Дерзость надежды. Мысли об возрождении американской мечты - Барак Обама

Эта мудрость может помочь нам пройти дальше идеологических ссор и возобновить попытку решить проблему нищеты. Мы могли бы начать, вероятно, с признания того, что для снижения бедности прежде всего необходимо побудить девушек заканчивать школу и избегать заводить детей вне брака. В этом начинании школьные и местные общественные программы, которые уже зарекомендовали себя в снижении беременности подростков, должны быть расширены, но также и родители, духовенство и общественные лидеры должны более последовательно высказываться по этому вопросу.

Нам следует также признать, что консерваторы — и Билл Клинтон — были правы насчет социальной помощи в том виде, как она была организована ранее: отделив доход от работы и не требуя от получательницы пособия ничего, кроме терпимого отношения к навязчивой бюрократии и подтверждения того, что мужчина не проживает в одном доме с матерью его детей, старая программа помощи семьям с детьми-иждивенцами лишала людей инициативы и разрушала их самоуважение. Любая программа, направленная на снижение передающейся из поколения в поколение нищеты, должна сосредоточиваться на работе, а не на социальной помощи — не только потому, что работа дает независимость и доход, но и потому, что работа обеспечивает порядок, повышает достоинство и открывает возможности дальнейшего роста в жизни.

Но также надо согласиться и с тем, что одна только работа не обеспечит победы над нищетой. Реформа социальной помощи резко сократила по всей Америке число людей, получающих общественное пособие; увеличилось число работающих нищих, женщины то выходят на работу, то увольняются, обреченные трудиться на таких работах, которые не обеспечивают прожиточный минимум, вынужденные каждый день кое-как выискивать средства для подходящего дошкольного детского учреждения, недорогого жилья и доступной медицинской ПОМОЩИ, и все равно в конце каждого месяца им приходится решать, как растянуть последний доллар, чтобы оплатить счет за продукты, счет за газ и купить ребенку новую курточку.

Расширенная программа налоговых льгот, предоставляемых получателям заработной платы, помогает всем низкооплачиваемым работникам и может иметь очень большое значение в жизни этих женщин и их детей. Но если мы всерьез хотим разорвать круг передающейся из поколения в поколение нищеты, тогда многим из этих женщин необходимо оказать дополнительную помощь, дав такие основные вещи, которые те, кто живет за пределами трущоб, часто считают само собой разумеющимися. Им надо больше полиции и более действенной полицейской охраны их районов, для них и их детей надо обеспечить хотя бы что-то похожее на личную безопасность. Им необходим доступ к общественным центрам здравоохранения, которые делают упор на мерах предосторожности, где, кроме прочего, заботятся о сексуальном здоровье, дают диетологические консультации и в отдельных случаях лечат от злоупотребления алкоголем или наркотиками. Им необходима радикальная реформа школ, которые посещают их дети, и доступные дошкольные детские учреждения, которые позволят им работать полный рабочий день или заняться образованием.

И во многих случаях им нужна помощь для того, чтобы научиться быть хорошими родителями. Когда дети трущоб дорастают до школы, они уже отстают — не могут сосчитать до десяти, назвать цвета радуги или буквы алфавита, не приучены сидеть спокойно или действовать в структурированной среде и зачастую имеют невыявленные проблемы со здоровьем. Они не подготовлены не потому, что нелюбимы, а потому, что их матери не знают, как дать им то, что необходимо. Хорошо разработанные правительственные программы — консультация беременных, регулярный доступ к педиатру, программы занятий для родителей и качественные программы обучения детей раннего возраста — уже доказали свою способность восполнить этот пробел.

И наконец, нам необходимо энергично заняться причинной зависимостью между безработицей и преступностью в трущобах. Принято считать, что большинство безработных мужчин из трущоб могли бы найти работу, если бы действительно хотели работать; что они лучше будут торговать наркотиками — рискуя жизнью, но имея шанс получить больше денег, — чем пойдут на низкооплачиваемую работу, которая соответствует их умению. Но на самом деле экономисты, изучавшие этот вопрос, и молодые люди, рискующие своей судьбой, скажут вам, что популярный миф не соответствует истине: на нижней и даже на средней ступени торговля наркотиками — это работа с минимальной зарплатой. Многим мужчинам из трущоб прибыльную работу не дает найти не просто отсутствие мотивации покинуть улицы, а то, что они нигде не работали, не имеют пользующихся спросом навыков, и все в большей степени несут пятно тюремного прошлого.

