Серебряные слезы - Татьяна Тронина

– Нет. Отпусти меня. Я хочу домой.

– Это твой дом, Лис.

– Нет, это твой дом... – упрямо сказала я.

Он не стал со мной спорить.

Через некоторое время Денис попросил меня перейти в комнату наверху.

– Там есть все, что тебе может понадобиться. И Пенька, если что, вызывай...

– А ты?

– А я должен уехать на некоторое время.

Так я оказалась в комнате для гостей на втором этаже. Там было очень уютно, и, помнится, когда-то, тысячу лет назад, я любила заходить в эту комнату, стоять у окна в форме эркера, из которого был хорошо виден сад. Вернее, не сад даже, а настоящий лес. Денису продали этот участок с условием, что он не срубит ни одного дерева. Все деревья были помечены и зафиксированы где-то там, в бюрократических анналах. И не дай бог, если одно из них исчезнет со своего места, – тогда без грандиозного штрафа не обойтись.

Странная апатия охватила меня – я собиралась спорить, доказывать чудовищность поступка Дениса, проклинать... Но вместо этого упала на мягкий диван и уставилась в потолок.

– Все хорошо, Лис, – нежно произнес Денис на прощание и захлопнул дверь. Несколько раз повернулся ключ в замке. Что ж... Вечером меня хватятся. Саша пойдет в милицию. Меня начнут искать и скоро найдут. Денису очень не поздоровится...

Я закрыла глаза и вдруг уснула. Было тепло, тихо, спокойно, за окнами был виден зимний лес, горели звезды над деревьями – сказочная, добрая картинка, которая напоминала о Рождестве и успокаивала, словно колыбельная...

Проснулась я утром и сразу даже не поняла, где нахожусь. Яркий розовый рассвет за окном – дивные краски, которые никогда не увидишь в городе, где небо вечно затянуто смогом.

Рядом, за скрытой гардинами дверью, были туалет и ванная, чем я не замедлила воспользоваться. Денис предусмотрел все – и шампунь для волос, и зубную щетку, и фен, и славный махровый халат персикового цвета... И даже тапочки моего размера. Впечатление было такое, что он заранее тщательно спланировал всю операцию. Да, это было не спонтанное решение...

Выйдя из ванной, я продолжила обследовать место своего заключения. Шкаф был забит одеждой моего размера, к телевизору имелась игровая приставка, несколько свежеизданных книг стояли на полке... Как будто я могла читать в таком состоянии! «Не скучай, Лис!» – как будто услышала я голос своего похитителя.

Крепкие окна и крепкие двери. Моя тюрьма.

Я собралась было заплакать, но оказалось, что у меня почему-то нет слез.

– Пеньков! – застучала я в дверь. – Ты где?

Он открыл через пять минут – сонный, растрепанный, какой-то дикий и несчастный от того, что ему не дали выспаться.

– А? Что? – растерянно спросил он, хлопая глазами. – Что случилось?

– Пеньков, я очень хочу есть! – категорично сказала я. – Или в ваши планы входит замучить меня голодом?

– Ну что вы, Лизавета Аркадьевна... – просипел он. – Сейчас я что-нибудь соображу...

Кухня была на первом этаже, и мы вдвоем спустились вниз. Я оглядывалась, надеясь, что замечу телефон и сумею воспользоваться им...

– Вы это напрасно, Лизавета Аркадьевна, – вздохнул Пеньков, топая впереди. Он словно читал мои мысли. – Отсюда не выберешься. Все двери на запоре, ограда под током. До ближайшего жилья не добежишь – снегу вон сколько навалило. Да и нет сейчас здесь никого, кроме нас, все соседи в Москве. Телефон у меня в кармане – других средств связи нет. И вообще, плохо ли вам здесь, а?

– Меня похитили, ты не забывай, – сказала я. – Послезавтра у меня свадьба должна быть...

– Дэн на вас женится, – простодушно ответил Пеньков. – Он вас очень любит.

– Любит... Женится... Что же он раньше-то этого не сделал? Мы ведь пять лет были вместе! А тут вдруг я ему понадобилась...

Пеньков принялся стряпать завтрак. Зажужжал миксером, взбивая омлет, потом принялся строгать салат из свежих овощей. Он был очень старательный и какой-то несчастный – я совсем на него не сердилась.

– Больно? – спросила я.

– Чего? А, вчера-то... Ничего, заживет. – Он показал на залепленную пластырем шею. – Вы прямо как вампир, Лизавета Аркадьевна...

– Прости... – с сожалением вздохнула я. И подумала: а вот мама бы никогда не стала просить прощения в такой ситуации.

– Да ничего, я говорю! Мне даже приятно было – меня еще никто за шею не кусал. Ой, а вдруг я этот... мазохист? – произнес Рома с искренним испугом.

– А Денис где?

– Уехавши. В Москве.

– Что он там делает?

– Откуда ж я знаю, он мне не рассказывает.

Пеньков поставил передо мной омлет и салат.

– Может, еще чего хотите?

– Пеньков, зови меня на «ты» и Лизой, а то как в фильмах про дворянскую жизнь получается... Как будто я барыня, а ты дворовый мужик.

– Нет, Дэн запретил.

– Дэн, Дэн... все Дэн. Он же даже почти не платит тебе! Чего же ты его терпишь?

– Господи, Лиза... то есть Лизавета Аркадьевна! Да я же без него пропаду – у меня мать – инвалид первой группы и сестра – ей сорок пять, не замужем...

– Вот именно! Устройся на работу, куда-нибудь в охрану... И платить, наверное, больше будут, и никто над тобой издеваться не станет.

– Вы скажете...

– Рома, ты в самом деле мазохист! – с досадой воскликнула я. – Вот тебя посадят, и тогда точно твоя родня без куска хлеба останется!

– Это за что же меня посадят? – искренне удивился Пеньков. – Я же ничего такого...

Я только вздохнула в ответ. Он был совершенно как ребенок.

– Отпусти меня, Рома! – тихонько попросила я. – Мне так плохо...

– Не могу! – испугался он. – Ну, что вы плачете, Лиза... – Он стал передо мной на колени, принялся вытирать мне слезы салфеткой. – Глазки покраснеют...

– Господи, какой ты дурак! – уже в голос зарыдала я.

– Ругайте, ругайте меня... Я знаю, что вы добрая и не со зла говорите. А чего плакать? Вас никто не бьет, не мучает. Все, что ни пожелаете, тут же получите. Дэн на вас женится – и будете вы совсем счастливая. Он вас очень любит, уж поверьте Пенькову...

– Я другого люблю! Я Сашу люблю!

– Это вам только кажется, – назидательно произнес Рома. – Вспомните, сколько лет вы с Дэном прожили? Я же видел, я же рядом был всегда... Я, Лиза, очень к вам привязан. Я не хочу никакой другой хозяйки в этом доме, кроме вас... Вы прямо ангел – смотрю на вас и не могу насмотреться. Потому и Дэну решил помочь.

Я не стала продолжать этот разговор – в нем было что-то опасное, скользкое, тяжелое. Привязанность Пенькова тяготила.

Вдруг я вспомнила Веру. Почему Мишель, почему Альберт? Рома больше ей подходит. Он преданный и нежный, он не способен никому причинить боль.

– Рома, я знаю женщину... Она очень похожа на меня, она еще добрее...

– Ну уж, лучше вас не бывает, – с сомнением произнес он.