«Если», 2004 № 9 - Журнал «Если»

Короче, проводив ценную клиентку до дверей и вернувшись в кабинет, Анна Павловна обнаружила у рабочего стола некоего мерзавца. Мерзавец крутил в пальцах даму бубен, минутой ранее олицетворявшую вдову, и похабно ухмылялся.

Незваный гость заслуживал отдельного описания. На бритой голове его красовался петуший гребень, лиловый с прозеленью. В левой ноздре трепыхалось колечко, в хряще уха — матросская серьга; такие серьги при гнилом царизме вешали матросам, впервые пересекшим экватор. Нижняя губа по центру была проколота лабреттой — гвоздиком с плоским замком, снабженным цепочкой. Кожаный куртец, болтавшийся на узких плечах жертвы пирсинга, изрезали бритвой в местах самых неожиданных. На фоне этой одежки-мученицы прорехи в джинсах смотрелись вяло, можно сказать, обывательски.

— Позвать мужа? — осведомилась Нюрка, женщина неробкого десятка.

— Здравствуйте, любезная Анна Павловна, — гнусный панк-вторженец собрал всю колоду карт воедино и принялся ее тасовать с умелостью необыкновенной. Затем вытряхнул на стол даму треф и ткнул в даму обгрызенным ногтем, словно хотел что-то подчеркнуть. — Нет, мужа звать не надо. Ибо супруг ваш третий день как уехал в очередной вояж, менять очевидное и невероятное на кур и гречку. Хотите знать, что привело меня в сию обитель греха?

— Может, милицию?

— Зачем? Менты приходят, если кто-то кое-где у нас порой. А в нашем случае все обстоит совсем иначе, — он с большей силой отчеркнул линию на трефовой даме. — В нашем общем случае. Вы меня понимаете?

«Нет, не вор. Хуже. Псих. Лучше его не раздражать…»

— Вам повестка, дражайшая Аннушка. Извольте, блин, получить.

«Как он попал в комнату? Через окно? Там решетка…»

Машинально Нюрка протянула руку и взяла бумагу, предложенную панком. Желтоватый, грубый бланк. В большой палец что-то укололо, больно, до крови, — и панк ловко отнял «повестку» обратно. Оторвал корешок, где расплылось маленькое красное пятнышко, которое, удлиняясь, становилось похожим на подпись с завитушкой в конце.

Хищно дернув окольцованным носом, гость спрятал добычу.

— Вот, — с поклоном он снова предложил «повестку» хозяйке дома. — Так, хорошо. Теперь опять верните ее мне. Сами, сами верните, отбирать на втором круге запретно. И еще раз возьмите. Все. Финита ля мюзикл. Прощайте, скалистые горы…

Обогнув Нюрку, он нога за ногу выбрался в коридор. Щелкнул английский замок.

— Не беспокойся, душенька, я захлопну. Ты, душенька, о другом беспокойся. Эх, взяли душу за душу, быть душе с душком…

Дверь лязгнула, отсекая идиотскую песню.

Именно обыденность происходящего, чудовищная, сногсшибательная обыденность привела Нюрку в ступор. Явился, вручил, убрался вон. Нелепый курьер, мальчишка на побегушках. Полностью уверенный, что «дражайшая Аннушка» в курсе, все понимает, все сделает, как надо. А если не сделает, то наверняка в здравом уме и трезвой памяти, осознавая степень ответственности…

Казенные формулировки на вкус отдавали кислой медью.

Женщина опустила взгляд. Медь и вовсе усилилась до оскомины:

«Предписывается явиться… для прописки… в ковене по месту жительства… Грековская 38… суббота, 18 мая, в 00. 00… с собой иметь…» И печать: грифон присел на задние лапы, а над макушкой зверя вьется надпись: «ООО «Харизма Ltd».

Нюрка с наслаждением скрутила дулю и ткнула «нашим ответом Керзону» в окно. Вот я вам, шутникам, поеду на Грековскую в полночь! Вот я вам, заразам, доставлю удовольствие! Не на ту нарвались, сволочи! На мне где сядешь, там и слезешь!

