Вычисление Бога - Роберт Сойер

Но я не хотел.

— Несколько месяцев назад ты, Холлус, сказала, что считаешь Бога существом, каким-то образом пережившим предыдущее Великое сжатие, каким-то образом продолжившее существование с предыдущего цикла. Если это так, тогда он и в самом деле часть космоса. Или, если он до сих пор не был частью космоса, может быть, у него есть способность становиться… как там говорят теологи?.. воплощаться в таковую. Бог принял физическую форму и встал на пути между взрывающейся звездой и нашими планетами.

И сейчас меня осенило новой мыслью:

— Кстати, это происходит не впервые! Помнишь ту сверхновую 1320-го нашей эры, из созвездия Парус? Она была почти столь же близка, как и Бетельгейзе. Её останки сейчас видны, но никто не видел самой вспышки — ни китайцы на Земле, ни остальные народы здесь, на вашей планете или на планете вридов. Эта сущность вмешалась и тогда, прикрыв нас от излучения сверхновой. Ты сама сказала это, когда речь зашла о Боге в наш первый разговор: скорость образования сверхновых должна быть тщательно сбалансирована. Что же, если ты не можешь или не хочешь предотвращать вспышки сверхновых, тебе остаётся от них прикрывать.

Стебельковые глаза Холлус сблизились. Казалось, её тело понемногу опускается, словно шесть ног с трудом выдерживают вес. Бесспорно, мысль о том, что это существо и есть Бог, посетила её раньше, чем меня, но Холлус сейчас только задумалась о том, что это может значить применительно к сверхновой из Паруса.

— Бог не просто вызывает массовые вымирания. Ещё он рутинно их предотвращает, когда это отвечает его цели, — сказала она.

— Невероятно, правда? — сказал я, чувствуя в себе такую слабость, которую сейчас видимо проявляла и Холлус.

— Может, нам стоит полететь к нему, — сказала она. — Раз мы сейчас знаем, где находится Бог, может, нам стоит к нему слетать.

Идея была грандиозна. Моё сердце вновь забилось в груди кувалдой.

— Но… но ведь мы же увидели, что происходило у Бетельгейзе больше четырёхсот лет назад, — сказал я. — И у вашего корабля на полёт туда тоже уйдёт никак не меньше четырёхсот лет. С какой стати Богу задерживаться там на тысячелетие?

— Типичное время жизни для форхильнорца — примерно сотня лет, грубо говоря, пятьдесят миллионов минут, — пояснила Холлус. — Бог, предположительно, имеет возраст не меньше возраста вселенной, который составляет 13,9 миллиардов лет; тысяча лет для него то же, что четыре минуты для одного из нас.

— Всё равно, он не стал бы тратить время, поджидая нас.

— Может и не стал бы. Или, быть может, он знал, что за его действиями будут наблюдать, что они привлекут наше внимание. Может, он сделает так, чтобы снова оказаться там — в том единственном месте, где мы точно знаем, что он был — для встречи в подходящее время. В промежутке он может отправиться куда-то по своим делам, а затем вернуться. Похоже, он довольно мобилен; скорее всего, если бы он знал, что ковчег с Грумбриджа детонирует Бетельгейзе, он бы просто уничтожил корабль в пути. Но стоило начаться взрыву, как он появился в центре событий довольно быстро — и может вернуться туда так же быстро, когда мы туда доберёмся.

— Если он хочет встречи с нами. Это большое «если», Холлус!

— Без сомнения. Но наша команда уже готовится к полёту на встречу с Богом; это лучшая возможность, и потому нам не остаётся ничего другого, кроме как попытаться, — сказала Холлус. Её глаза были прикованы ко мне. — Приглашаю тебя полететь с нами.

Сердце забилось ещё чаще, чем раньше. Нет, это не может быть правдой!

— У меня почти не осталось времени, — мягко заметил я.

— «Мерелкас» может разогнаться почти до скорости света меньше чем за год. После этого большую часть расстояния мы преодолеем за очень малое субъективное время. Конечно, после этого нам понадобится ещё год для торможения, но мы можем добраться до Бетельгейзе чуть больше чем за два года нашего времени.

— У меня нет двух лет.

— Нет, — согласилась она. — Если ты будешь бодрствовать. Но, помнится, я говорила тебе, что вриды путешествуют в анабиозе; мы можем погрузить в анабиоз и тебя — разморозим только тогда, когда достигнем цели.

В глазах у меня потемнело. Предложение было невероятно чарующим — соблазнительным, непостижимым подарком.

