По волчьему следу - Екатерина Лесина

крышках кривоватыми буквами написано «Мед». А ниже – какой. Бочонков с медом полдюжины. И пара склянок с вареньем.

- Он ту бери, там помимо облепихи травки будут. Самое оно для здоровья. И тощему дай, ему сейчас аккурат надо. И этому, пока не отошел от натуги…

Бекшеев промолчал.

Он наблюдал за Михеичем с тем же живым интересом, что Михеич наблюдал за мной.

- Я еще сбору составлю, - решил тот для себя. – Заваривать станешь…

- Понимаешь в травах?

- Бабка у меня из видящих была, а внучек боги не дали. Вот со мною и возилась. Слабым я родился. Квелым.

Не верится.

- Это она меня… выпоила, в росах вываляла да кровью откупилась, - Михеич чай допил глотком. – Вы пытайте, ежели чего.

- Зачем пытать? – удивился Бекшеев. И я пояснила.

- Это он про вопросы. Задавать вопросы можно…

Вопросов у меня было множество. Но не мне вперед лезть. Бекшеев, может, и внимания не обратит, но Михеич заприметит. И уважать перестанет, что меня, что вот Бекшеева. А без уважения… сказать-то он скажет. То, о чем спросим, но не более того.

Бекшеев задумался, прикидывая, что спросить. А Михеич молча протянул мне кружку. Я и взяла. Чаю налью, мне не сложно.

- Расскажите, - попросил Бекшеев, решившись. – Сами. Вы ведь знаете, кого мы ищем… так что, просто расскажите. Для начала.

Все-таки умный он.

Михеич потер бороду.

- Рассказать… да кабы было чего рассказывать… тут дело такое… зверь в лесу объявился.

- Какой?

- А такой, который и человек, и нелюдь… от как она, - Михеич указал на меня. – Только она свою силу держит, а там сила, видать, верх взяла…

Чай он пил медленно, шумно прихлебывая из кружки. И щурясь.

- Это все война… - Михеич вздохнул тяжко. – Я иного рода буду. Мои-то годочков за пять до войны переселились. Уехали… отец со свояками крепко разругался да и взял свою долю. Пошел, стало быть, счастья искать…

Я к стене прислонилась.

О таком только слышала. Община, она тем и сильна, что все вместе, разом. Одним законом, одним правом. Общиною ведь проще, что землю поднять, от леса очистить, что дом поставить. Да и прочее… коров там пасти, охоту вести или вот зиму зимовать.

Помогать, кому помощь нужна.

Вдов держать, сирот или стариков. Всем-то место найдется, кусок хлеба да занятие по силам.

И потому уходят редко.

Куда?

Как одному-то?

Хотя… я знаю, как. Одной. Хреново.

- Он у меня с характером был. Да и я в него пошел. Девка мне одна глянулась. Красивая… сватать пошел, да дед не позволил. Мол, другую невесту мне сговорил. А мне другая без надобности… вот… оно слово за слово, за мной отец подхватил… ну да я только причиною. Давно уж там меж собою неладно. Вот и решил отец… его аккурат тут и звали. Лесником. Мы завсегда с лесом ладили…

Вздох, тяжкий, из глубины могучего тела идущий.

- И Полуню я свою забрал, пусть уводом, пусть без приданого, но забрал… поселились туточки, на хуторе, стало быть. Я отцу помогал, матушка с Полуней по дому. Детишки опять же. Боги и матушку одарили, и нас с Полуней…

Сердце болезнено сжимается.

- Матушка в деревню частенько бегала. В городе-то нас не больно жаловали. Побаивались, хотя вот на торгу брали, что меды, что травы. Шкурки опять же… отец взялся и за графскими землями присматривать, а ему с того дозволение высочайшее вышло зверя бить без платы и по своему разумению. Так и жили-то…

- А деревня? – нарушил Бекшеев молчание. – Что с нею?

- Деревня… наши были, те, которые в старых богов верят, но все одно чужие. Инаковые. Это вам кажется, что если язычники, как вы тут называете, то одинаковые. А племен много. И богов много. И выходит часто, что у каждого – свой покон, свой закон. Тутошние Волоху кланялись, почитая его выше прочих, разве что Земля-матушка да Небо-отец над ним стояли, но то всегда и везде так…

Он снова отхлебнул чаю и крякнул.

- Небось, и у вас…

Киваю.

И добавляю в кружку горячей воды.

- Волоха наши тоже чтили, но первым почитали Солнцебога…

И замолчала.

В святилище я бывала редко, по праздникам, ибо не женское это дело, богам жертвы приносить. Да и что я, девчонка, могла дать-то? Вот на взросление и повели, одарила богов медом, с кровью мешанным… для нас, девчонок, иное святилище было, женское, на берегу реки.

Мыслю, что и третье имелось, куда бы меня старшие женщины отвели бы в ночь после свадьбы. Только свадьбы той, по законам нашим, не случилось. Да и святилища, надо думать, сгинули.

- Видишь… нас пустили, когда мы явились, чтоб показаться богам и договор заключить, ибо выходило, что жить будем туточки, на их землях. Ну и потом-то заглядывали в то, которое большое, на праздники там. Или по иному какому поводу.

Бекшеев поглядел на меня.

- Поблагодарить, - поясняю. – Если вдруг удача выпала. Или попросить чего, когда нужда… но это общее святилище, верно?

Кивок.

- Было и другое, тайное. Для своих, - говорю через силу, словно тайна эта сама запирает губы. – И не одно… для женщин вот свое есть. И для воинов обычно отдельно ставят. И… про мужские не скажу.

- Мы с отцом поставили в ельнике старом. Хорошее место, темное. Самое оно для Хозяина Лесов… и медвежий череп положили. Медведя отец сам добыл, когда в силу вошел. Я думал тогда, что придет срок, и свой добавлю. А там и сыны. И осядет род, пустит корни в землю.

- Не вышло?

- Нет… но ты меня не путай. Оно и так все, - Михеич сжал кулак преогромных размеров. Таким и вправду медведя зашибить можно. – Спуталось… люди-то, пусть и Волохом отмеченные…

…что я про Волоха-то знаю? Помимо того, что его скотьим богом величают? Мало… мне сказывали, да, но мне же в те годы это было не особо интересно. То ли дело женские заговоры.

На красоту.

На белое лицо. На густой волос… я невольно провела рукой по своим волосам. Густые. А вот с лицом, заговаривай там или нет, отбелить не выйдет. Загар с Дальнего намертво въелся.

Ну и плевать.

- …но все люди. Мы-то с отцом большею частью в лесах. Лес большой, за всем