Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

В полубреду она звала папу. Потом просыпалась. Рядом был Валерий Романович. Он несильно сжимал ее руку в своих и долго сидел возле нее. Симе оставалось только надеяться, что он не привязался к ней. Ведь ей нужен настоящий папа.

Дни сменялись ночами. Сильно кружилась голова, когда Сима привставала с постели. А когда немного передвигалась по комнате, на нее накатывала тошнота и нападала ужасная слабость. Сима сдавалась и снова забиралась под одеяло, с тоской поглядывая на светло-серое зимнее небо за окном.

Прошла целая неделя, прежде чем Сима спустила ноги с кровати, и впервые за все это время голова у нее почти не кружилась. Она все же решила еще немного полежать, чтобы Назарий не запер ее, а Валерий Романович не повез бы в магазин и не накупил бы ей всего того, что обещал, из-за чего она чувствовала бы себя крайне неловко.

Ближе к вечеру Сима начинает собираться, поглядывая на дверь. Немного кружится голова, но это мелочи по сравнению с тем, что было. Теперь уже нет смысла лежать и попусту терять время. Нужно действовать. Но как?

Самым разумным сейчас ей кажется найти Федота. Он много знает об ее отце и о ней самой. Он наверняка рассказал не все.

Сима медленно идет по длинной улице. Скоро покажется приют, а чуть дальше – большая свалка. Ноги начинают противно дрожать – слабость все еще напоминает о себе. Сима приостанавливается, выдыхает и идет дальше.

В свете фонарей дома и люди вытягиваются в причудливые тени. Сима скользит по дороге, стараясь не обращать внимания на темноту в глазах. Около старого заброшенного завода плетется мешковатая фигура, еле переставляя ноги.

Это очень знакомая фигура. Сима спешит к ней. Еще минута – и она берет Федота за руку. Тот долго смотрит на нее, будто не узнает. От него тянет спиртным, а глаза с поволокой бесцельно блуждают.

– Иди в ночлежку, не ходи здесь, – просит его Сима. – Ты упадешь и замерзнешь, а там тебя напоят чаем.

– Я и без того напился, – заплетающимся языком возражает бомж. – Напился, дальше некуда…

– Ничего, там тебе помогут, – говорит она. У нее просто руки опускаются от того, что ничего не может сделать для Федота. Ведь она еще не нашла папу, и у нее нет большого дома, чтобы старший друг мог жить вместе с ними, начал работать и перестал пить от тоски и безделья.

Федот только отмахивается с безнадежным выражением лица.

– Легенда! – вдруг он поднимает вверх палец, и его глаза становятся осмысленными. – Надули меня… ох, как надули!

– Ты просто не знал продолжения, – говорит Сима, направляя его к дороге, идущей наискосок через дворы, чтобы по ней он мог выйти к ночлежке. – Но я тебе скажу, что мой папа – вовсе не никудышный художник. Я видела его картины… Они прекрасны. Я найду его, непременно найду. Только знать бы, как называется то село, где мы жили раньше – я хочу поехать туда, как можно скорее!

– Какое-такое село? – непонимающе смотрит Федот, раскачиваясь во все стороны, как корабль в шторм. – А-а, – протягивает он. – Ну да, есть местечко, где такие вещи, я тебе скажу, творятся…

– Федот, – нетерпеливо перебивает его Сима, поддерживая его, чтобы он не спотыкался на каждом шагу. – Ты знаешь, как называется это село?

– Не знаю я никакого села, – бормочет он, заикаясь. – А вот есть одна легенда… хочешь, расскажу тебе такую историйку, это все самая настоящая правда!

Федот продолжает разглагольствовать что-то на своем пьяном языке. Сима только вздыхает и больше не задает вопросов. Она доводит его до ночлежки и звонит в дверь. Хоть бы только его пустили, только бы не выгнали замерзать на улицу!

– Ангел так и светится, – совсем уже засыпая, бубнит Федот. – Так и светится…

– Знать бы, где он светится, – грустно говорит Сима. За дверью небольшого приземистого дома слышатся шаги.

– Вот скоплю денежек и поеду в Новые Лучи, – мечтательно поднимает глаза к темному небу Федот. – И посмотрю сам, все увижу своими глазами!

Дверь открывается. Служащий, не говоря ни слова, впускает бедолагу. Федот вваливается в тамбур, забыв попрощаться. Сима облегченно вздыхает, когда за ним закрывается дверь.

– Новые Лучи, – проговаривает она несколько раз, спускаясь с крыльца. – Надеюсь, он не ошибся.

Самое время идти домой, но что-то совсем нет желания туда возвращаться. Это не ее дом. У нее пока еще нет дома.

Все это время ей почему-то не хватало хриплого голоса Фролыча, которого она не видела целую неделю, его саркастических выражений, странных, словно на оголенном нерве, разговоров. Ее периодически одолевали всякие нехорошие мысли: а вдруг он снова заболел и не может встать? Вдруг Назарий его не навещает? Вдруг Валерий Романович сделал ему что-то плохое? Ведь совсем недавно он грозился…

Поэтому Сима не идет домой. Ведь сейчас она свободна, не заперта в комнате и уже почти не больна. Так чего же терять возможность? Она проходит несколько кварталов и заворачивает в знакомый дворик. Четырехэтажка светится огнями окон и больше не напоминает заброшенную развалюху. Сима поднимает голову вверх. Еще минута – и от ее ног на заснеженной тропинке остаются лишь следы.

Сима торопливо поднимается. Вот, миновал второй этаж. Третий, четвертый…

Фролыч открывает ей дверь. Сима отступает на шаг, моментально чувствуя облегчение.

– Ты, – выдыхает он. Он выглядит то ли слишком взволнованным, то ли злым. Он часто дышит и отходит назад, не спуская с нее пристального блестящего взгляда. Все происходит очень похоже, как было в первый день их знакомства, как будто и сегодня Фролыч тоже впервые увидел ее.

Сима непонимающе смотрит на него. Стоит ли войти или лучше остаться за порогом? Или вообще исчезнуть с его глаз, пока он сам ей этого не предложил?

– Что ты здесь делаешь?

– Я увидела свет в ваших окнах, – говорит Сима невпопад, при этом сама задыхается то ли от волнения, то ли от того, что быстро шла. – На кухне и в той комнате, – она показывает в сторону застекленной двери с разводами.

Фролыч недоверчиво кашляет.

– А вчера там что, было темно? – он приподнимает брови.

Сима смущается.

– Не знаю, – бормочет она. – Я только сегодня смогла выбраться, чтобы узнать, как ваше здоровье.

– Ты знаешь, сколько прошло дней? – Фролыч пытается казаться невозмутимым, но у него что-то не ладится с самим собой. – Семь! Целых семь дней. Несложно было посчитать, и не смотри на меня так! За это время можно было десять раз умереть и миллион раз заболеть заново.

Он словно