То «заика», то «золотуха» - AnaVi

с пухлыми розовыми губами, тут же растягиваются в широкой улыбке, стоит ей только перевести взгляд и увидеть тебя, в то время как и её же всё полукруглый подбородок, с небольшой ямочкой посередине, чуть дергаётся — за ними! Хоть бы и ты, «без слов», так же — поздоровалась, улыбнувшись! Но нет!.. Ты же — будто изваяние и статуя… Воплощение Ленина… в юбке! И без «юбки». Что происходит? Ты же всегда… всегда… была — позитивной! Всегда и была — такой радостной… «Счастливой»! И да… Но тебя и до этого же всего — прогибали… И «ломали»! Но и ты же, будто неваляшка, возвращалась в исходное своё положение: со спрятанными ранами и заштукатуренными синяками. С зашитыми и шрамами… Неунывающая девчонка! С мелкими рыже-коричневыми веснушками на щеках… Эй! Ты где? Ты же… Ты же даже плача — смеялась!.. И я знаю… Тебе — плохо. И «больно»… Да! Поверь мне: знаю. И как — никто другой… Чужой! Но и почему же в этот всё раз — ты приняла всё это за чеканную и… чистую монету? Почему — и не пытаешься, как обычно же всё и для вида, скрыть?.. Чтобы после уже и в себе, с собой разобравшись — и другим, чужим открыть! Устала? Носить «лица-маски-неделька» — устала? Все мы — устаём! Но и почему-то же так же — держимся… Носим! Не теряем и… Не «теряемся»! И ты — держись. За себя и… Нас всех! «Не теряйся»… Хотя нет!.. Постой. И наезд — отбой! Серьёзно?.. Что — я вижу. Ямочки! Уголки твоих губ подрагивают — и… ты распахиваешь глаза! Кнопка!.. Ты снова — с нами!

Следишь взглядом за ней, своей ещё и сверстницей, хоть так и не скажешь — по и о тебе, какое-то время и только, когда она, оправив белый халат, накинутый поверх её же жёлтой майки в толстую серую полоску, и светло-голубые дырявые шорты, садится, чуть скрипя и шурша белыми бахилами, надетыми на бежевые балетки, подставив белый же деревянный стул слева от тебя, наклоняешь немного голову к левому плечу и говоришь:

— Привет…

— Привет, родная! — Отвечает она и берёт обеими руками твою левую руку. Ты не чувствуешь это — видишь… Но хоть и реагируешь уже — куда лучше: легче и мягче. Она ведь — старается! — Ты?..

— Сойдёт!

Хм!.. Вы всегда понимали другу друга — без лишних слов: не договаривая! Да… Между вами же, как и между нами же с тобой, будто и возникла «некая связь»… Да у вас же даже мысли — похожи: хоть вы — и не «родственники»! Как и мы же с тобой, «опять» же! И снова… Разве — «родственные души»! И… Твоя улыбка — меняется! И, «повернувшись», опускается уголками губ — вниз. О нет!.. Я знаю — её. Не пытаешься же ты и… «снова»?..

— Ана…

Говорю же — без лишних слов и… дополнений! Анастасия. Настя и… Ана! Да… Просто и… как нельзя лаконично. Свободно и… легко! И кто уже вспомнит, что это было ещё и «ответвлением» от Анастейши из «Пятидесяти оттенков серого», правда? А кто и «знает»?.. «Зна-ют»! Только те, перед кем ты — не окрашиваешься в «Пятьдесят оттенков красного»… после такого объяснения! Причём: как лицом, так и… всем телом! Я. Ты. Да и… Она! Наш прекрасный тандемчик и… тройничок. Всем — по «Данону» и с… каноном!

— Нет! — Качает головой — и её глаза тут же покрываются тонкой корочкой льда.

— Пожалуйста… — Шепчешь ты: на надрыве и срыве! Пока и в уголках уже и твоих глаз — собирается солёная и мутная влага.

— Ты обещала — больше не поднимать эту тему! — И отстраняется, облокачиваясь на спинку стула.

— Но и ты обещала — не давать так быстро и окончательно отрицательный ответ! — Подмечаешь следом ты, стоя упорно на «своём». — Ты предпочтёшь — мучения?

— Ты просила — честно… И давай уже закончим — на этом! — Скрещивает руки под грудью, словно ставя уже и «крест», как и точку, на всём этом. — Я не дам тебе — умереть.

— Я и так — умру! — И если бы могла — ты бы ещё и руками всплеснула! Но а… так… лишь сбрасываешь ресницами всё же подступившую и проступившую влагу и показываешь: как за влажной и мутной пелёной твоих тёмных глаз — загорается уже и прямо-таки «злой» огонёк. — Почему ты не хочешь — помочь мне?.. «Облегчить» — это!

— Да потому что я!.. — Начинает, но и тут же обрывает себя! Поправляет очки, спуская их по носу, и сжимает правой рукой переносицу — подбирая правильные и главное «цензурные», тактичные слова: для иного ответа. — Ты должна прожить — тебе же положенное и данное! Эвтаназия — не вариант… Не «выход» и… Точка! — И опять же — следует эта «перестрелка взглядами»!

Но и после которой — и ты уже, кажется, успокоившись, снова погружаешься в себя. Обиделась! Сколько раз мы это проходили, а ты всё ждёшь: иного результата — от одного и того же действия! Определись уже: ты умираешь или сходишь с ума? Звучит ужасно, но… Да! Она — не даст тебе умереть. Только — естественно! По итогу и исходу.

— Ты говорила об этом — с мамой? — После минутного молчания — она вновь всё же берёт слово первой, хоть и с грузным выдохом. В ответ — лишь кивок. — Что она сказала?

— Запретила! Чёрт!.. — И сжимаешь губы, плотно прижимая ещё и веки друг к другу. Тебе — не больно… и уже… физически. Тебе больно — морально! Но и уж лучше — так, чем: и им же будет больно — «физически»! — Я просто… Просто — не понимаю! Я же вижу, что ей больно — смотреть на меня… Что и вам же всем — «больно»! И хочу лишь… Хочу лишь только… Если уж и не облегчить себе, куда уж и… легче, то и вам — «жизнь»!

— Это — не «облегчение»… Это — самоубийство! — И её гробовой шёпот вмиг срывается на крик и даже «визг». — Кто вообще внушил тебе эти суицидальные мысли?!

— Никто!.. — Отмахиваешься ты. Но и