Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша

Я засмеялся, Аль курил.

Мы ждали поезда около двух часов.

Не удивительно. Паровозы здесь редкость и ходят они раз в день по строго определенному часу. Всего один вагон купе, всего один проводник, всего один раз на закате, так устроен мир роз, но зато у братьев никогда не спрашивают билета и имени. За нас говорят черные сутаны, алые кресты с розой наискосок, и обязательно оружие в черных чехлах. Мы воины справедливости… И мы, как птенцы, возвращаемся в родовое гнездо.

Так устроен мир.

Но в лучах заходящего солнца я понимаю, помимо войны есть еще и любовь… Сейчас, как никогда раньше, я чувствую это и хочу верить, что не обманываюсь.

Наконец, поезд «домой» подъехал. Нас встретил хмурый проводник в рясе. Он с осуждением поглядел на Альентеса сквозь низко опущенные седые брови и пропустил нас в вагон.

— Мой грех и позор уже всем известны, — равнодушно подметил Аль.

— Слухи опережают ход планеты, — ответил я, одаривая проводника яростным взглядом.

Он не имел права судить моего Аля. Ему никогда не понять тяжести бремени бойцов, ведь он обречен кататься в одиноком вагоне, а не бороться за жизнь в бушующем пламени взаимной ненависти. К тому же он не знает, что за участь выпала моему Альентесу, поэтому мнение проводника не стоило и гроша.

Мы заняли купе N 5.

Вдвоем… хотя спокойно могли и разделиться, вагон-то был пустой.

Наверное, проводник еще больше удивился, но мне нет до него дела. Наплевать. Сунется к нам, я одним ударом отобью у него охоту лезть в чужие дела.

Ехать нам предстояло целую ночь, до самого побережья, а там, на пристани нас ждал паром. Опять-таки жутко засекреченный, поэтому трухлявый и дребезжащий ворчанием старика-мотора. Белые борта с эмблемой братства рассекают морскую гладь, унося уставших от долгой дороги монахов в лоно скалистого острова Монтекристо, запретного места для туристов. Сам остров мал, его омывают воды Тирренского моря, а французская Корсика приветствует с правого бока.

Но нас с монастырем разделяла целая ночь.

Альентес уселся около окна и неотрывно смотрел за бегущей полоской земли. Я же разложил вещи по полкам, достал бутерброды, прихваченные из самолета, и бросил их на столик перед носом моего товарища, сам-то он не догадается попросить. Вообще его беспечность и пренебрежение по отношению к себе меня раздражали, но я сам прекрасно справлялся с ролью заботливого опекуна, поэтому не особо беспокоился. Ведь я сидел рядом, а значит, Альентесу ничего не угрожало.

Нет, конечно, он не был слабым или каким-то ущербным, пожалуй, он даже превосходил меня по мастерству бойца. Но дух у моего друга изломан, да и для меня он навсегда останется хрупким Алем, поющим в монастырском хоре и требующим как можно больше заботы и опеки.

Мы опять сидели молча.

В европейском вагоне уютно укачивало под стук колес. Я сидел рядом с Алем, любующимся видом за окном, и тоже любовался, но только не природой, а другом. В сонных лучах засыпающего солнца, мешающим в воздухе пыль как чаинки в чае, Альентес выглядел просто божественно. Нет, правда!

Римский профиль, отточенный бликами дневного светила, блеск короткой челки, делящей лоб на инь и янь, грусть в вишневых глазах, и припухлость рта, так трогали мое сердце, что я не мог оторвать взгляда. Я бы хотел рисовать столь любимее черточки, но Аль наверняка запретил бы, поэтому я просто застыл, поглощая глазами тонкую красоту моего вечного товарища.

Наконец, Аль заметил, как я на него смотрю. Он, не поворачивая головы, покосился на меня. Я отвел взгляд. И так повторилось несколько раз.

— Ты неотрывно пялишься вот уже час к ряду, — скорее констатировал Альентес.

— Прости, — я покраснел и потупил голову.

Аль резко вскочил и так же стремительно опустил штору из плотного пластика. В купе стало темно как ночью.

— Что? — спросил я у стоящего рядом с окном друга.

Его глаза блеснули.

— Диего, не надо кидать на меня таких взглядов… — обреченно произнес Аль.

— Я извинился.

Мне стало стыдно.

