Апокриф - Владимир Гончаров

— Почему до сих пор не вызвана полиция? Здесь явное нарушение общественного порядка! Хотят люди посидеть в участке — нужно им помочь!

Тиоракис ничего не мог сказать за двух других находившихся рядом с ним смельчаков, но сам он вдруг остро ощутил, что, пожалуй, погорячился со штурмом решетки. Видимо, такие ощущения были не только у него, поскольку в коридоре перед туннелем к этому моменту осталось человек семь или восемь, не больше.

Насладившись произведенным впечатлением, бригадир распорядителей осмотрел поле боя и, убедившись, что от армии противника остались жалкие ошметки, неожиданно сменил гнев на милость.

— Ну, ладно, — сказал он, — вот этих, что остались, пропустите! Только, тихо чтоб!

Заветная решетка на несколько секунд раскрылась, пропустив гордых своей «победой» борцов к дверям зала. Коридор окончательно опустел.

Когда Тиоракис, наконец-то, умостился на одной из ступенек круто поднимающегося амфитеатра, от начала встречи прошло уже около получаса.

На сцене, на стульях, стоявших позади невысокого столика, сидело трое ничем не примечательных людей. Момент, когда их представляли аудитории, Тиоракис пропустил и поэтому понятия не имел, какое положение занимают эти лица в ФБГБ.

Один из них, видимо, уже довольно давно излагал достаточно хорошо известную Тиоракису по литературе и документальным фильмам историю создания отечественной секретной службы. Это разочаровывало: ничего сенсационного, захватывающего или хотя бы просто нового. Тиоракис даже порадовался, что не пришлось слушать с самого начала. Выступление, к счастью, быстро закончилось, и слово взял второй «гэбэровец». Он рассказал о своем участии в одной, ставшей по какой-то причине широко известной диверсионной операции времен Шестилетней войны. Тоже ничего нового. Об этой истории даже художественный фильм был снят, и Тиоракис его видел. Ну, правда, самому посмотреть на человека, о котором до этого знал только понаслышке, было интересно.

После этого сидевшие на сцене разведчики (или контрразведчики, или, кем они там были) предложили студентам задавать вопросы в письменном виде. По залу поплыли записки. Тоже ничего выдающегося:

— Кто, по-вашему, самый лучший наш разведчик?

В ответ — всем известная и растиражированная фамилия героически провалившегося шпиона (А что вы хотели? Чтобы вам действующего назвали?)

— Понравился ли вам мультипликационный фильм «Шпионские ужасы»?

Ответ: «Не понравился» — Тиоракиса удивил. У них там, что? С чувством юмора плохо?

— Правда ли, что Первосвященник Цеттл IV (Миротворец) начинал в качестве агента спецслужбы?

Иерарх, разумеется, оказался выше столь мирского дела (и как такое только на ум приходит!).

Все прочие вопросы и ответы были примерно в таком же ключе. Если и присутствовал на этой памятной встрече какой-нибудь иностранный разведчик, вряд ли он смог пополнить свой шпионский улов сколь-либо ценной информацией.

Правда, на один вопрос последовал совершенно четкий и определенный ответ. Тиоракис впоследствии предполагал что, скорее всего, этот вопрос был заранее заготовлен самими «гэбэровцами» и, возможно, именно из-за него была затеяна вся эта встреча.

— Расскажите, пожалуйста, как можно попасть на работу в ФБГБ?

— Если кого-нибудь действительно интересует этот вопрос, то по окончании нашей встречи можно обратиться за разъяснениями в кабинет номер четырнадцать административного сектора. Там будет наш представитель в течение всей следующей недели. Милости просим.

Зал отозвался оживлением и смешками.

Фильм, который показали в завершение мероприятия, оказался полной ерундой, хотя авторы явно пытались подражать лучшим образцам жанра. Тиоракис ушел, не досмотрев.

Сейчас его мучил вопрос: стоит ли идти в четырнадцатый кабинет административного сектора?

Перед ним вроде бы приоткрылась дверца в тот скрытый мир, который так влек его к себе. Воспользоваться ли случаем? И посоветоваться в таком деле не с кем. «С мамой? — соображал Тиоракис. — Я ее отношение к этому ведомству знаю… С отцом? Переписку затеять по этому поводу? Или по телефону: «Как ты думаешь, папа, что если я пойду в шпионы?» Глупо как-то… С сестрой… Ну, ее-то ответ мне заранее известен! Она у нас вечная оппозиционерка. Будет плеваться и пугать меня страшными историями. С Леттой? Это вообще — бред! Летта — по другой епархии. С друзьями? Вот почему-то мне особенно не хочется, чтобы об этих моих планах знали друзья!»

