Омут (СИ) - "novel2002"

Очень уж хотелось подхватить Мастера ладонями под ягодицы, задать его покачиваниям медленный чувственный темп. Правда, тот и не думал двигаться. Сидел на Егоре с комфортом, непроизвольно по чуть-чуть поджимал внутренние мышцы, привыкая к его вторжению, но больше ничего не делал, даже руками не прикасался. Не пытался опереться на Егора, как делал это в прошлый раз, не гладил его и не щипал.

Егор с трудом разлепил ссохшиеся губы, чтобы выпросить у него хотя бы пару фрикций, и тут почувствовал, как под прикрепленным на копчик электродом начинают тихонько зудеть ягодицы. Так и замер с открытым ртом, прислушиваясь к этим ощущениям. Пытался понять, чем именно ему грозит это едва заметное свербение, а оно тем временем нарастало и углублялось, прознало его насквозь и концентрировалось…

- О Господи! – выдохнул потрясенный Егор, чувствуя, как бегут по члену электрические токи и пропадают, срываясь с него внутри тела Мастера.

Тот все еще не шевелился, но весь был напряжен, будто пытался насильно удержать себя от малейшего движения. С каждой горячей колющей волной, посылаемой сквозь тело Мастера, сокращение его мышц постепенно учащалось, нарастало и вскоре стало напоминать равномерное биение пульса.

Егор и сам превратился в монолит. Сконцентрировался на этом ритмичном, обжимающем член трепыхании, которое идеально сочеталось с теми огненными всплесками, что сотрясали его ягодицы, бедра и пах. Будь Мастер даже триста раз тренированным, умеющим произвольно сокращать и расслаблять внутренние мышцы, он никогда бы не смог без электрической стимуляции сжимать его так долго и в таком темпе.

Лишь на мгновение он живо представил себе, что чувствует в эти минуты Тони. Тот, должно быть, прикрепил другой электрод на себя и теперь добровольно получал электрические удары, вынуждающие его так жадно стискивать, буквально глотать член задницей. Егор представил и тихо застонал, а его наслаждение, как груженый доверху товарный состав, тяжело стронулось с места и начало медленно, но неотвратимо ускоряться.

<center>***</center>

Максим неподвижно сидел на Дальском. Горбился и гримасничал, как какая-нибудь зловещая каменная горгулья. Грыз рукоятку плети, морщился, жмурил глаза и изо всех сил старался не стонать во весь голос. Сумасшедшее болезненно-сладостное удовольствие то и дело вырывалось из горла глухими всхлипами, и лишь пожеванная кожаная рукоять не позволяла ему выплеснуться одним махом и превратиться в полноценные громкие вскрики.

В заднице все бешено дергалось и билось в конвульсиях. Мышцы не просто сжимали - как голодные, обсасывали член Дальского. Скользко елозили. Явно пытались выдоить из него не только сперму, но и всю кровь до последней капли. Максим дрожащими пальцами крутил регулятор. То увеличивал, то уменьшал мощность заряда. Пробовал на вкус интересные, разные по силе ощущения, старался хоть ненадолго, но отодвинуть для них с Егором приближающийся оргазм.

А Дальский - судя по громкому сопению, судорожным вздохам и слабому покачиванию бедер – уже был опасно близок к завершению этого выматывающего безумного сеанса. Максим, может, и сжалился бы над ним - дал бы Егору кончить, - ведь ему самому становилось все тяжелее держаться, но он хотел, чтобы тот выпросил у него оргазм, как до этого просил не стегать его плетью.

Он тогда не сильно вслушивался в то, что бормотал сквозь кляп Егор, и освободил его рот лишь для того, чтобы услышать мучительный крик и насытить сполна, накормить этим криком свое мстительное эго. Уже замахнулся, приготовившись огреть Дальского плетью, но тот вдруг начал просить, и он так и не смог довести удар до конца. Охрипший Егор шептал свои просьбы, и с каждым его словом пелена гнева отслаивалась, рвалась, спадала слой за слоем с глаз, заставляя Максима быстро трезветь и приходить в недоумение из-за собственных поступков и мыслей.

«Чего я так разошелся?» - удивлялся он, разглядывая кожу Егора, сильно покрасневшую вокруг сосков.

