Полное собрание сочинений. Том 19. Июнь 1909 — октябрь 1910 - Владимир Ленин (Ульянов)

«Мы ждем», обращался г. Гучков в Думе к царскому правительству, констатируя этим, что до сих пор буржуазия, душой и телом отдавшаяся контрреволюции, не может признать свои интересы обеспеченными, не может видеть ничего действительно прочного и устойчивого в смысле создания пресловутого «обновленного» строя.

А веховец Булгаков вторит: «…я с неутихающей болью думаю старую, горькую и больную думу: да ведь это одно и то же (т. е. и реакция и революция все то же, именно – )… тот же насильственно осуществляемый максимализм… Ведь в последнее время иные опять уже начинают вздыхать о новой революции, как будто теперь, после пережитого опыта, можно от нее ожидать чего-либо, кроме окончательного развала России» (стр. 32).

И думский вождь самой крупной буржуазной партии и популярный в либеральном «обществе» правокадетский публицист («Вехи» выходят пятым изданием) – оба жалуются, оба стонут, оба констатируют, что они изолированы. Изолированы идейно среди максималистов реакции и «максималистов» революции, среди героев черной сотни и «вздыхающих о новой революции» (либералов?), – «изолированы в Думе и в стране».

Это изолирование «центра», изолирование буржуазии, желающей изменения старого режима, но не желающей борьбы с ним, желающей «обновления» царизма, по боящейся свержения его, – явление не новое в истории русской революции. В 1905 году, когда неуклонно росло массовое революционное движение, нанося удар за ударом царизму, «изолированными» чувствовали себя и кадеты и октябристы. Кадеты (тогдашние «освобожденцы»{94}) начали упираться уже после б августа 1905 г., высказываясь против бойкота булыгинской Думы. Октябристы окончательно «уперлись» после 17 октября. В 1906–1907 гг. кадеты были «изолированы» в обеих Думах, бессильны использовать свое большинство, беспомощны в метаниях между царизмом и революцией, между черносотенными помещиками и пролетарски-крестьянским натиском. Несмотря на большинство в обеих Думах, кадеты были все время изолированы, были сжаты между Треповым и подлинным революционным движением и бесславно сошли со сцены, не одержав ни единой победы. В 1908–1909 гг. октябристы были в большинстве в III Думе, шли рука об руку с правительством, поддерживали его не за страх, а за совесть, – и они вынуждены признать теперь, что на деле командовали не они, а черносотенцы, что октябристская буржуазия изолирована.

Таковы итоги относительно исторической роли буржуазии в русской буржуазной революции. Опыт пятилетия (1905–1909 годы), наиболее богатого событиями и наиболее открыто развернувшего борьбу масс, борьбу классов в России, доказал фактически, что оба крыла нашей буржуазии, и кадетское и октябристское, оказались на деле нейтрализованными борьбой революции и контрреволюции, оказались бессильными, беспомощными, жалкими, мечущимися между враждебными лагерями.

Своими беспрерывными изменами революции буржуазия вполне заслужила те грубые пинки, те надругательства, то оплевание, которые достаются ей в течение столь долгого времени от черносотенного царизма, от царско-помещичьей черной сотни. И, конечно, не какие-нибудь особые моральные свойства вызвали эти измены со стороны буржуазии и это историческое возмездие, полученное ею, а противоречивое экономическое положение капиталистического класса в нашей революции. Этот класс боялся революции больше, чем реакции, победы народа – больше, чем сохранения царизма, конфискации помещичьих земель – больше, чем сохранения власти крепостников. Буржуазия не принадлежала к тем элементам, которым нечего было терять в великой революционной битве. Таким элементом в нашей буржуазной революции был только пролетариат, а за ним миллионы разоренного крестьянства.

Русская революция подтвердила тот вывод, который сделан был Энгельсом из истории великих буржуазных революций Запада, именно: чтобы добиться даже только того, что непосредственно необходимо буржуазии, революции надо было зайти дальше требований буржуазии{95}. И пролетариат России вел, ведет и поведет нашу революцию вперед, толкая события дальше того, где бы их хотели остановить капиталисты и либералы.

В банкетной кампании 1904 года либералы всячески удерживали с.-д., боясь их бурного вмешательства. Рабочие не дали себя запугать призраком запуганного либерала и повели движение вперед, к 9-му января, к всероссийской волне непрерывных стачек.

Либеральная буржуазия, вплоть до «нелегальных» в ту пору «освобожденцев», звала пролетариат к участию в булыгинской Думе. Пролетариат не дал себя запугать призраком запуганного либерала и повел движение вперед, к октябрьской великой стачке, к первой народной победе.

Буржуазия раскололась после 17 октября. Октябристы решительно встали на сторону контрреволюции. Кадеты отстранились от народа и метнулись в переднюю к Витте. Пролетариат пошел вперед. Он мобилизовал, встав во главе народа, такие миллионные массы к самостоятельному историческому действию, что несколько недель настоящей свободы раз навсегда положили неизгладимую грань между старой и новой Россией. Пролетариат поднял движение до высшей возможной формы борьбы, – до вооруженного восстания в декабре 1905 г. Он потерпел поражение в этой борьбе, но он не был разбит. Его восстание подавили, но он достиг того, что сплотил в бою все революционные силы народа, не дал деморализовать себя отступлением, показал массам, – впервые в новейшей истории России показал массам, – возможность и необходимость борьбы до конца. Пролетариат был отброшен назад, но он не выпустил из рук великого знамени революции, и в то время, когда кадетское большинство I и II Думы отрекалось от революции, старалось потушить ее, уверяло Трепова и Столыпиных в своей готовности и способности потушить ее, – пролетариат открыто поднимал это знамя, продолжал звать к борьбе, воспитывать, сплачивать, организовывать силы для борьбы.

Советы рабочих депутатов во всех крупных промышленных центрах, ряд экономических завоеваний, вырванных у капитала, Советы солдатских депутатов в армии, крестьянские комитеты в Гурии и в других местах, наконец, мимолетные «республики» в нескольких городах России, – все это было началом завоевания политической власти пролетариатом, опирающимся на революционную мелкую буржуазию, в особенности на крестьянство.

Декабрьское движение 1905 г. велико потому, что оно в первый раз превратило «жалкую нацию, нацию рабов» (как говорил Н. Г. Чернышевский в начале 60 годов{96}) в нацию, способную под руководством пролетариата довести до конца борьбу с гадиной самодержавия и потянуть к этой борьбе массы. Это движение велико потому, что пролетариат показал здесь на опыте возможность завоевания власти демократическими массами, возможность республики в России, показал, «как это делается», показал практический приступ масс к конкретному выполнению этой задачи. Декабрьской борьбой пролетариат оставил народу одно из тех наследств, которые способны идейно-политически быть маяком для работы нескольких поколений.