Дорога цвета собаки - Наталья Гвелесиани

— Я не так сложен, как тебе думается.

— С другим товарищем тебе было бы легче. Ты был бы понятней другому — в этом ты прав.

— Но мне легко с тобой, Мартин! Вопрос только в том, чтобы успеть добыть всю предначертанную нам легкость.

— А если не успеешь? Помнишь, как поступали в старину с подвижниками незадачливые последователи?

— Мне известно, что я только и делаю, что подкидываю тебе камни на душу. Но когда же ты разглядишь их происхождение? Впрочем, мы напрасно тратим время на поиски — ты высказался достаточно определенно. Не потому ли шут Нор навязал меня и тебе в попутчики, что я — обуза? Дабы рассуждая со мной о том, о чем не надо, ты не успел бы дойти, куда надо?

— Это ты сказал. У тебя забавная привычка приписывать мне собственные мысли. Если тебе так нужно, я даже рад послужить тебе зеркалом. Господин Ницше, кстати, входит в круг твоего чтения.

— Если вы не поделили с Нором принцессу, то он дистанциировался дальше других. Помяни мое слово: шут пребывает сейчас у дверей в покои Адрианы.

Мартин побледнел. Изменился в лице и Годар, ибо не ожидал от себя серъезных пророчеств в сфере дворцовых интриг.

— Вперед, быстрее! — воскликнул Зеленый витязь, словно был командиром и натянул поводья, хотя надо бы назад, в Скир. Годар все не мог освоиться с простотой и конкретикой Страны Полуденного Солнца. Из чувства противоречия он и повернул назад, чтобы вернуться на подконтрольную ему территорию через тот же тоннель в скалистом холме.

— Будь добр, если придумаешь новую заповедь — поставь мир в известность, бросил он через плечо.

Проскакав некоторое расстояние, Годар оглянулся, потому что вдруг расслабился и забеспокоился за Мартина — без досады, по-доброму.

Бросив поводья и заломив руки за шею, ссутулившийся всадник смотрел ему в спину тоскливым, зовущим взглядом. Он отвел этот взгляд, как только Годар оглянулся. Не дождавшись от Мартина помощи, а именно за помощью обращался он к витязю в своем путанном разговоре, Годар неожиданно получил поддержку. Он нечаянно подглядел, что нужен еще зачем-то Мартину. Сразу сняло, как рукой, добрую половину проблем.

— Встретимся, — заверил Годар одними губами и, неопределенно махнув рукой в сторону Безымянного озера, погнал коня к туннелю.

Это был пат. Сейчас же, без передышки, он начнет новую партию с Мартином и будет проигрывать партию за партией, пока не обрадует его равной игрой. Или, на первых порах, достойной. Проигрыш в его случае — победа по сравнению с патом.

В тоннеле Годара сопровождал такой грохот, будто наземь рушились, по мере его продвижения, тысячи шахматных шеренг. Белая лента, зацепившись за шероховатый выступ у выхода, сползла к локтю. Он снял ее и, свернув, зажал в кулаке вместе с поводом.

Равнина — вся в бурьяне, с сонно журчащей где-то речкой, с единственным, кособоким холмом — покрылась фиолетовыми пятнами и запрыгала перед глазами. Он с натугой покрутил головой. Всюду кружило обмякшая разомлевшая жизнь. В ней рыщут обугленные грачи, коршун плавает и плавает по небу… Ничто не предвещает близости дракона. Все равно — не стоит больше оставлять территорию без дозора. Сейчас он вздремнет — на две минуты, не больше, необходимо обезвредить память от слов Мартина, чтобы не взять на себя вину за каждый его упрек, хотя прав Зеленый витязь, прав по-своему в любом своем упреке.

Оттолкнув вслепую коня, он прислонил ладонь к ноющим векам и прижавшись спиной к крутому склону, осел наземь. Руки его — легкие, тонкие, как будто кости — из ствола бамбука, — вытянулись вдоль течения по поверхности реки и ухватились за край плавучего столика с шахматной доской. Партнером по игре был стоящий по пояс в реке Мартин. Фигуры на его доске занимали начальную позицию. Зеленый витязь приветливо кивнул ему, предлагая начать партию. Годар играл белыми. Поглядывая с прищуром на позицию Мартина, он не спеша выстраивал собственное войско. Расстановку фигур он почему-то запамятовал и, когда выстроил свои позиции по позиции Мартина, раскраснелся и приуныл. Глядя в пустующий центр, Годар притронулся к пешке Е2, но вынужден был одернуть руку, ибо нащупал на ее месте короля. Он глянул с тоской на позицию Мартина и тотчас отвел взгляд, вернув его в центр доски. Найдя вслепую клетку Е1, Годар ухватил двумя пальцами пешку и попробовал перенести через поле, но снова споткнулся о фигуру короля на Е2. Поставив пешку на место, он отодвинул плавучий столик, намереваясь выйти на берег, но поймал на себе доброжелательный взгляд Мартина. Разочарование и сочувствие в этом взгляде были тщательно замаскированы. Мартин улыбался подбадривающе, без натяжки. Хмуро, но бодро Годар поочередно пробовал протолкнуть вперед другие пешки, но ни одна не продвинулась, ибо натыкалась на спину могущественной фигуры. Он сдвигал фигуры с места и тотчас возвращал обратно, пыхтя и досадуя на собственную беспомощность, он пытался отодрать от доски хоть одну пешку, но приподняв ее на сантиметр, пугливо отдергивал руку и пешка ровно, с пристуком воцарялась на исходную позицию.

Так продолжалось до тех пор, пока Мартин не предложил из великодушия отложить игру. Партия продолжалась пятнадцать минут — время фиксировали часы на столике. Первый ход сделан так и не был. Кто-то похлопал его, удрученного, по плечу…

Проснувшись, Годар вспомнил расположение фигур на доске и сразу увидел ошибку. Да-да, фигуры Мартина, а следовательно, и его, были расставлены неверно. Пешки находились сзади, на первой горизонтали. Движение им перекрывали собственные фигуры, занявшие вторую — пешечную горизонталь. Даже во сне, где бываешь сам с собой откровенней, чем хотелось бы, Годар не позволил себе увидеть той ошибки Мартина, не стал упрекать его в своих мыслях — так чисто думал он всегда о Зеленом витязе, так верил в него, упрекая лишь в спорах — пустыми словами.

Ну что, если Мартин и в самом деле играет в другую игру, только ему одному известную и не понимает по этой причине, почему не ладится игра у партнера? Вероятно, Зеленый витязь называет свою игру шахматами. Почему же столь опытный шахматист не замечает очевидной ошибки?

Гадор заглушил порыв съездить к Мартину, чтобы разобрать сон вместе. Обида за упреки в самокопании сидела крепче других. Но не будет, не будет больше религиозного поклонения, благоговейного трепета. Только хватило бы Мартину мужества превозмочь боль, когда Годар сделает в своих поисках неверный ход. Все дороги к смерти должны быть отринуты — одна за одной. Первое поле на таких дорогах с треском проломится — это значит, ступил его конь.

А между тем тело его не слушалось приказов — тяжелело и знобило, спина и затылок не могли отлипнуть от склона. Смятая шляпа словно растекалась по шее и затылку. Ему казалось: падают медленно кружа, редкие хлопья снега. Годар потер онемевший кулак, в котором сжимал шелковую ленту. Стоячая теплота затрепетала на пальцах. Размяв всю руку, он распространил ожившее тепло дальше.