Кроме того…

Кроме того, а не мог бы Холлус заморозить меня до тех пор, пока…

— А вы можете заморозить меня навсегда? — спросил я. — Рано или поздно лекарство от рака всё равно разработают, и…

— Прости, но нет, — сказала она. — Тело всё равно деградирует, даже в этом состоянии; хотя на промежутках до четырёх лет технология не опаснее общей анестезии, нам никогда не удавалось успешно оживить ни одного из тех, кто провёл в анабиозе больше десяти лет. Это удобный способ путешествовать в пространстве, но не вперёд во времени.

Что же, я никогда не представлял себя лежащим в криокамере, наподобие Уолта Диснея. Всё равно — возможность отправиться в путешествие с Холлус, улететь на борту «Мерелкаса», чтобы увидеть могущественную сущность, которая и правда может оказаться Богом… это потрясающая возможность, просто невероятная!

И я внезапно осознал, что для Сюзан и Рики это может оказаться лучшим исходом: они будут избавлены от агонии последних месяцев моей жизни.

Я ответил Холлус, что мне нужно об этом подумать, нужно обсудить вопрос с семьёй. Такая заманчивая перспектива, столь щедрое предложение… но принять во внимание следовало многое.

Раньше я сказал, что Кутер направился на встречу с Создателем, — но на самом деле я в это не верил. Кутер просто умер.

В отличие от него я, быть может, и правда повстречаю Создателя… ещё при жизни.

32

— Холлус предложил мне полететь с ними, к следующей цели, — сказал я Сюзан вечером, по возвращении домой.

Мы сидели на диване в гостиной.

— К Альфе Центавра? — спросила она.

Планировалось, что эта звезда и была следующей, и последней, остановкой «Мерелкаса» в его грандиозном вояже перед возвращением к Дельте Павлина и затем Бете Гидры.

— Нет, у них поменялись планы. Вместо этого они летят к Бетельгейзе — хотят увидеть, что там.

Сюзан помолчала.

— Я правильно помню? В «Глоб» писали, что Бетельгейзе в 400 световых годах?

Я кивнул.

— Значит, ты не сможешь вернуться, пока не пройдёт тысяча лет?

— С точки зрения земных наблюдателей — да.

Она ещё помолчала. Когда молчание стало тягостным, я решил его прервать:

— Понимаешь, на середине пути корабль должен будет развернуться, чтобы термоядерный выхлоп был направлен к Бетельгейзе. Поэтому через 250 лет та… сущность… увидит яркий свет и поймёт, что кто-то приближается. Холлус надеется, что он — оно — останется на месте, чтобы подождать нашего прибытия. Или даже полетит навстречу.

— Сущность?

С нею я не мог заставить себя произнести правильное слово.

— Сущность, которая заслонила нас от Бетельгейзе.

— Ты считаешь, что это Бог, — просто сказала Сюзан.

Она знала Библию. Она неделю за неделей слушала мои рассуждения за ужином — о том, что было в самом начале, о причинах и следствиях, о фундаментальных константах и разумном замысле. В любом случае, я не так часто употреблял слово на букву «Б» — по крайней мере, в её присутствии. Оно всегда значило для неё гораздо больше, чем для меня, — а потому я сохранял дистанцию, научную отстранённость. Но она знала. Знала.

Я слегка пожал плечами.

— Возможно.

— Бог, — твёрдо повторила Сюзан, не оставляя места для недоговорённости. — И у тебя появился шанс Его увидеть.

Она посмотрела на меня, склонив голову набок:

— Они берут с Земли ещё кого-то?

— Да, несколько… э-э-э… индивидуумов, — ответил я и попытался припомнить весь список: — Женщину из Западной Виргинии, с тяжёлой формой шизофрении. Горную гориллу из Бурунди. Очень-очень старого китайца. — Я пожал плечами. — Ещё несколько человек, сдружившихся с другими инопланетянами. Все до одного немедленно согласились.

Сюзан посмотрела на меня, сохраняя на лице нейтральное выражение:

— Ты хочешь лететь?

Да, подумал я. Об этом кричало всё моё существо. И пусть я разрывался от желания провести с Рики как можно больше времени, я бы предпочёл, чтобы он запомнил меня более-менее здоровым, способным передвигаться самостоятельно, достаточно сильным, чтобы его поднять. Я кивнул, не полагаясь на голос.

— У тебя сын, — сказала Сюзан.

— Я знаю, — мягко ответил я.

— И жена.

— Знаю.

— Мы… мы не хотим тебя потерять.

— Но в любом случае потеряете. Очень, очень скоро — вы меня потеряете, — сказал я как можно нежнее.

Мы помолчали. В голове бурлил водоворот мыслей.

Я и Сюзан — мы знали друг друга с университетской скамьи, ещё в 1960-е. Мы какое-то время встречались, но затем я уехал — направился в Штаты, пытаясь поймать мечту. Тогда Сюзан не встала у меня на пути.