Восхождение, или Жизнь Шаляпина - Виктор Петелин

Мамонтов видел, что его слова заинтересовали молодого артиста. Ясно, что сейчас он не все понял из сказанного, но как губка вобрал в себя, чтобы потом определить главное в искусстве.

Шаляпин не раз приходил в павильон Врубеля и в выставочный зал, где находились картины, принадлежавшие «красильщикам», по выражению Мамонтова. Нет, он не мог полностью согласиться с такой беспощадной оценкой выставленных здесь картин, среди них были прекрасные… Только почему-то гораздо чаще его тянуло к Врубелю… «Может, действительно разница между его картинами и картинами признанных художников так же велика, как между музыкой Мусоргского и «Травиатой» и «Риголетто», но Верди — тоже великий композитор, далеко не «красильщик», — думал Шаляпин.

События шли своим чередом, дни бежали за днями… У Мамонтова было много работы, но он по-прежнему много внимания уделял Шаляпину. Бывал на всех его спектаклях и видел, как быстро прогрессирует молодой артист, как с каждым спектаклем вносит что-то новое в исполнение привычных ролей. Не всегда, правда, это бывало удачно, но его стремление творить на сцене не могло не привлекать такого чуткого на таланты человека, как Мамонтов.

Сезон подходил к концу. Мамонтов уже обдумывал план привлечения Шаляпина в свою труппу, и тут произошло событие, которое и открыло ему эту возможность.

Глава седьмая

«…Безумно я люблю Торнаги…»

Ошибаются те, кто говорит, что нет любви с первого взгляда. Есть!

Стоило Федору увидеть итальянских балерин и поводить их по городу в поисках квартир, как он сразу же выделил из них только одну. Он еще не твердо произносил ее имя, путал фамилию, но уже что-то подсказывало ему, что именно она — избранница его судьбы. Почему?

С первых дней после ее приезда в Нижний Новгород он стал искать с нею встреч. Бывал на ее репетициях, ходил на спектакли с ее участием, если не был занят. Ему казалось, что она танцевала лучше всех тех балерин, каких он видел. Но почему она всегда была грустной? Это волновало его. Может, она в чем-то нуждается? Скучает по своей Италии?

На репетициях он подходил к ней со словами, которые только и знал:

— Аллегро, анданте, модерато!

Это смешило ее, она улыбалась, но потом лицо ее снова становилось грустным, а фантазия Федора ничего ему не подсказывала…

Но настойчивость его однажды увенчалась успехом, и Иола Торнаги вместе с двумя подружками согласились пойти с ним в ресторан. Ужин подходил к концу, кое-как они объяснялись, но как высказать итальянкам, что в такую прекрасную лунную ночь грешно идти спать… Как сказать «грешно»? И тут Шаляпину пришла замечательная мысль.

— Фауст, Маргарита — понимаете? «Бим-бом-бом». Церковь — кьеза, Христос нон Маргарита. Христос нон Маргарита?

Попытки Федора объясниться вызывали у итальянок бурную реакцию. Они жестикулировали, смеялись. Но потом одна из них сказала:

— Маргарита пеккато…

— Ага, пеккато, — обрадовался он.

Но не Маргарита сейчас интересовала Шаляпина, а словечко «пеккато» — грешно. Ведь «пеккато» спать, а не Маргарита… Так возникла фраза: «La notte е gessi, bella, que dormire e pec'cato». (Ночь так хороша, что спать грешно.)

И когда заболела Иола Торнаги, никто не удивился, что Шаляпин приносил ей куриный бульон, вино. Наконец уговорил ее переехать в дом, где он снимал комнату. Как они понимали друг друга, не зная языка, остается загадкой.

Иола Торнаги поначалу не догадывалась о своих чувствах. Просто ей было хорошо, что в незнакомой стране к ней так внимателен молодой симпатичный гигант.

Он ничем не походил на тех, кого она знала: ни ростом, ни светлыми волосами, ни почти белыми бровями и ресницами. Подвижным было и лицо, которое могло передать столько разнообразных чувств и переживаний… А главное — его голос, приятный, низкий… Белокурый гигант в длиннополом зеленом сюртуке…

Жизнь шла обычным чередом: спектакли, репетиции, спектакли… Труппа сплачивалась в дружный оперный ансамбль, где высоко ценили талант и трудолюбие и помогали друг другу. Ничего подобного не замечал Федор Шаляпин в императорском театре. Здесь била ключом какая-то радостная и неиссякаемая энергия. Все были как одна семья.

Были и ссоры, конечно, но все это быстро забывалось. Кто знает, почему подрались артисты Круглов и Шаляпин? После этого век бы не разговаривать… Так и было бы в другом коллективе, но не у Саввы Мамонтова. Одна беда: в драке Федор Иванович порвал свой праздничный сюртук бутылочного цвета. Этим он немедленно воспользовался: зашел к Иоле и попросил починить его парадный сюртук. Ох, как трудно было выдерживать ему упреки темпераментной Иолы, хорошо знавшей о ссоре двух артистов и осуждавшей ее! Чувствовал свою вину Шаляпин под ее укоряющими взглядами, но зато сколько удовольствия получил, глядя на то, как ее проворные руки чинили сюртук…

Иола Торнаги видела, что Федор Шаляпин настойчив в своих ухаживаниях. Но она стеснялась того, что не знает языка. Жесты и мимика утомляли ее. И она начала избегать Шаляпина. Громкий смех и жестикуляция Шаляпина были однообразны, и никто не знал выхода из создавшегося положения.

А между тем Федор Шаляпин все больше привлекал внимание всей труппы Мамонтова. Все чаще сбегались свободные от спектаклей артисты, художники, режиссеры, чтобы посмотреть на игру Шаляпина.

Как-то раз Иола с подругой Антоньетой сидели у себя в артистической уборной и гримировались перед выходом в опере «Русалка». Неожиданно раздались бурные аплодисменты во время действия. Антоньета выскочила из уборной и увидела бегущих к сцене артистов и хористов. Иола тоже выглянула, и в это время снова раздались аплодисменты. Такого им не приходилось встречать в своей практике, и удивленные итальянки бросились вслед за бегущими. Но опоздали… Акт уже кончился, занавес закрылся. На авансцене стоял какой-то старик с всклокоченными волосами, в разорванной одежде и старательно раскланивался с публикой, бурно ему аплодировавшей.

«Кто это?» — недоумевали Иола и Антоньета.

Но вот старик повернулся, взгляд его сразу загорелся, и он быстрыми шагами направился в их сторону.

— Добрый вечер, барышни, — заговорив старик шаляпинским басом.

— О-о-о!.. — удивленно воскликнули подружки.

Они и не подумали убегать от Шаляпина, настолько были поражены его успехом.

С тех пор что-то произошло в отношениях Иолы и Федора. Она стала внимательнее присматриваться к нему как артисту. До сих пор он был для нее хорошим товарищем, может, чуть-чуть надоедливым, но все же скорее она видела в нем мальчишку, а не мужчину со зрелым отношением к жизни… А теперь чем больше она приглядывалась к нему, тем больше начинала понимать, что Федор не мальчишка. На сцене он преображался, тонко угадывая характер того или иного персонажа. В этом она не раз убеждалась…