Все оттенки черного - Татьяна Степанова

— У меня проблемы, — Ищенков снова уткнулся взглядом; в пол. — Черт, какой прок скрывать, если вы, оказывается, знаете и про Лильку, и про Ирку Свиридову? У меня большие: проблемы. Да, да! Что глядишь на меня — губы кривишь? Да, я с бабами предельно строг. И я ничего не могу с собой поделать! Это сильней меня, сильней всех запретов. Я их безумно люблю, сдохнуть готов ради. Но это существует во мне помимо моей воли и желания: чем сильнее мне кто-то нравится, чем больше я думаю об этой женщине, тем сильнее… Нет, да что ты понимаешь в этом? — Ящер вдруг стукнул кулаком по колену: — Ты, жлоб в погонах?! Что ты в этой моей муке понимаешь? Когда в одно и то же время ты служишь ей как раб, хочешь ноги ей мыть и взять ее вот так, как самую грязную шлюху, за волосы, тащить ее за собой по грязи, чтоб она потом в своем собственном дерьме захлебнулась. Что понимаешь в этом кошмаре, что?!

Колосов молчал. Потом произнес:

— Мы в Жуковском беседовали с Ириной Свиридовой. И об этом тоже речь у нас шла. Она сказала: вы ведь пожениться хотели. А потом… А ведь она любила тебе Крепко. Что ж ты, и невесту свою хотел бы вот так за собой за волосы тащить? Молчишь? Поэтому ты все последние годы с одними только проститутками дело имеешь?

— Пошел ты… Я уже слыхал и твои нравоучения, и мораль, и угрозы. Плевать я хотел на них, только… Ты думаешь, напугал меня тогда, в угол загнал, унизил, уничтожил? — Ящер осклабился в злой улыбке — зубы блеснули как жемчуг. — Нет, ошибаешься, приятель. Напугать сейчас, ври таком вот раскладе, только я сам себя могу. И так, что тебе в твоих тупых ментовских снах и не приснится никогда!

Колосов ждал, что же услышит дальше.

— А потом однажды я вдруг понял, что это все у меня уже слишком далеко зашло. — Ищенков снова уставился в пол. — Прозрел, что называется, в одночасье. Ну, да ты и это не поймешь.

— Почему же? Объясни — я попробую.

— Когда я получил повестку в прокуратуру, то никак не мог врубиться сначала, о чем меня спрашивает следователь. А потом ты мне открыл глаза, на все открыл. — Ищенков покачал головой. — Когда ты мне там, в кабинете, без обиняков объявил, в чем именно подозревают меня, я… Ты думаешь, это ты напугал меня? Ты? Это я; я сам себя напугал! Потому что враз понял: тем, что живет во мне помимо моей воли, тем, что разрушает мне жизнь, что мучает меня, уродует мой мозг, отвращает от меня тех, кого я любил…, люблю, всем этим я дал повод вам, совершенно чужим людям, идиотам проклятым, подозревать меня в жутких, диких, уму непостижимых вещах, — которые я никогда-слышишь ты — никогда не совершал!!

«Тайный садист-мученик, извращенец, но не убийца — ловко», — подумал Колосов. Исповедь (если то действительно была исповедь) Ящера не вызвала в нем ни малейшего сочувствия, только отвращение.

— Я все-таки так и не понял, Владимир, чем же тебе в твоей героической борьбе с самим собой и своими тайными пороками могла помочь милейшая Юлия Павловна?

— Мне сказали верные люди: она может помочь, если захочет. Кое-кому она уже помогла.

— Это Смирнов тебе скатал?

— Да, и он тоже. Она и ему пытается помочь.

— А в чем именно?

Ищенков не ответил.

— Ты следователю заявил, что являешься ее клиентом, что курс ей валютой оплатил по какому-то там тренингу.

— Холистическому аутотренингу.

— Скажи по-русски, что это.

— Работа над собой. Коррекция личного опыта для изучения и осознания своей личности, своего подсознания, своих внутренних резервов. Умение управлять своими эмоциями, желаниями, контролировать свою душу. Чтобы тем самым приблизиться к попытке избавления от мешающих жить зависимостей. Но Хованская работает с клиентами не только в этом направлении. Там еще много всего. Политики, астрологии там бредовой с предсказаниями по гороскопам, ясновидения она не касается. Ее профиль — брак, семья, внутренний мир клиента.

Колосов слушал его с усмешкой.

— И охота тебе, парень, было «зелень» тратить на такие сеансики? Ну, вольному воля. Выходит, деньга лишние есть. Значит, платят тебе в твоем центре неплохо. Что, дамочка-то экстрасенша — вещунья у нас, получается? Приворожу с гарантией, так, что ли? Ну и как, помогли тебе ее чары? Управляешь ты уже своими эмоциями? Что молчишь? Я тебя спрашиваю: помогла тебе вся эта ересь болотная? ;

Ищенков поднял голову. И снова в глазах его было что-то такое, отчего у Колосова опять-таки появилось ощущение: они никак не подойдут в этой беседа к самому главному. «К убийствам?» — спросил он себя. Но нет, чувство было такое; что убийства в этой их беседе с Ищенковым как раз дело десятое.

