Хэллоуин - Борис Левандовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пристань здесь, – вдруг произнес инквизитор, – я хочу немного пройтись. Жди меня у мола Сан-Марко.
Сойдя на берег, он надел простую кожаную бауту [10], сделал несколько шагов и словно растворился в пестрой толпе. Многоголосый шум царящего вокруг празднества залепил уши, от буйства красок рябило в глазах. В доли мгновения Домминико Кавалли словно перестал существовать, как дождевая капля, упавшая в море. Безликий и неузнанный, он был лишь частью потока, следующего путем, начало и конец которого не были видны изнутри. На мгновение инквизитору показалось, что он оказался в некой аллегории, изображающей саму жизнь человеческую: бесконечное движение в неистовом хаосе цвета и звука, поглощающее без остатка, не имеющее ни начала, ни конца. Кто бы ни вошел сюда, кто бы ни вышел – ничего не изменится, движение продолжится и едва ли перемену заметят.
– Вы куда-то спешите, синьоре? – Негромкий женский голос прозвучал над самым ухом Кавалли.
Обернувшись он увидел молоденькую, хрупкую девушку, лицо которой скрывала богато украшенная колумбина [11].
– Не имею чести знать вас, синьора, – вежливо ответил он. Где-то внутри ему было приятно внимание молодой особы, но чувство это не имело шанса подняться наружу. Девушка мелодично рассмеялась.
– Это же маскарад, синьоре! Зачем иначе носить маски, если не для того, чтобы остаться неузнанными?
– Вы правы, – согласился Circospetto, – чем могу служить?
– О, вы можете! Не откажите в просьбе даме – вы выглядите разумным, трезвым человеком в этой вакхической процессии. Я потеряла в толпе моего отца и не могу отыскать его. На такой случай мы договорились, что я найду провожатого и отправлюсь домой сама, дабы не плутать среди пьяных и праздных.
Домминико задумался. Слова девушки казались ему несколько странными – ведь куда проще было условиться о встрече в каком-нибудь приметном месте, чем подвергать себя риску добираться до дома с неизвестным попутчиком. С другой стороны, девушка могла жить неподалеку…
– Как далеко отсюда ваш дом? – поинтересовался Circospetto.
Лазурные перья, украшавшие маску, очаровательно всколыхнулись.
– О, совсем недалеко, буквально в паре домов.
– Ну что же, – кивнул инквизитор, – я с удовольствием провожу вас.
Они выбрались из основного шествия и свернули в узкий проулок, куда едва проникал свет огней Грандканале. Идти рядом тут было невозможно, и Домминико шел впереди, таинственная дама – за ним.
– Вы выглядите очень молодо, – желая поддержать светскую беседу, произнес Circospetto. – Вашему батюшке стоит приглядывать за вами более внимательно.
– Вас обманула моя внешность, синьоре, – голос девушки звучал беззаботно и весело, – я старше, чем может показаться.
– И сколько же вам? Восемнадцать? – Названная цифра казалась Кавалли слишком завышенной, но он решил польстить девице.
Та рассмеялась:
– Вы задаете неприличные вопросы, синьоре.
– Хорошо, оставим это.
Они вышли в небольшой дворик, разместившийся в плотном кольце домов. Здесь было темно и тихо, словно дома были покинуты жильцами – что не казалось таким уж невероятным, учитывая карнавальное действо, развернувшееся неподалеку.
– Мы все еще не представились друг другу, – произнесла девушка, поравнявшись со своим провожатым, – это так невежливо с моей стороны.
– Что вы, – инквизитор испытывал некое странное наслаждение от их краткого общения. Это был редкий случай, когда он мог говорить с кем-то, кто не знал его и не задумывался о его должности. Странная свобода этой беседы пьянила, словно крепкое вино.
Девушка остановилась, обернувшись к Домминико. Их разделяло не больше локтя. Глаза в прорезях маски загадочно поблескивали.
– Меня зовут Лукреция.
Уже готовый спросить о фамилии, которую девушка забыла назвать, Circospetto замер. На тонких девичьих губах играла легкая полуулыбка.
– Что же вы молчите? Впрочем, не старайтесь. Мне известно ваше имя, синьоре Кавалли. Я давно наблюдаю за вами…
Первым внутренним побуждением инквизитора было отпрянуть от жуткого создания, в которое вдруг обратилась невинная девушка. Но что-то словно тисками сжало его грудь, сковало члены. Он шумно сглотнул, не сводя взгляда с двух серебряных искр, вспыхивающих в темных прорезях.
– Вы очень проницательны, синьоре Кавалли. Вас стоило бы прозвать Astuto [12] – ведь осмотрительности в вас куда меньше, чем проницательности.
– Как вы узнали меня?
– Вас трудно не узнать. Да и маску вы надели уже на берегу, в свете фонарей.
Инквизитор напряженно обдумывал ситуацию. Перед ним – молодая девушка, хрупкая и слабая. Но ее стараниями одна девица помешалась, а вторая едва не умерла от неизвестной болезни. Кто знает, какие колдовские трюки есть у нее в запасе?
– Вы не боитесь меня? – спросил он, стараясь выиграть время для принятия решения.
Девичьи плечи презрительно вздрогнули.
– Я встречала и более могущественных людей – но даже они не вселяли в меня страх. Это чувство утрачено мной уже очень давно.
– Страх, но не осторожность. Я могу быть вооружен.
– Так же, как и я, – голос девушки изменился, став ниже и в одночасье утратив беззаботную наивность.
– Я не вижу при вас оружия.
– Видите, Домминико, видите, – губы Лукреции приоткрылись, обнажив ряд ровных, белоснежных зубов. – Вы просто не замечаете его.
– Зачем вы заманили меня сюда? – Вопрос этот инквизитор боялся задать до последней секунды – он мог побудить ведьму к действию.
– Чтобы убить, конечно, – без тени смущения ответила та.
Кавалли снова сглотнул.
– Какая дьявольская одержимость заставила вас причинять вред двум несчастным девушкам? – уводя разговор от опасной темы, поспешно спросил он.
Лукреция рассмеялась – в этот раз смех ее прозвучал зловеще.
– Эту дьявольскую одержимость поэты и певцы зовут любовью. Я люблю их, Домминико, разве это не очевидно? Не моя вина в том, что любовь бессмертного – слишком тяжелое бремя. Они уйдут, растают, а я буду горевать о них. Но такова судьба всякого сильного чувства – оно приносит боль и страдания той же мерой, что счастье и удовольствие. Их жизнь наполнит меня, и я пронесу частичку их сквозь вечность…
Правда была столь же неожиданной, сколь и очевидной. Кавалли готов был проклясть себя за то, что не прочел знаки, столь явственно указывавшие на сущность той, кто сейчас стояла перед ним.
Упырь.
Неупокоенный мертвец, сосущий кровь живых, суккуб в оковах человеческой плоти. Сама смерть, воплощенная в хрупком и прекрасном теле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});