько мгновений я рассматриваю его лицо. Живой и здоровый. Без следов побоев на лице. Хотя за это время они, наверное, уже зажили. Если и вовсе были настоящими. Ничему не удивлюсь после новости о своей смерти.
— Акио? Как-то ты на него мало похож. — Смотрю на Рафаэля, ощущая, как все тело вибрирует от беспросветной тоски.
Я Костю хотела увидеть, а не его друга!
— А так? — Раф натягивает кончиками пальцев уголки глаз.
— Нет, — с обидой бросаю я. — Где Костя? — чуть не плачу.
В последнее время изменений так много, что не успеваю их принимать. События вокруг меняются со скоростью света.
— Ко-остя… — со вздохом тянет Рафаэль. — В России он, где же ему еще быть. Находится сейчас под следствием. Через несколько месяцев суд вынесет ему приговор, и я уверен, бывший родственник постарается, чтобы Косте дали по максимуму.
— По минимуму? — поправляю его.
— По максимуму, — хмыкает Рафаэль. — Зачем Суворову свидетели? Теперь, наверное, еще выше взберется по служебной лестнице, благодаря стараниям Гончарова. — Показывает пальцем вверх. — Там нужна кристальная репутация. Уж в этом Костя знает толк. Может, на том и договорятся. А может, нет, — пожимает он плечом и садится на стул напротив.
Снова беру паузу, упорядочивая мысли и эмоции, которых слишком много.
— Я читала новости и в курсе смерти Антипова. Это дело рук Гончарова?