Ничего неизменного - Наталья Игнатова

— Это я — Бэтмен, — откликнулся Заноза серьезно. — Я бизнесмен и люблю навороченные игрушки.

— Ну, Хасан, тогда, вообще бог, — Мартин сел. — Хорошо пахнет.

— Пфф, — Заноза снял джезву с огня, дал остыть, снова поставил греться.

Пахло одуряюще. Лэа не очень любила кофе, она предпочитала чай, так же, кстати, как и Заноза, но этот попробовала бы обязательно.

— В таверне не варят кофе ни по-турецки, ни по-арабски, — рассказывал Заноза, колдуя над джезвой, — это дело принципа. Национальная политика. Мигель арабов и турков не любит из-за генетической памяти — до Мексики они никогда не добирались, зато Испании от них досталось. Ана пережила Алжирское восстание. Или не пережила, — он хмыкнул, — резню, устроенную черными, она видела. Тогда на Тарвуде и оказалась. А резню, устроенную в ответ французами уже не застала. Ну, а с Бераной вообще все понятно, для нее турки с арабами естественные враги.

— Не надо про Берану, — Лэа поморщилась, — то, что она перестала меня доставать, не значит, что я хочу про нее слышать.

Заноза разлил кофе по чашкам. Черный. Ароматный. С густой пенкой.

— Я проснулся, — сообщил Мартин. — От одного запаха. Заноза, ты же нам не про Берану хотел рассказать?

— Я, вообще, спросить хотел, а не рассказывать. Как души забирают? Может быть такое, чтобы душу забрали, а человек живой?

— Зависит от условий сделки. Можно дождаться смерти, а потом взять душу, можно забрать душу, а жизнь оставить, можно взять душу и оставить бессмертие — это хуже всего. Бессмертный рано или поздно начинает понимать, чего лишился. Чувствовать ему нечем, переживать нечем, жить и то нечем, а потребность в чувствах есть. Они сходят с ума, но даже умереть не могут. Многим это очень нравится. Многим демонам, — уточнил Мартин, — понятно, что не жертвам. Мы, вообще, любим поиграть…

— Хватит, — Лэа пнула его под столом. — Не «мы», а «они». Ты не демон!

Он бы видел, какие у него стали глаза, когда Заноза спросил про души! Мартин не демон, он не хочет быть демоном, и он старается. Но если ему не помогать, демонизм его затянет, как наркотик. А все эти разговоры — любые разговоры о том, что могут демоны, и какие они бывают — заставляют его думать о новой дозе, а не о том, что он человек и хочет быть человеком.

— Лэа, Занозе больше спрашивать не у кого. Я же не буду на практике ему показывать, как забирают души.

Мартин не понимал, и не чувствовал, как близко он был к тому, чтобы покончить с теорией. Это началось не сегодня, не сейчас, это продолжалось уже довольно долго. Последние две недели Лэа видела симптомы, а начало болезни она пропустила. Оно прошло незамеченным. Что-то случилось, Мартин ослабил контроль, и человечность начала соскальзывать с него. Когда? Почему?

Не хотелось думать, что дело в Занозе. Дело, наверняка, в Беране. Пока она держалась подальше, знала свое место, и не воображала, будто как-то связана с Мартином, ничего не происходило.

— Обязательно нужна сделка?

— Обязательно нужно добровольное согласие. Душу нельзя отнять силой, человек должен захотеть отдать ее. Ну, и не человек. Любой, у кого есть душа, может с ней расстаться только по своей воле, потому, что захочет этого. В Кариане демоны действуют с размахом, становятся богами, и получают души всех, кто проходит обряд приобщения к религии. Их вассалы кормятся тем, что перепадает от сюзеренов. А одиночки сами пытаются добывать души, но это почти нереально. Не знаю, за что человек может отдать душу… — Мартин покачал головой. — За что-то… нет, не знаю. Не представляю.

— За любовь, — Заноза поморщился. — Я представляю. Но только за настоящую, а не за глупую.

— Если человек глупый, то и за глупую отдаст. Но нет, за любовь все-таки вряд ли.

Заноза взглянул на Лэа. Она злилась, и понимала, что он видит, что она злится. От этого злилась сильнее. При чем тут души? К чему этот разговор о демонах? Проблема, которую нужно решить — продажа души? Да что за фигня?!

Мартин становился человеком уже три года. Он изменился так сильно, что Лэа начала ему верить почти как Сергею. Бросил все свои демонские замашки — у него давным-давно не менялись глаза, не трансформировались руки, не появлялось желания выпить крови. И никаких больше вспышек чародейства, похожих на полтергейст.

Лэа не нужны были волшебные цветы в спальне, не нужны порталы в неведомые, сказочные места, не нужны чары, превращавшие их дом в сид или волшебный замок. Это все было красиво и чудесно, но отнимало у Мартина человечность. Превращало его обратно в демона. Которым он не был.

Полукровка, рожденный человеческой женщиной, выросший с людьми, он не должен был уходить в волчью стаю! Он не хотел туда уходить. И Лэа сделала бы все, чтоб помочь ему остаться. А Заноза своими вопросами выманивал волков. Лэа чувствовала, как они подбираются все ближе, окружают, и воют, воют где-то во тьме, ждут, когда Мартин подаст голос в ответ. Если услышат — мгновенно окажутся тут. Среди людей. И тогда живых не останется.

— Ты, наверное, нужен господину Эрте, чтобы вернуть ему Мартина, — сказала она. — Сам не понимаешь, что делаешь.

— Да нет, Заноза нужен Коту, чтоб… — Мартин запнулся. — Короче, у Занозы есть всякие полезные качества, которых у меня нет. Кот хочет, чтобы я стал коммуникабельным и социальным.

— А, кстати, это не он был? — Заноза взял наладонник и стило, с минуту почеркал по экрану, и показал Мартину и Лэа. — Скорпион. Алакран — это же Скорпион?

Портрет был — один в один. Почти фотография. Лэа и не знала, что можно рисовать так быстро, и так точно. Мартин тоже быстро делал наброски, но не с фотографической точностью.

Мартин, вообще, не любил реализм. И пока не полюбит, ему лучше не рисовать. Потому что его картины — еще одна приманка для волков.

— Кот, — сказал Мартин.

— Господин Эрте, — Лэа кивнула. — Где ты его видел?

— Здесь, на кладбище. И это тоже связано с Бераной, хотим мы того или нет.

— Мы не хотим! — все, так больше нельзя. Надо расставить все точки прямо сейчас. Для Занозы — сейчас, а для Мартина — как только они окажутся дома. — Заноза, во что бы тебя не втягивали, держись от этого подальше. От всего, где есть Эрте и Берана. Ты пропадешь сам, и подставишь нас с Мартином. Очень сильно подставишь.

— Лэа, — Мартин обнял ее, но она вырвалась, недовольно передернув плечами, — ты понятия не имеешь, о чем речь. Заноза еще ничего не рассказал…

— Заноза превращает тебя в демона! Все, хватит, мы идем домой, — Лэа встала, и Заноза тут же поднялся.

Блин, ну, вот как так? Он… совсем не человек. Но это нормально, потому что он не чудовище. Почему Мартин не может быть таким? Почему демоны не могут быть такими?