Спросите Мака, который дает молодым людям своего района второй шанс. Девяносто пять процентов его работников — бывшие уголовные преступники, включая одного из его лучших поваров, который за последние двадцать лет много раз был в тюрьме за различные преступления, связанные с наркотиками, и один раз за вооруженный разбой. Мак вначале платит им восемь долларов в час и потом доводит плату до пятнадцати. Желающие у него не переводятся. Мак первым признает, что у некоторых ребят, приходящих к нему, есть проблемы — они не умеют являться на работу вовремя, многие из них не привыкли подчиняться приказаниям старшего, так что текучесть бывает большой. Но, не принимая оправданий от нанятых им молодых людей («Я говорю им, что мне надо делать дело и, если они не хотят работать, у меня полно тех, кто хочет»), он видит, что многие быстро приспосабливаются. Со временем они привыкают к ритму обычной жизни: соблюдение графика, работа в команде, ответственность. Они начинают поговаривать о том, чтобы получить диплом об общем образовании, может быть, даже поступить в двухгодичный колледж. Они начинают стремиться к чему-то лучшему.

Было бы хорошо, будь там тысячи Маков и умей рынок сам по себе создавать возможности для нуждающихся в них людей из трущоб. Но большинство работодателей не хотят рисковать и брать бывших уголовников, а многим зачастую не позволяют. В Иллинойсе, например, бывшим уголовникам запрещено работать не только в школах, домах престарелых и больницах — ограничения, отражающие наше нежелание подвергать опасности наших детей и стареющих родителей, — но некоторым также запрещают работать парикмахерами, маникюрщиками и педикюрщиками.

Правительство могло бы дать благотворный импульс, совместно с частными подрядчиками нанимая и обучая бывших уголовных преступников для строительно-отделочных работ: теплоизоляция домов и офисов для экономии энергии, например, или прокладка оптоволоконного кабеля, чтобы перенести целые районы в эпоху интернета. Конечно, такие программы будут стоить денег — хотя если принять во внимание стоимость годичного содержания заключенного в тюрьме, любое падение уровня рецидивизма поможет программе самой себя окупить. Не все убежденные безработные предпочтут низкоквалифицированный труд жизни на улице, и никакая программа помощи бывшим уголовникам не исключит необходимости сажать в тюрьму преступников с глубоко укоренившейся привычкой к насилию.

Однако можно предположить, что при наличии легальной работы для молодых людей, занятых сейчас в торговле наркотиками, преступность во многих районах упадет; и что, как следствие, больше работодателей станут размещать предприятия в этих районах и пустит корни местная экономика; и что в течение десяти или пятнадцати лет нормы начнут меняться, молодежь увидит перед собой будущее, повысится процент браков, дети будут расти в более стабильной среде.

А сколько будет это стоить всем нам — Америка, в которой снизится уровень преступности, больше детей будут окружены заботой, города переродятся, а предвзятые мнения, страхи и раздоры, питаемые черной нищетой, постепенно исчезнут? Будет ли это стоить столько же, сколько мы потратили в прошлом году в Ираке? И не отказаться ли от требований отменить налог на наследство? Пользу таких перемен трудно переоценить.

Если проблемы нищеты, трущоб возникают из-за нашей неспособности признать зачастую трагическое прошлое, проблемы иммиграции разжигают страхи из-за неопределенности будущего. Демографический состав Америки изменяется неумолимо и стремительно, и требования новых иммигрантов не укладываются четко в черно-белую парадигму дискриминации, сопротивления, вины и встречного обвинения. Действительно, даже черные и белые иммигранты — из Ганы и с Украины, из Сомали и из Румынии — прибывают на эти берега неотягощенными расовой динамикой предыдущей эпохи.

Во время кампании по выборам в Сенат я видел лица этой новой Америки — на индийских рынках на Девон-авеню, в новой сияющей мечети юго-западного пригорода, на армянской свадьбе и на филиппинском балу, на встречах Корейско-американского совета и Ассоциации нигерийских инженеров. Куда бы я ни ходил, я встречал иммигрантов, которые цеплялись за любое жилье и работу, какую им удавалось найти: мыли посуду, водили такси или работали в химчистке своего родственника, копили деньги, организовывали бизнес и оживляли умирающие районы и наконец переезжали в пригороды и воспитывали детей, чей акцент выдавал не страну их родителей, а их чикагское свидетельство о рождении, подростков, которые слушали рэп и ходили за покупками в торговый центр и планировали стать докторами, юристами, инженерами и даже политиками.