— Тебе помочь? — голос Альентеса не изменился.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— В смысле??? — я непроизвольно сделал вид, что не понял. Я не специально притворился, просто сначала не поверил собственным ушам, к тому же манера, с которой говорил Аль, напоминала механическую речь телефонного робота.

— Я должен отдать долг, ты же мне помог в прошлый раз…

— Ты ничего мне не должен. Наоборот это я взял больше, чем мне причиталось.

— Но ты не можешь себя удержать, я же вижу.

— Нет, могу! — протестовал я, — Я хоть сейчас уйду в другое купе…

— И вернешься через несколько часов, — перебил Аль.

Нет, его механичность меня убивала.

— Альетес, прекрати спектакль и открой окно! — бросил я, с силой подавляя желание.

— Нет. Не имеет смысла.

— Ты ведь не хочешь мне помогать. А я не посмею настаивать против твоей воли… Не сравнивай меня с другими!

— Излишне…

— Что излишне?

— Заботиться о моих желаниях. Для меня ничего не стоит… Воспользуйся мной…

Звонкая пощечина остановила этот поток бесконечного бреда.

Аль так и остался стоять с повернутой в сторону головой.

Мне стало страшно и совестно, я поднял руку на любимого человека… Но то, что он нес про себя оскорбило меня до глубины души.

— Не смей так говорить, ты не вещь, чтобы тобой пользоваться, — строго проговорил я.

— Ты заблуждаешься, — отозвался Аль.

— Ничего подобного! — закричал я, сжимая яростно кулаки, — Ты не имеешь права оскорблять того, кого я люблю! Понял?!

— Хм, у тебя тоже раздвоение личности…

— Убери этот тон Игнасио! — в конец рассвирепел я.

— Ты зол, — Альентес кивнул головой, — Ты можешь снова меня ударить, если хочешь…

— Что… — осекся я.

— Ну, если хочешь… Если тебе станет легче, ты можешь избить меня. Диего, я вовсе не возражаю.

— Ты больной идиот!

— Да…

— Ты, что невменяем???

— Да.

— Псих!!! Ты что себя совсем ни во что не ставишь?

— Да, да, да.

— Ты ведешь себя, как вавилонская шлюха!

— Да.

— Да замолчи ты! — рявкнул я.

Аль не ответил. Мне снова стало горько, горечь заползала под язык и проникала в грудь, разрывая ее кислой желчью.

Я не мог больше выносить ада.

Я кинулся к Альентесу и, хватая за плечи, швырнул на полку.

— Ну, раз так, я заставлю тебя уважать себя! Я покажу, что ты достоин любви и уважения! Я все сделаю, чтобы оживить тебя! Понял???!!!

— Диего, ты можешь взять меня, я разрешаю, — равнодушно кивнул Альентес.

— Нет, — я медленно откинул его на спину и навис сверху, — Я не возьму тебя… Я покажу свое истинное отношение, я займусь с тобой любовью.

— Ладно, называй как угодно, — тихо проговорил мой друг.

Он лежал подо мной с застывшим кукольным взглядом. Страшный остекленевший взгляд, он был ему свойственен в некоторых ситуациях.

Мой любимый Альентес…

Я раздевал его, покрывая тело поцелуями. Сначала лицо, каждый сантиметр, потом шея, грудь, оральная ласка чувственных зон, и ниже до живота. Аль плотно закрыл глаза, а я принялся целовать его ладони, локти, плечи.

Я сбросил свою сутану и сорвал одежду Альентеса. Мои руки развели его ноги, и я целовал пятки друга, поднимаясь губами выше по крепким мышцам к коленям, и еще выше ведя поцелуи по внутренней стороне бедра. Я любил его всего, я ласкал тело, измученное ненавистью жестокого мира. Аль почти не возбуждался, и тогда я принялся ласкать его промежность, срывая с губ друга сладкое дыхание.

— Я должен сделать тебя шире, — прошептал я на ухо Альентесу, мои пальцы были в нем. Но на этот раз он был напряжен, я едва ли смог расслабить его тело.

— Аль, расслабься, ты чересчур зажат, — произнес я, входя в него не больше чем на два сантиметра, дальше он меня просто не пускал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Альентес закусил губу.

— Аль, любимый, ты слишком напряжен, ты сжат, расслабь себя. Прошу, раскройся для меня, как в нашу первую ночь!!