История куртизанок - Элизабет Эбботт

Это пристрастие Джорджианы привело к еще большему ее отчуждению от Вильяма и предоставило Бесс чрезвычайно эффективное оружие против нее. Страсть Джорджианы была необузданной и безудержной, этот порок «все быстрее тянул меня к пропасти», признавалась она в дневнике3. Дружба женщин основывалась на безмерном доверии, они делились друг с другом самым сокровенным – Джорджиана целиком и полностью, а Бесс выборочно. Каждый раз, когда долги Джорджианы грозили ей разорением, она посвящала Бесс во все мерзкие подробности своих отношений с кредиторами и умоляла подругу вступиться за нее перед Вильямом, чтобы тот – в который раз уже – дал ей денег.

Мы не знаем, как скоро после знакомства с герцогом и герцогиней Девонширскими Бесс стала любовницей Вильяма. Учитывая своеобразие его характера, вполне вероятно, что он первый влюбился в нее без памяти, а потом какое-то время ждал, намекая ей на свой амурный интерес. Но сблизились они достаточно быстро, что внесло еще большую сумятицу в жизнь Бесс, и без того достаточно запутанную. Ее материальное и общественное благополучие полностью зависело от герцога и герцогини Девонширских, и она прекрасно понимала, что важнейшим фактором, определяющим ее дальнейший успех, является репутация. Джорджиана была бесспорным социальным лидером и держала судьбу Бесс в своих украшенных драгоценностями руках. Вместе с тем Бесс могла быть вполне уверена в том, что Джорджиана не предпримет против нее никаких враждебных действий из опасения, что она расскажет обо всем, что ей известно о ее жизни – от азартных игр до мучений, связанных с приходом «принца» (так они называли месячные), из-за чего регулярно разбивались ее надежды на зачатие ребенка.

Но что могла сделать Бесс в том положении, в каком находилась, с ее потребностями и поставленными целями? Если бы она отказала Вильяму в близости, он мог бы отказать в деньгах или – что представлялось еще худшим вариантом – завести другую любовницу. Если бы набралась храбрости и сказала Джорджиане правду, Бесс почти наверняка потеряла бы свою самую близкую и дорогую подругу. Как бы то ни было, злые языки распускали сплетни, и одной из сплетниц была леди Спенсер.

Бесс пришлось принимать жизнь такой как есть – с обманом и предательством. Она была вынуждена стать лгуньей и лицемеркой. Вновь и вновь она убеждала Вильяма избавить Джорджиану от долгов, а потом благосклонно принимала благодарность подруги. Бесс вместе с Джорджианой приходила в отчаяние от того, что та никак не могла родить ребенка, радовалась, когда Джорджиана произвела на свет маленькую Джорджиану, и все время скрывала ревность к Джорджиане, которая тоже спала с Вильямом. Она проклинала вечную преданность подруге, потом старалась справиться с собственным гневом, поскольку, как ей казалось, весь мир аристократии таял от обаяния и человеческой теплоты Джорджианы. А в тех редких случаях, когда ей представлялось, что подруга ее подозревает, Бесс впадала в ступор, как трус из поговорки умирала тысячью смертей, и воображение рисовало ей картины возвращения к предыдущей жизни.

Через некоторое время герцог и герцогиня Девонширские послали Бесс за границу под предлогом развития культурного образования Шарлотты, а на самом деле – чтобы пресечь разговоры о ее связи с герцогом. Эти слухи расстраивали Джорджиану и тревожили Спенсеров. Из Европы Бесс посылала им восторженные письма, стремясь сохранить влияние и на Вильяма, и на Джорджиану. Кроме того, она пыталась возбудить их зависть, описывая блестящую светскую жизнь при французском дворе, причем все это она придумывала.

Во время тягостного пребывания во Франции Бесс получила известие, подчеркивавшее ущербность и несправедливость ее положения. Примерно тогда же, когда Джорджиана сообщила ей радостную новость – написала о новой беременности, Бесс поняла, что тоже забеременела. По расчетам Бесс получалось, что герцог был близок с ней за несколько дней или даже часов до того, как был близок с Джорджианой. От этих подсчетов ее охватила жгучая ревность.

Еще большую досаду и раздражение у нее вызывало то, в каких условиях ей приходилось вынашивать ребенка. В то время как Джорджиана нежилась в роскоши, Бесс должна была скрывать округлявшийся живот, – а потом, когда пришло время рожать, она с трудом добралась до запущенной и грязной квартирки врача, который взялся принимать роды. Она делила эти унижения с Луисом, своим слугой, изображавшим ее мужа. Как только родилась малышка Каролина, ее тут же передали в бедную семью, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений. Бесс вернулась к обычной жизни, хотя грудь ее тяжелела от прибывавшего молока, а сердце сжималось от горечи обмана, потому что Каролину нужно было скрывать так же, как скрывают грязный секрет.

Но суть проблемы состояла в том, что, несмотря на жизнерадостные письма, которые она отправляла подруге, Бесс понимала, что рождение Джорджианой ребенка от Вильяма радикально изменило отношения в рамках их некогда такого счастливого трио, лишив их былой легкости. Вильям чувствовал эту тревогу и пытался успокоить любовницу: даже если Джорджиана знает об их отношениях, уверял он Бесс, она не станет против этого возражать. Бесс в этом сомневалась, к тому же она прекрасно понимала, что, в любом случае, все остальные будут ее сурово осуждать.

А в Англии тем временем семья Джорджианы резко критиковала возвращение Бесс в жизнь Вильяма и Джорджианы и выражала по этому поводу недовольство. Сама Джорджиана ничего не замечала. Она думала только о своем самом большом карточном долге: сумма была так велика, что герцогиня даже не надеялась расплатиться. Когда в конце концов она призналась во всем Вильяму, тот потребовал расторгнуть брак. Бесс тайно злорадствовала по поводу страха и отчаяния Джорджианы, но одновременно испытывала ужас при мысли о том, что если Вильям выгонит жену из дома герцогов Девонширских, то, следуя правилам приличия, он и ее должен будет оттуда выселить. Тогда вместо бурной социальной жизни, которую она обожала, в лучшем случае ей пришлось бы довольствоваться таким же положением, какое имела Шарлотта Спенсер, – его воплощением служил бы скромный дом на окраине, круг общения ее ограничился бы визитами Вильяма, будущее стало бы неопределенным и целиком зависящим от его прихотей.

По разным причинам, не в последнюю очередь из-за неуемного тщеславия, Бесс вступила в любовную связь с герцогом Ричмондским. Все это время она клялась в вечной любви и верности мужу Джорджианы и ей самой.

Со своей стороны, Джорджиана (при поддержке верных и преданных матери, сестры Хэрриет и брата Джорджа) противилась любым шагам, которые могли бы свести на нет все шансы на примирение с мужем. Она и ее семья справедливо полагали, что изгнание Бесс возымеет именно такое действие.