На грани - Сара Дюнан

Думая о нем, она вдруг с некоторым изумлением обнаружила, что больше не боится его. Казалось даже, что обретенная свобода и его отсутствие привели чуть ли не к приятию — так можно относиться к товарищу, с которым вместе пережила трудное путешествие, к кому-то, может быть, и нелюбимому и далее в свое время презираемому, но разделившему с тобой горести и радость их преодоления.

Она опять нырнула под деревья, пересекая лесной массив по своим следам, идя в направлении дороги. Она шагала медленно, чувствуя, как волнами прокатываются по телу остатки наркотического опьянения. Сладкая, смутно знакомая тошнота бурлила где-то на краю сознания, делая каждое ее движение трудным и требуя от нее предельного внимания и сосредоточенности, из-за чего покрыть пару милей до автострады оказалось занятием трудоемким, требующим времени. Она шла туда, где солнце светило как сквозь дымку.

Выйдя на автостраду, она с легкостью могла бы поймать машину — стоило только выставить палец. Но в сезон автостраду заполняли главным образом малолитражки, в которых ехали семьи с детьми, а она знала, что не выдержит соседства с ребенком, любым, кроме Лили, поэтому она шла не по обочине автострады, а рядом с ней, по лесной дорожке, шла в одиночестве. Дорога шла в гору, и низкое солнце дробило свой свет стволами деревьев, высившихся, как колонны величественного готического собора, лучащиеся светом. На развязке полумилевая полоса леса поредела, и перед ней возник знак поворота на монастырь Стигматов Франциска Ассизского, к суровому церковному сооружению справа от нее, эффектно вознесенному на выступе скалы, и примыкавшим к нему длинным белым корпусам — все это словно выросло из скалы. Святой Франциск. Вот уж кто знал толк в страданиях и невзгодах. Люди, приезжающие на поклон к этому святилищу, наверняка смогут помочь женщине в беде, не задавая ей лишних вопросов.

Вот в итальянском она тут попрактиковалась всласть — хотя бы это.

Так или иначе, но ее подвезут если не до Флоренции, то хотя бы до Ареццо. Если не на вечерний рейс, то к завтрашнему утреннему она успеет. Всё. Она возвращается домой.

Отсутствие — Воскресенье, днем

Женщина показалась ей милее, чем раньше, в церкви. Но тогда она не рассматривала ее с такого близкого расстояния.

Она сидела на фоне типичного итальянского пейзажа, каким он бывает жарким летом — кипарисы и пыльные дороги — и держала на коленях тело сына, запеленутое наподобие ужасно тяжелого тюка материи, ее жесткие шуршащие синие юбки были смяты и придавлены тяжестью мертвого тела.

Но, несмотря на телесную боль, выражение ее лица было умиротворенным. Она была красива, моложе, чем полагалось бы ей быть для столь взрослого сына и учитывая столь тяжкие ее горести; лицо было по-юному круглым, а тон его художник сделал смугло-розовым, от него исходило сияние персикового дерева в цвету. Взор ее был потуплен, как и приличествовало смиреннице в горе. Выглядела она скорее чьей-то дочерью или сестрой, но не Божьей Матерью. Сними с колен у нее ее тяжкий груз — и казалось, она способна пуститься в пляс. И это земное в ней делало ее еще обаятельнее, выделяя из сотен других Мадонн, тоже прелестных, но не таких живых, как она.

Она. Местоимение застряло в голове, как муха в сиропе, от панического жужжания которой, едва заслышав его, трудно избавиться. Она. Конечно. О ней и говорилось в оставленном на мобильнике сообщении — о ней, с которой должно быть все в порядке, которую надо привезти как планировалось, потому что клиент ждет. Мадонна Боттони, Пиета, украденная из сельской церкви в Казентино и тайно увезенная в днище саквояжа любовницы.

Но когда и каким образом это было сделано? Как, обучаясь читать, разбираешь длинное слово по слогам, чтобы понять его, так и она начала с того, что знала.

Вчера утром она стояла, остолбенев, перед Пиетой, изображенной на дарохранительнице церкви в Казентино, в то время как старик со слезящимися глазами распинался и пел соловьем о том, как еще немного, и это произведение могло бы оказаться маленьким шедевром. Что он рассказывал о нем? Что поговаривали, будто это произведение может принадлежать кисти живописца XVIII века Помпеа Боттони и что преподнесено оно им как дар женскому монастырю рядом с церковью в честь поступления туда молодой женщины, которая, по слухам, приходилась ему родней гораздо более близкой, чем того требуют приличия.