— Она помогла тебе? — уже тише, спокойнее спросил он.

— Нет. То, что она предлагает, я не хочу. Не могу себя заставить. Так будет только хуже. Я боюсь.

—Чего ты боишься? Что она предлагает?

— Тебе это объяснять бесполезно. — Ищенков скрестил руки на груди. — Я и не собираюсь этого делать, все равно что бисер перед свиньями метать. А если тебя интерес мучает, спрашивай у нее сам.

По его виду было ясно, что он поставил крест на этой теме. Но Колосов не хотел так быстро сдаваться. Он далеко еще не обо всем переговорил с Ищенковым.

— Ты вчера у соседей был? — спросил он.

— Был. Днем.

— Во сколько ушел?

— После обеда, около четырех.

— Вчера у вас был сеанс с Хованской?

— Нет. Она устала, просила перенести. Там соседской девчонке было плохо, она с ней колготилась.

— А вечером ты заходил к ним?

— Нет.

— Дома сидел, значит, безвылазно?

— В Старо-Павловск на машине за продуктами ездил. Вернулся около восьми вечера. В половине десятого спать лег.

— А в четыре поднялся? Режим строго соблюдаешь?

— Я всегда очень рано встаю. У меня в центре в половине восьмого уже первая группа. Да обо всем этом я уже следователю говорил!

— Когда ты днем уходил с дачи Чебукиани, кто там оставался?

— Все.

— А Смирнов? Что с ним? У него что, правда припадок какой-то был?

Ищенков медлил с ответом.

— Он приехал к Юлии, — сказал он наконец. — У них свои дела. Я не в курсе, что там.

— Что, тоже холистические сеансы?

— Н-нет, скорей это дело иного сорта, — Ищенков медленно подбирал слова. — Он весь день был наверху, даже к обеду не спустился. Она объяснила: не стоит его беспокоить. Он готовится к инициации, это такая стадия ритуального очищения.

Колосову вспомнилась вонь, доносившаяся из комнаты Смирнова, — ничего себе очищеньице. Терминология, употребляемая Ищенковым, его раздражала.

— Что еще за очищение, перед чем? — спросил он.

— Я не знаю. Хованская никогда особо не распространяется о делах своих клиентов. Это не принято.

— Ну да, вещий профессиональный секрет, — Колосов хмыкнул. — Вы же взрослые люди, Ищенков, а все в игрушки мистические никак не наиграетесь. Доигрались уже вон черт знает до чего. Человека, который косил на участке вчера, ты видел?

— Да. Но я не знаю его, клянусь. Это его убили? Как… как это произошло?

«Так я тебе и выложил подробности, — подумал Колосов. — Если у нас с тобой, несмотря на эту экспертизу, все же в конце концов что-то сладится, ты мне сам, голубь, расскажешь, как это у вас с ним произошло».

— Почему племянник Чебукиани, Кузнецов этот, таскается на дачу почти каждый день? — продолжал он задавать вопросы. — Что ему нужно?

— Он работает у Смирнова. Он приезжает только с ним. А иногда по просьбе тетки поручения разные мелкие выполняет. Он ее, кажется, единственный родственник. И потом, я заметил, ему девчонка-соседка сильно нравится. К ней наверняка и приезжает.

— А что нужно Сорокину от вдовы?

— Это скорей Александре Модестовне кое-что нужно от Костьки.

— Что между ними?

— Они спят — вот что.

— Он такой деляга избалованный, холеный, и с этой переспелой каргой?

— Александра — женщина породистая и с биографией. — Ищенков усмехнулся криво. — Сто очков вперед молодым поблядушкам даст. А потом, Сорокина тянет к бабам значительно старше себя — он мне как-то раз сам по пьянке признался. Вдове пятьдесят четыре года, и я заметил, что она не прочь выйти замуж в пятый раз.

— За Сорокина? — Колосов прищурился. — Скажи, а она никогда не высказывала при тебе жалоб на его сестру? Никогда не предлагала, чтобы Валерию в больницу поместили? Короче, не хотела ли избавиться от сумасшедшей?

— Нет. При мне так прямо никогда. Она слишком хорошо вышколена для этого. Но девкой она брезговала. — Ищенков смотрел на Колосова: они понимали друг друга уже с полуслова. — Конечно, если посмотреть под этим углом, эта идиотка ей дьявольски мешала.

— Но Сорокин, возможно, совсем и не собирается на ней жениться, — заметил Колосов.

— Не собирается, — Ищенков хмыкнул. — Да кто его спрашивать-то будет? У него выбора уже маловато.

— То есть? Я не понял. Объясни, — Колосов нахмурился: что-то в этой насмешливой фразе Ишенкова было такое…