Бесстрашная - Александра Торн

– Зачем это, Улисс, сэр? – прохрипел Люк. – Я и без нее прекрасно вижу.

– Я хочу хорошенько посмотреть на тебя. – Улисс подкрутил фитиль лампы и поднял ее повыше.

Как он и опасался, лицо Люка было белым, если не считать красных прыщей. По щеке сползала струйка пота. Улисс снял с руки перчатку, наклонился к Люку и коснулся его лба.

Оскорбленное чувство мужского достоинства заставило Люка сесть прямее:

– О, сэр, вам не следует этого делать. Я прекрасно себя чувствую.

– Нет, у тебя лихорадка. Я не врач, но могу определить, когда человек болен. Я уже чуть раньше отослал домой Рио, а теперь твоя очередь. Я хочу, чтобы ты вернулся домой и лег в постель.

– Но, сэр…

– Это приказ, Люк… – Улисс хотел бы пощадить гордость парня, но не стал терять на это время. – Ты уверен, что сумеешь найти дорогу домой?

– Уверен, сэр.

В глазах Люка он прочел упрек, когда тот поворачивал свою лошадь обратно. Еще долго после того, как юноша исчез в темноте, Улисс слышал его кашель.

Улисс загасил лампу, с минуту подождал, пока его глаза снова привыкнут к лунному свету, и пришпорил Старфайера.

Улисс молил Бога, чтобы ему не пришлось потребовать от жеребца слишком большого напряжения. С интервалами в несколько минут он выкрикивал имя отца, но, не получая ответа, продолжал ехать дальше, и сердце его уже начало болеть от страшного предчувствия, а его живой ум рисовал всевозможные несчастья и среди них самое страшное.

– Где же ты, отец? – кричал он, и в голосе его были отчаяние и страх. Да, они были непохожи, часто ссорились, не понимали друг друга, но Улисс любил своего отца. Он не винил Патрика в том, что тот был разочарован в сыне. Улисс не сделал ничего, чтобы завоевать любовь отца, и еще меньше, чтобы добиться его уважения.

Патрик хотел скроить сына по своей мерке – сделать его мужественным, привить любовь к ранчо. Патрик совершенно ясно высказал пожелание, чтобы Улисс оставался дома и учился управлять ранчо. Но Улисса это не остановило, и он отправился в Гарвард. Он собрал свои вещи и уехал на восток первым же поездом.

Патрик никогда не скрывал своего мнения о юристах: он называл их вслух пиявками-кровососами. Не слишком высокого мнения он был и о политиках, но Улисс и тут пренебрег его мнением и вошел в законодательное собрание штата.

Он не думал обижать отца, уязвлять его чувства и подозревал, что и Патрик не хотел его обижать.

– Отец! – позвал он снова. И сердце его радостно подпрыгнуло, когда он услышал звук мужского голоса:

– Илке, вернись!

Не было никаких сомнений – это голос отца! По спине Улисса пробежали мурашки, волосы на затылке поднялись, потому что это был голос сумасшедшего. Вглядываясь в темноту в том направлении, откуда донесся голос, Улисс разглядел одинокое дерево, силуэт которого выделялся на фоне луны. У этого дерева было неестественно широкое основание. Внезапно у дерева появились две новые ветви. У Улисса не было времени даже осознать, что это руки отца, потому что инстинкт заставил его выпрыгнуть из седла. Он побежал изо всех сил, и снег взметался маленькими вихрями под его ногами.

– Отец, ты в порядке? – спрашивал он, падая на колени возле Патрика.

Это был нелепый вопрос. Почти половина тела Патрика была запорошена снегом, волосы и брови заиндевели. Лицо его было белым, и поэтому он больше походил на фигуру, вырезанную изо льда, чем на живого человека.

– Улисс, ты видел свою мать? Она только что была здесь.

Улисс похолодел, когда он понял, что отец потерял рассудок. Он нашел его вовремя, чтобы спасти тело. Но неужели опоздал спасти разум?

– Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как мама умерла, – сказал Улисс, стараясь говорить как можно мягче и одновременно разгребая снег, чтобы освободить ноги отца.

– Черт возьми, что ты делаешь здесь среди ночи, сынок? Ты снова захвораешь, и мама страшно рассердится на меня, – бормотал Патрик.

Стараясь не утратить присутствия духа, Улисс вытащил из кармана куртки фляжку с бренди и заставил Патрика выпить немного, потом встряхнул его, надеясь тем самым вывести из состояния ступора.

– Пойдем, папа. Я отвезу тебя домой.

Отец не двинулся с места. Улиссу потребовалась вся его вновь обретенная физическая сила, чтобы заставить Патрика подняться на ноги. Он мог бы дотащить его до того места, где оставил Старфайера, но сколько времени еще потребуется, чтобы втащить в седло этот груз!

– Черт возьми, отец! Ты должен мне немного помочь.

– Я слишком устал. Я хочу спать.

– Если ты уснешь, то умрешь.

– Я уже мертв.

– Нет! Ты устал и замерз. Я уже потерял мать и не хочу потерять отца. Ради Бога, помоги мне!

Должно быть, в голосе Улисса прозвучало нечто такое, что проникло в затуманенный мозг Патрика. Хотя он нетвердо стоял на ногах, но уже пытался выпрямиться.

– Далеко твоя лошадь?

Напуганный этим новым свидетельством безумия Патрика, Улисс указал на Старфайера:

– Да вот же она, видишь?

– Нет. Я ничего не вижу. Я ослеп, – ответил Патрик самым обыденным тоном и слабо рассмеялся. – Неужели ты думаешь, я сидел бы здесь, если бы мог найти дорогу домой?

Улисс подавил вздох. Сейчас Патрик нуждался в твердом руководстве и помощи, а не в изъявлении сочувствия.

– Старфайер всего в нескольких футах отсюда, – ответил Улисс таким же обыденным и спокойным тоном. Он помог отцу добраться до стоявшего в ожидании коня, вставил его правую ногу в стремя и поднял в седло, потом взобрался на лошадь сам позади отца.

Поддерживая Патрика левой рукой, Улисс правой вытащил револьвер и выстрелил несколько раз в воздух, сигнализируя, как и было условлено, что поиски окончены. Патрик никак не отреагировал.

Улисс прижимал отца как можно ближе к себе, надеясь передать ему частицу жизни, вдохнуть в него свое тепло. Время от времени он останавливал лошадь, чтобы влить в горло Патрика еще немного бренди.

Через пару часов они наконец добрались до дома. Их возвращение походило на триумфальную процессию. Их сопровождали десятки ковбоев, вопивших от радости и стрелявших в воздух, чтобы оповестить всех о том, что Патрик найден. Они выражали такой восторг и были так счастливы, что у Улисса не хватило духу сказать им о состоянии отца.

Шарлотта ожидала их на ступеньках крыльца – ее миниатюрная фигурка была закутана в одеяло. Ее губы дрожали, потому что она пыталась одновременно улыбнуться и справиться со слезами. Глаза ее были широко раскрыты от радости, но по щекам катились слезы.

– Он жив? – спросила она шепотом, видя, как два ковбоя снимают лишившегося чувств Патрика с седла.

– Конечно, жив, – ответил один из них, широко улыбаясь.