Правда это или нет, но если бы автором картины оказался Боттони, она имела бы значительную ценность. И не только из-за необычности для придворного живописца религиозного сюжета, но и потому, что лицо Мадонны указывало на большой талант художника как портретиста, так хорошо сумевшего уловить черты дочери, которую художник любил, но не мог признать. В общем, лакомый кусочек для коллекционера, если бы церковь пожелала это продать. Чего почти наверняка она не желала.

Но получилось так, что церкви не пришлось принимать решения, потому что в процессе реставрации выяснилось, что это не настоящий Боттони, а анонимный художник XIX века и что картина очень хороша для алтаря романской церкви, но не более того. Утерянная возможность — как для искусства, так и для мамоны. Можно сожалеть и испытывать разочарование, но обвинять в обмане, подлоге и краже вроде бы некого.

Если только действительно все было так. Настоящий Боттони, находясь в руках реставратора, мог быть скопирован. В данном случае реставрация дала прекрасную возможность для изготовления копии, потому что как то, так и другое процесс длительный и трудоемкий (реставратор вполне может быть одновременно и копиистом), а в результате произведение сильно трансформируется и картина, выходящая из студии специалиста, по определению, всегда не совсем та, чем до реставрации. Так как подлинность Боттони и раньше подвергалась сомнению, то реставрация лишь прояснила дело, причем прояснила это так, что даже эксперты не заподозрили подвоха.

Таким образом, церкви в Казентино возвращена Пиета, которую она должна отныне любить и почитать такой, какая она есть, но не подлинная вещь — подлинная же отправляется в путь к своему новому хозяину. А чтобы вся операция оставалась анонимной, выбирается отличный курьер — ни о чем не ведающая и не имеющая ни малейшего отношения к искусству туристка, которую таможенникам Ее Величества в Лондонском аэропорту нет ни малейшего резона в чем-либо подозревать. Таким образом, Богородица вместе с телом распятого Сына проделает путь из студии во Флоренции в безопасное убежище в Западном Лондоне, откуда картина может быть выкрадена торговцами, а дальше передана кому следует. Неудивительно, что он так тянул ее в эту церковь. Какое отрадное чувство хорошо проделанной работы должен был он испытывать, созерцая благополучно вставленную в дарохранительницу подделку, в то время как подлинник лежал в багажнике его машины!

Так хитро и так просто. И так недорого. Что говорил этот ее знаток и любитель искусства о предположительной цене картины? Не меньше трехсот тысяч в открытой продаже. А если в закрытой, как нечто эксклюзивное, шанс приобрести редкость, которая официально уже даже не существует? Наверное, если этого вам жутко хочется, вы заплатите положенное, только бы заполучить сокровище. Даже учитывая расходы, прибыль будет значительной. Вычтите убытки — плату хорошему копиисту, плату за услуги хорошему мастеру-кожевнику, а также время, необходимое, чтобы обвести вокруг пальца подходящую женщину, — и вы получите что? Двести тысяч фунтов? Возможно, больше. Последняя составная убытков вряд ли будет учтена. Но даже наркобароны платят переносчикам своего товара за желудочные расстройства, которые те при этом получают. Однако за сердечную боль компенсация не предусмотрена. А в целом — в высшей степени выгодная авантюра.

Но лишь при условии, что товар будет благополучно доставлен по месту назначения. Если на каком-то этапе что-то сорвется, если груз по пути будет попорчен или направлен не туда, тогда весь красивый план пойдет прахом, выгода обернется потерей, а репутация доставщика померкнет и даст трещину, как краска на неотреставрированном холсте. Уж не говоря о том, как подорвет это кошмарную самоуверенность.

Она сунула пухленькую юную Мадонну обратно в ее твердый кожаный переплет, укрыв от аморального мира вокруг, и потом, отправившись на вокзал, сделала то, что полагается делать, оставляя багаж, после чего стала ждать поезд, следующий во Флоренцию.

Продремав пару часов на скамейке станции «Санта-Мария Новелла», она позвонила ему так рано, как только осмелилась, перед тем, как ехать в аэропорт в 5.35 утра по европейскому времени. В трубке долго раздавались гудки. Где он сейчас, этот человек с мобильником и такой мобильной жизнью? В другом аэропорту? Или читает новые колонки частных объявлений? А может, спит, отпраздновав свой приезд с соучастницей преступления? Ну, все равно, пора вставать...