Восхождение, или Жизнь Шаляпина - Виктор Петелин

— Федор! По всему чувствуется, что успех тебя окрылил и у тебя впереди одни радужные перспективы… Пожалуй, действительно не откладывай решение своей судьбы, ты всей душой и помыслами там, в Москве…

— Мамонтов обещал мне, что будет давать любую оперу, какую я захочу… Представляешь?

— Конечно, лучших условий для осуществления твоих замыслов тебе не найти… Разве ты встретишь к себе такое отношение на Мариинской сцене? Разве будешь окружен такой атмосферой, какую сумел создать в своем театре Мамонтов? Поезжай…

— Помимо всего, я там, у Мамонтова, влюбился в балерину… Понимаешь?.. В итальянку… Такую рыжую… Симпатичную, красивую… Ну, посуди сам, она там будет, в Москве, у Мамонтова, а я здесь!.. А?

— Ну чего же ты об этом-то помалкивал? Тут и советовать нельзя… Это твое дело, интимное, и решать тебе одному.

— Она была здесь, тоже уговаривала переезжать в Москву. Мамонтов дает мне в два раза больше, семь тысяч двести, и обещает заплатить неустойку, а я отказался… И меня, охватила такая тоска, что не знаю, что и делать… Так хочется к ним, к Мамонтову, к Иолочке моей… Но у нас еще не было объяснения…

— Какое же тебе объяснение, если она уговаривает тебя переезжать в Москву!.. Значит, и она хочет, чтобы ты был поближе к ней… Это ли не объяснение в любви?

Юрьев вскоре ушел, а Шаляпин опять остался наедине со своими сомнениями.

Походил по комнате, попробовал голос, взял листок бумаги.

Прощай, уборная моя,Прощай, тебя покину я!

Шаляпин вспомнил свою театральную уборную в Мариинском театре, сплетни, чинопочитание, царившее в театре, зависть, которая душила некоторых из его коллег, и быстро побежало его перо по бумаге.

Пройдут года, все будет так:Софа все та же, те ж рожки,Те ж режиссеры-чудаки.Все та же зависть, сплетни, ложьИ скудоумие все то ж.Певцов бездарных дикий войИ заслуженных старцев строй.Портной Андрюшка, страж СеменИ тенора иных племен;Оркестр блестящий, стройный хор,Для роль не знающих — суфлер,Чиновников мундиров рядИ грязных лестниц дым и смрад, —Все это покидаю я,Прощай, уборная моя.

Все кончено… Сомнениям пришел конец. Жребий брошей. Не может он больше ходить послушным пай-мальчиком по указке «режиссеров-чудаков», которые никак не могут понять, что он рожден для того, чтобы творить по велению собственного сердца. Только в этом случае он может чего-то добиться в жизни.

Долго еще думал Шаляпин в этот вечер, пока окончательно не понял, что нужно бежать из Петербурга.

К тому же его не покидали мысли об Иоле. Он все время вспоминал ее, забавную, смешливую, энергичную, умную, толковую, умеющую и здраво рассуждать, и тонко мыслить о таких вещах, которые как-то проходили мимо сознания Федора. Ее красивое лицо и изящная фигура часто виделись Федору… Он чувствовал, что полюбил ее. Жизнь у нее тоже была нелегкой, правда, по другим, нежели у него, причинам… Она много рассказывала ему о себе. В шестнадцать лет она уже была примой в театре Сан-Карло ди Наполи. Иола доказала, что вполне может заменить свою мать, рано покинувшую сцену из-за травмы ноги. Нашел Иолу Мамонтов, мечтавший создать свой балет. Он повсюду искал артистов, бывал в театрах, заходил за кулисы, разговаривал, советовался. Итальянцев он обожал. Как-то в Венеции он прочел, что в ближайший вечер в театре Фениче пойдет «Коппелия», и решил посмотреть. Главную партию танцевала Иола. Она ему очень понравилась. Савва Иванович познакомился с ней и предложил контракт в России. Сначала она отказалась: у нее уже был контракт с одним из французских театров, но Мамонтов уговорил ее отказаться от этого контракта, заплатил неустойку, предложил контракт на полгода по восемьсот рублей в месяц… Ну, конечно, от такого жалованья не отказываются, и Иола согласилась… Уж на что он, Федор Шаляпин, мало интересовался балетом, но и он понял, что Иола — чудесная балерина. Молодец Мамонтов, что привез ее в Россию… А то как бы Федор встретился с ней? Без Иолы он уже не мог себе представить свою жизнь… Рассказывала ему Иола и о своей жизни в Италии. Отец ее был сицилийцем знатного происхождения по фамилии Ла Прести. Он влюбился в будущую мать Иолы, хотел жениться на ней, но его родители-аристократы пригрозили лишить его наследства, если он женится на балерине… Он все-таки решился, но вскоре умер… Так что она выросла без отца… А мать ее повредила ногу в самом расцвете своей артистической карьеры… Иола взяла фамилию матери как псевдоним…

Да, пожалуй, действительно он уже не может жить без Иолы Торнаги. Так прочь сомнения! В Москву, в Москву!!!

Часть третья

Признание

Глава первая

Московские встречи

Как хорошо стало у Федора на душе, когда наконец-то он решил переехать в Москву… Словно тяжелая ноша спала с плеч. Неопределенность давила его, мучила, не давала покоя… А теперь ему казалось, что перед ним открывается все самое лучшее. Мамонтов взял на себя неустойку за первый год — 3600 рублей; вторую половину неустойки Федор должен заплатить через год сам. При таком жалованье, которое положил ему Мамонтов, это не так уж обременительно. Главное, что здесь, в Москве, все по-другому…

Москва была совершенно не похожа на Петербург. Здесь все иное, начиная с внешнего вида и кончая отношениями между людьми. И люди казались Шаляпину другими. Да и сам он уже не раз замечал, что в такой атмосфере становится другим, более открытым, откровенным. Шаляпин никак не мог привыкнуть к строгости петербургских улиц; широкие, прямые, они производили впечатление некой парадности, и казалось, сам он, выходя на них, поневоле становился каким-то строгим. Да и все было там странным: днем горело электричество, а летней ночью, как днем, висело яркое солнце. Все в Петербурге было чуждо и непонятно ему. И потому он часто вспоминал волжские просторы, залитые солнцем берега, поля. Даже Тифлис ему поначалу был дороже и ближе, чем эта странная красота северной столицы. Он прекрасно знал, что Гоголь любил бродить по Невскому проспекту, что Пушкин и Достоевский воспевали величие и неповторимость Петербурга, немало посвятили ему своих страниц. И он нигде не высказывался, что Петербург ему не по душе. И он любил бродить по Невскому, выделяясь своей высокой и стройной фигурой среди гуляющих. Часто бывал на Дворцовой площади, любовался Александровской колонной с ангелом… Эрмитаж с гигантами кариатидами, Канавка, Мойка, золотые шпили, «адмиралтейская игла», о которой упоминал Пушкин, шпиль Петропавловской крепости, шпиль Инженерного замка, где зверски убили императора Павла…