— Это ты, Нюра Палковна, зря, — сказал панк из-за решетки окна. Он встал на цыпочки, чтобы хозяйка увидела его чудесный гребень, и продолжил: — Дуля твоя приметная, слов нет, так что благодарствуем за угощение. А с остальным… Зря, поверь. Лучше не ерепенься.

— Ах ты!.. ах ты дрянь!..

— Дешевле выйдет. Это я тебе, как петушок с высокой спицы. Пройди регистрацию — и царствуй, лежа на боку. Усекла?

Гребень качнулся и сгинул.

«Надо было меняться. Когда Раиса предлагала съехать с первого этажа в высотку на Кулиничах, надо было соглашаться. Пусть «распашонка», зато кухня большая, и восьмой этаж… Муж к субботе не вернется, нечего и ждать… Боже, о чем я думаю!»

Болонка Плюха, любимица Нюрки, вылезла из-под дивана и потупилась, чуя вину.

— А ты чего не лаяла, дура?

Болонка тявкнула, вымаливая прощение.

До вечера пятницы ничего особенного не происходило, и это мучило Нюрку больше всего. Тишина, покой, благолепие. Повестку она убрала во вьетнамскую шкатулку, любимую, с перламутровыми гребцами на крышке, время от времени заглядывая внутрь: не исчезла ли? Нет, гадкая бумажонка преспокойно лежала на дне. Звонить никто не звонил; то есть, конечно, звонили клиенты, подруги, по международке объявились дети, дали трубку Антошке, тот рассказал бабушке о ниндзях-чебурашках…

Тишина давила, ожидание мотало нервы.

Нет, не пойду.

Никуда не пойду, пусть подавятся.

В пятницу, срезая дорогу домой через Молодежный парк, Нюрка встретила знакомого панка. Мерзавец шел в компании благообразного, совсем молоденького попа — в рясе, в скуфейке, с крестом на груди. Батюшка удрученно кивал, соглашаясь, а панк выговаривал ему высоким, пронзительным голосом. Слов Нюрка не разобрала, но встреча ее смутила.

Она кивнула панку, и тот ответил небрежным кивком.

— Вы понимаете, инок… — бубнил поп.

— Все я понимаю, отец Власий. Больше, чем вы думаете…

Через час объявился клиент, записанный на полвосьмого. Плотный, хорошо одетый бычок средних лет. Просил «раскинуть» на бизнес. Когда карты уже ложились на стол, бычок вдруг спросил о регистрации. Нюрка сунула ему «мандат» отдела культуры, лицензию Минздрава, потом — остальные документы, но клиент расстроился и молча засобирался домой. У самого выхода честная гадалка, плохо понимая, что делает, ткнула бычку повестку: вот, дескать, в субботу, все чин чинарем…

— Ага, — клиент удовлетворенно почесал бритый затылок. — Тогда запишите меня на следующий понедельник. Да попозже, я много работаю. Если с регистрацией возникнут проблемы, перезвоните мне. Вот визитка. Чтоб даром не ходить…

Ночью Нюрка спала плохо. Суббота прошла, как с похмелья: муторно, маетно. А ближе к полуночи Анна Павловна, изумляясь самой себе, заказала такси.

— Ну что, так и будем в молчанку играть?

Вопрос таксиста выдернул Нюрку из оцепенения. Оказывается, она уже минут пять тупо пялилась из окна такси, как баран на новые ворота. Верней, ворота были старые. И стена вокруг ворот была старая, обшарпанная. Штукатурка местами обвалилась, обнажив щербатый кирпич кладки. Желтый свет фонаря косо падал на чугун створок, отбрасывая во двор узорчатую тень. Дальше начиналась темнота, и в этой темноте мерещилось тайное шевеление. Кусты ветром колышет? Ветра вроде нет… В глубине двора смутно вырисовывались очертания приземистого дома, где приглашающе светился прямоугольник окна. Единственный во всей округе.