Грудь Дальского быстро вздымалась и опадала, выдавая затаившийся в ней страх. Лицо его было бледным, губы – плотно сжатыми, а растрепанные влажные волосы завивались и блестели, перекатывались по подушке вслед за тяжелой головой.

«Ну, подумаешь, отказался он от сеансов и вернулся к привычной свободной жизни. Наведался к Виолетте без меня… Ну и что?.. Стоило ли из-за этого так злиться?.. Да еще и напиваться чуть ли не до полной невменяемости. Ну, подумаешь, не сообщил он о своем походе в театр, и я чисто случайно узнал об этом, но разве ж стоило из-за этого наказывать Дальского за обычное для него поведение?»

Максим с досадой кусал губы, вспоминая, что в договоре, который он чуть не порвал в пьяном угаре где-то между звонком Харитона Андреевича и приходом Станислава, было четко указано, что Дальский отказывается от БДСМа. Получалось, что, наказывая его таким жестким образом, он сам же нарушил это условие. Все его предыдущие действия, вызванные гневом и обидой, были глупыми и опасными и могли привести к очень серьезным последствиям, причем не только для Максима, но и для всего Клуба. Как только до него дошла эта очевидная истина, Максим сразу же почувствовал, как гнев начал постепенно таять. Испарялся, как брошенный на нагретую сковородку лед, а вместо него пришла вина. Придавила плечи тяжелым и душным покрывалом раскаяния, заставляя гнуть спину. Скалилась и шептала с ехидством, что Максим - невыдержанный идиот, который роет себе могилу собственными руками.

Под ее влиянием тот мрачно поглядел на истерзанного мстительными руками и, судя по красным полоскам на боках, не менее мстительными ногтями Дальского. Решил, что надо хоть как-то смягчить свою вину и, соответственно, уменьшить возможные последствия. Надумал загладить пряным удовольствием болезненное начало сеанса, пока у него еще была такая возможность, потому и взялся за электростимулятор, и очень даже преуспел в этом, продемонстрировав Дальскому одну из самых изощренных сексуальных игр. Раскаяние заставляло его действовать мягче, дарить больше удовольствия и лишь самую капельку боли, но засевшие глубоко в душе остатки упрямой злости требовали для своего полного удовлетворения небольшого пожертвование - мольбы и просьбы из уст Дальского. Не имея уже сил и желания бороться с ними, Максим убавил мощность электростимулятора до минимума, сильно сжал в кулаке собственную мошонку и оттянул ее, не желая незаметно скатиться в пропасть оргазма. Замер в терпеливом ожидании и, как ястреб, высматривающий со скалы свой будущий ужин, хищно уставился на губы Дальского.

Тот еще какое-то время подрагивал остаточной дрожью, как умирающая лань, сраженная метким выстрелом, и не сразу заметил, что сладкая, царапающая стимуляция полностью прекратилась. Повздыхал, посопел, потерся носом, покрытым капельками пота об бицепс, и только после этого до его затуманенного похотью разума наконец-то добралась запоздалая мысль и сообщила, что игры с электричеством закончились.

Опомнившись, Дальский недовольно насупился. Немного поерзал под Максимом, но почему-то сдержался и промолчал. Скорей всего, он уже просто боялся раскрыть пасть и брякнуть ненароком что-то такое, что могло бы вывести Мастера из себя. Он, конечно, правильно делал, но затаившийся Максим ожидал от него совсем другого. Через пару минут молчания он раздраженно закатил глаза, досадуя на тупость конкурента, и тоже чуть поерзал, намекая, что Мастер не сдох, жив-здоров, все еще тут и ждет определенных действий.

- Почему ты… остановился? – сильно издалека начал Дальский, облизывая губы.

Максим нахмурился и сердито засопел, понимая, что ответить прямо, не выдавая себя, он не может.

- Дай… - Дальский помялся и, решившись, как обычно нагло потребовал: - Дай мне кончить.

Потом, будто испугавшись свое грубости, осекся, замялся и выродил:

- Пожалуйста!

Алчно наблюдавший за движением его губ Максим снова сильно потянул себя за яйца, когда это простое и вежливое, совершенно не относящееся к сексу слово подстегнуло его желание, словно плетью. Растянул губы в садистской ухмылочке, ткнул в Дальского пальцем и нацарапал у него на груди: «Проси».