Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

Целую вас всех, а тебя, мой друг милый, обнимаю тысячекратно. Детей благословляю. Поскупилась добрая матушка на письмецо! Неужели опять нездорова? Мой привет Екатерине Матвеевне и сожителям. Прости, записался и теперь лишь спохватился, что 7 листов вышло. Так бы и не оторвался от беседы с тобою, но обещаюсь быть экономным на бумагу и писание впредь.

Пусть дети кричат "ура!" генералам Дерожинскому и Столетову, защитникам Шибки. Болгары дрались, как львы, по отзыву всех.

No 27

Без дневника

No 28

12 августа. Бивак у Горного Студеня

Хочется писать тебе, друг мой Катя, а как-то перо вываливается при мысли, что наша корреспонденция уже не обеспечена и подвергается всем случайностям и замедлениям почтовых сообщений. Сегодня ночью вы, вероятно, любовались, как и мы здесь, полным и продолжительным лунным затмением, бывшим здесь с 12 час. 10 мин. до 1 час. 50 мин. Лишь на это время турки прекратили свои яростные атаки и страшный огонь на Шибке. Четвертый день идет ожесточенный бой горсти наших храбрецов с многочисленным и молодецким войском Сулейман-паши, они не уступили еще ни пяди земли, но выбиваются из сил, страдают недостатком воды и патронов и начали, в особенности со вчерашнего числа, терять много убитыми и ранеными, находясь под перекрестным огнем, от которого укрыться в Шибке трудно. Князь Вяземский (между прочим), бывший лейб-гусар и начальник бригады болгарской, ранен в ногу навылет, но не опасно. К стыду нашего артиллерийского ведомства три орудия 2-й батареи, стоящей в укреплениях, раздуло, и они сделались негодными в самое нужное для защитников время.

Вчера вечером турки уже врывались несколько раз в укрепления, но были выбиты нашими, причем болгарские дружинники, не имея патронов и с испорченными ружьями (Шаспо, купленные у пруссаков нашими славянскими комитетами), кидали в турок каменьями, изобилующими на Шибке. В последний раз турки были выбиты из нашего укрепления подоспевшими из Габрова на казачьих лошадях стрелками. Я уже писал тебе, что голова стрелков, сделав громадный переход при утомительной жаре, добралась вчера лишь в час ночи до Габрова. Отсталые дошли в 5 часов. Радецкий хотел дать им вздохнуть, поесть и выспаться до вечера, но с Шибки так усиленно просили о подкреплении, что уже в 11 час., в самый сильный жар, двинули бедных стрелков (се sont de veritable h l В 6 час. пополудни добрались лишь они до вершины, на которой находится Шибка, подняли дух защитников и тотчас же вступили в дело. Часть бросилась выбивать турок, одолевавших гарнизон, другая стала на позиции (она занимает 2 версты протяжения), а всегда отличавшийся 16-й батальон стрелков ударил тотчас в штыки на правом фланге (где стоит Брянский полк) и выбил турок с занятой ими близ водяного источника горы. К ночи подошла к Шибке вся 2-я бригада 14-й дивизии, а на рассвете прибыл Волынский полк, дошедший до Габрова в час ночи.

Как только кончилось затмение лунное, возобновился огонь и атаки турок, получивших значительные подкрепления и пускающих в дело все свежие силы. Насчитывают, что у Сулеймана теперь до 60 тыс. чел. Сегодня вечером подойдет последний полк 14-й дивизии (Минский), и затем уже нет у нас резервов для Шибки, а Сулейман так настойчив и упорен, что будет держаться на высотах до последнего своего солдата. Я в самом тревожном и натянутом состоянии. Ничего делать не могу. Возьму книгу, читаю и ничего не понимаю - мысль блуждает в Балканах. Последнее известие было, что мы перешли на правом фланге позиции в наступление. Помоги Бог!

Третьего дня уже атаковали аванпосты 13-го корпуса (наследника). Наши отступили пред значительными силами, но ночью Ган (корпусный командир) с 1-ю дивизиею (Невский, Софийский полки и 1-й полк дивизии Баранова) опять завладел авангардною позициею и выбил турок. Вчера весь день дрались, и турки три раза возобновляли атаки. К вечеру утомленные войска наши отступили к главной позиции (Поп-Кёй), став у Султан-Кёй. Очевидно, что это Мегмед Али, желающий угрожать Тырнову с востока и занять наследника, чтобы помешать отправлению подкреплений против Сулеймана.

Сегодня уже в 10 час. утра было 29° в тени.

Если Сулеймана разобьют и сбросят с высоты, то все устроится - рукою Провидения - к лучшему. Он сам расстроит своим упорством всю свою армию. Необходимо одно - преследовать ее остатки до совершенного расстройства и бегства. Если у нас сумеют выдвинуть вовремя кавалерию в долину Тунджи, тогда дорога в Адрианополь будет очищена, и нам останется не упускать дорогой минуты и золотого времени, как мы это делали до сих пор. Да умудрит Господь главнокомандующего.

Получена телеграмма Радецкого, что 12-го числа до вечера дело ограничивалось жаркою перестрелкою, но у нас много убитых и раненых (в том числе генерал Драгомиров, раненный в ногу неопасно, но в самую нужную минуту, когда его дивизия вступала в дело и на него больше всех генералов рассчитывали!), и наши резервы вводятся мало-помалу в дело, растрачиваясь без решительного результата, который может быть добыт лишь наступлением наших войск. Оборот боя мне не нравится. Дело затягивается. Турки собираются с силами, а наши крайне утомлены без пищи, без сна и при постоянном напряжении всех сил в течение 4-х суток. Боже избави от несчастья. Болгары несут воду, жертвуют вина нашим солдатикам на Шибке (более 50 ведер водки принесли), наконец, Красный Крест прислал вина (53 ведра) на укрепления. Авось силы защитников поддержатся. Неизвестно еще, чем кончится наступление Мегмеда Али на наследника. Турки положительно собираются нас оттеснить за Дунай до прибытия гвардии.

Сегодня ожидается фельдъегерь, еще проехавший через Казатин, но это последний. Все будут они ныне проезжать чрез Варшаву и Галицию. Я тебе о том телеграфировал и надеюсь, что ты получишь своевременно. Зуровы могут нам пособить, они теперь одни на пути курьеров.

Вчера был у меня Качановский, посаженный Черкасским в комиссию, которой поручено составлять законы и судебную организацию для Болгарии. Надо его и нашего Шаховского послушать касательно деятельности и проделок Черкасского и его ближайших помощников - Аиучина, Домонтовича и Соболева! Караконовский также попался в лапы нашему приятелю, и он его гоняет и в хвост, и в голову, поручая устраивать госпитали, делать закупки в Вене и пр. Хомяков (сын поэта), присланный в помощь Черкасскому Московским славянским комитетом по делам комитета с деньгами, не выдержал. Из приятеля и почитателя Черкасского сделался противником и уехал в Москву, говоря, что нет никакой возможности подчиняться дикому произволу псевдолиберала. Черкасский ко мне заходит, и, действительно, его самоуверенности и самообольщению нет пределов. Все от него должно исходить, он не допускает ни мысли, ни воли в ком бы то ни было из подчиненных и обратился во всезнающего тирана-бюрократа. Удивительное превращение! Вот как по салонным разговорам и общественным отношениям нельзя судить о людях!