В конце-концов, он окончательно понял, что выбор придется делать самому. Несколько дней Тиоракис ходил вокруг решения, как кот ходит вокруг холодильника, когда обоняние живописует ему, сколь вкусный кусок свежей печенки хранится в проклятом белом ящике. Три раза он даже поднимался в административный сектор и с деловым видом проходил мимо двери с обозначением: № 14. Два раза в длинном коридоре кроме него были какие-то люди. Ему казалось, что они во все глаза смотрят на него, и он сосредоточенно следовал мимо, как бы имея в виду совсем другую цель. Третий раз в коридоре не было никого, и Тиоракис… снова прошел мимо.

Нет, не решился. Почему — точно не мог объяснить сам. Не дозрел, наверное. Опять же где-то слышал… может быть, читал, что к так называемым «инициативникам» в службах такого рода относятся с большим подозрением…

Урочная неделя прошла, и проблема отпала сама собой, оставив легкий след сожаления об упущенной возможности.

Тиоракис продолжал с охотой и очень хорошо учиться, в связи с чем, уже на втором курсе был освобожден от платы за обучение. Он же стал одним из «золотых перьев» университетской многотиражки, чем приобрел широкую известность среди студентов, студенток и преподавателей, став таким образом довольно заметной личностью.

Его отношения с Леттой, дойдя до определенного уровня, как бы застыли в своем развитии и начали приобретать характер привычки. Тиоракис разрешил себе довольно сильно влюбиться в эту женщину. Первое, о чем он с удовольствием вспоминал, просыпаясь каждое утро, и последнее, о чем с наслаждением думал, засыпая, — была Летта. Что это такое, если не любовь? Однако окунуться в пучину страсти он себе не позволил и рабом своей любви не стал. Летта попробовала выкинуть с ним несколько своих обычных истерических коленец, но не тут-то было. Тиоракис в таких случаях просто разворачивался через каблук и уходил, даже не пытаясь вдаваться в так называемое «выяснение отношений». Он подсознательно чувствовал, что в этом виде военных действий женщины непобедимы. Навязав мужчине сражение такого рода, они непременно достигают триумфа и приобретают себе вечного пленника с клеймом собственницы на лбу.

Да, он переживал и даже страдал в таких случаях. Ощущения этого страдания были порою настолько сильны, что становились сродни физической боли. Но он перетерпливал. И каждый раз побеждал. Летта неизменно первая начинала наводить мосты. Тиоракис при этом никогда не пытался получить с нее контрибуцию в виде каких-нибудь признаний вины или обещаний быть «хорошей девочкой», поскольку это было сопряжено с риском вляпаться в то самое «выяснение отношений», коего он столь тщательно избегал. Он просто вычеркивал время размолвки из своей памяти, делая вид, что ничего и не произошло.

И он продолжал наслаждаться тайной их связи. Сохранять ее в секрете было тем более легко, что Тиоракис никогда не пытался сосредоточить все внимание Летты на себе. Он совершенно спокойно переносил то обстоятельство, что многие мужчины в его присутствии выказывали ей свое внимание, а она по своей привычке напропалую кокетничала с ними. Такое поведение Тиоракиса служило для большинства любопытных подтверждением того, что у него с Леттой ничего «серьезного» нет и быть не может. Ибо, по всеобщему убеждению, влюбленный мужчина просто обязан ревновать.

В отношениях с Леттой проявилось еще одно своеобразие натуры Тиоракиса. Состояние влюбленности не закрывало его глаза непроницаемой пеленой, как это случается с действительно страстными личностями. Для них предмет обожания заслоняет, делает невидимыми, незначимыми всех остальных. Нет, Тиоракис в то же время и весьма охотно общался с другими молодыми женщинами, находя даже дополнительное удовольствие от сравнения их качеств с качествами своей главной избранницы. Летта несомненно была самой красивой! Когда он видел ее или даже только еще предвкушал встречу с ней, кровь начинала бить толчками где-то там, у него внутри… Но при этом он отчетливо видел, что, скажем, Тарра явно умнее и способнее, а Клеста, несомненно, более приятна в общении, потому что добрее, терпимее… Любовь не делала его слепым.

Ну и, разумеется, он умудрялся общаться и с Леттой, и с Таррой, и с Клестой таким образом, что ни одна из них не знала о существовании другой. И это тоже чем-то было сродни работе двойного и даже тройного агента. Нужно было всегда помнить кому, что и при каких обстоятельствах сказал, где, когда и с кем договорился встретиться, какие у кого вкусы и пристрастия… Трудно! Однажды он попробовал добавить в эту компанию еще и четвертый компонент, но понял, что не потянет. Получалось слишком уж напряженно и могло закончиться «провалом».