Кунигас. Маслав - Юзеф Игнаций Крашевский

бы на нем не исполнилось пророчество отца Гедеона, побежал к нему, чтобы умолить его отвести от него грозящую ему судьбу.

Отец Гедеон как раз готовился идти вместе с Белиной к королю, когда Потурга, испуганный, бледный, упал ему в ноги и, обнимая их, говорил:

— Отец мой! Смилуйся, ради бога! Я виновен, я согрешил, но не карай меня! Вот я каюсь и исповедуюсь перед вами, умоляя о прощении. Сжальтесь надо мной!

— Чего вы хотите от меня? Я не понимаю вас! — мягко выговорил он.

— Но как же, отец мой? Ведь вы мне предсказали, что я дождусь чуда, но не испытаю его на себе, потому что не верил в него.

Отец Гедеон стоял в задумчивости. Он уже не помнил всех слов, сказанных им в гневе и досаде.

— Это я говорил? Я? — говорил он, обводя взглядом присутствовавших.

— Да, отец мой, вы это сказали! — отозвался, склоняя голову, Беллина. — Вы сказали так!

— Не знаю, не знаю! Может быть, какой-нибудь дух говорил через меня! — опустив глаза, отвечал отец Гедеон. — Я не помню. Пусть Бог простит тебе твой грех. Идите с миром. Я же могу молиться и буду молиться. Я — человек. Только Бог властен простить нашу судьбу.

Потурга обнял ксендза за ноги, но не был доволен ответом.

Он не выпускал его, плакал, умолял, и окружавшие напрасно старались успокоить его.

Все это происходило как раз около открытых настежь ворот, над которыми на укрепленном возвышении лежала груда камней, приготовленных для защиты. Белина делал знаки своим, напоминая им, что пора двинуться в путь навстречу королю, как вдруг наверху раздался треск: треснула доска, и огромный камень с шумом обрушился вниз. Все отскочили в разные стороны, и только Потурга, который не успел встать с колен, был раздавлен на месте.

Все были так поражены неожиданностью произошедшего, что не сразу пришли в себя, только отец Гедеон, опустившись на колени подле убитого, поднял его голову, уже покрывшуюся мертвенной бледностью.

Тихо зашептали молитвы. Был ли это случай или перст Божий?

Этого не мог объяснить и сам капеллан, забывший о грозном пророчестве, вырвавшемся у него в припадке гнева. Со слезами склонился он над убитым. Труп его тотчас же распорядились отнести прочь, чтобы вид его не испортил радостных минут встречи короля.

Белина с сыном, Лясотой и оставшимися в городище магнатами, все в богатых нарядах, двинулись навстречу государю. У всех были веселые лица, влажные от счастья глаза, — все сердца были полны несказанной радостью.

Казимир уже сошел с коня и собирался расположиться лагерем над городищем, не желая обременять заботами обитателей замка, и так уже истощенных и измученных длительной осадой.

Он уже знал, сколько они там вытерпели, и хотел дать им теперь отдых.

Когда Белина явился к нему с поклоном и просьбой пожаловать к нему в замок, Казимир обещал посетить его в другое время, теперь же он хотел быть вместе со всеми своими товарищами по оружию и делить с ними все трудности и неудобства походной жизни. Немцы и поляки уже устанавливали палатки на том самом месте, где перед тем стоял Маслав со всеми людьми.

Рыцари не имели времени на отдых; все хорошо понимали, что Маслав, побежденный в одной битве, не так-то легко покорится своей судьбе. Он еще располагал большими силами, да и союзники его могли дать ему много людей; при этом он знал, что Казимир был еще слаб и не имел опоры в своем царстве. Это было только начало битвы, и до окончания ее, возвращения королевства, водворения порядка, усмирения бунта и разгрома победоносного язычества было еще очень далеко. Те, кто знал Маслава еще в бытность его при дворе, были уверены, что самый характер этого вождя черни указывает на возможность долгой и кровавой борьбы.

Возвращение Казимира было гораздо опаснее для самозваного князя, чем те силы, которые действовали против него. Теперь все, которые раньше, обманутые Маславом, выступали против Казимира и содействовали его изгнанию, должны были сгруппироваться около него. Уже одно появление этого смелого юноши, внука Болеслава, вернувшегося с небольшим войском в опустошенную и разоренную страну, возбуждало радость, бодрость и мужество.

По пути из опустевших селений выходили откуда-то, словно по волшебству, уцелевшие толпы людей — бледные мужчины, ободранные женщины, исхудавшие дети — и, протягивая к нему руки, называли его своим спасителем.

И по прошествии многих веков со страниц хроник того времени до нас долетают эти возгласы, которыми вся страна единогласно приветствовала молодого короля.

— Привет тебе, привет, дорогой наш государь!

Но все эти добрые признаки приближающихся лучших дней не могли заставить Казимира забыть его главную заботу — освобождение страны от насилия и разбоев врага, который по численности в десять раз превосходил горсточку верных слуг короля, присоединившихся к нему.

Простой народ, испугавшийся мести, готовился к отчаянной обороне. Маслав, боявшийся показаться, также должен был сражаться для спасения своей жизни, потому что для него не было прощения. Казимир стоял за крест и христианство; Маслав боролся во имя умирающего язычества, которое упорно отстаивал народ. Готовился страшный смертельный бой без пощады и милосердия.

Молодой король предчувствовал это, и потому, оглядывая поле сражения, устланное трупами, он не мог утешать себя первой победой, так как она не являлась залогом уверенности в будущем.

Пока устанавливали палатки, Казимир стоял, окруженный своими. В это время подъехали к нему Белина, Лясота и другие послы из городища и, обнажив головы, склонились перед ним. Потом, подняв руки кверху, они воскликнули:

— Привет тебе, милостивый пан! Привет тебе, ваш спаситель!

Король, заметив среди прибывших капеллана, тотчас же двинулся к нему навстречу и, смиренно целуя его руку, попросил благословить его.

Растроганный старец, осеняя монарха крестным знамением, произнес с чувством:

— Бог победы да будет с тобой!

За ним подошел к руке короля Белина, один из самых верных слуг королевы и ее сына.

— Я видел тебя, государь, еще ребенком, — сказал он, — и вот ты явился передо мной, как ангел-спаситель. Без тебя и я, и все мои домашние, весь мой скарб и все наследие моих предков стали бы добычей черни. Да благословит тебя Господь, государь!

Но напрасны были просьбы старика, чтобы король отдохнул в уцелевшем замке. Казимир уже заранее объявил свою волю в том, чтобы осажденные не несли заботы о прокормлении войска. И теперь он опять повторил Белине свое обещание заехать к нему в другое, более спокойное, время.

Все теснились к Казимиру, целуя его руки и край одежды, так были все счастливы видеть снова у