Отрок. Женское оружие - Евгений Красницкий

– Ты гляди, что вытворяет! – восхитилась Анна, видя, как Просдока, проходя мимо Алексея, вдруг закатила глаза да рухнула прямо ему в руки. Тот машинально подхватил женщину, просто чтобы на него не упала, а сам поверх ее головы продолжал искать глазами Анну. Нашел, глянул весело, потом на миг перевел взгляд на обмершую в его руках бабу и вдруг задорно подмигнул. Анна ему в ответ понимающе улыбнулась и сказала Арине со смешком:

– А взгляд-то у Леши какой разбойный – знать, удумал чего-то… Их бы обоих к Мишане в циркус.

– Куда-куда?

– Потом расскажу, – отмахнулась Анна, – ты гляди, что сейчас будет.

Арина усмехнулась про себя, отметив, как сразу же притихли и со жгучим нетерпением уставились на Анну окружающие, особенно бабы. Видимо, ждали, как ответит боярыня на такое непотребство, многие – заметно было – просто взгляда не отрывали. А она и бровью не вела, только усмехалась, да и говорила громко, не для одной Арины – чтоб все вокруг хорошо расслышали.

«И правильно – пусть потом другим пересказывают. Мудра боярыня, заранее все предвидит: сплетня-то все равно пойдёт, никуда не денешься, а вот какой ей быть – слова Анны Павловны сейчас заранее решили».

И, уже не скрывая своего любопытства, Арина, включившись в игру, стала в упор откровенно разглядывать Продьку. С того места, где они стояли, было хорошо видно, как та, томно и многозначительно глядя на Алексея, что-то тихо ему говорит, привалившись к Рудному воеводе роскошной грудью. Тот, приподняв бровь, смотрел на нее с интересом, спрашивал что-то, но в глазах у него скакали черти.

– Ой, ну ты погляди, прямо тает баба в руках у Алексея, ну ровно масло на печи, – насмешливо и так же громко, как Анна, сказала Арина, не без удовольствия подыгрывая боярыне. – Не ровен час, закапает. А Алексей-то, Алексей каков! Как глазом заблестел! А она-то и не чует, что он потешается! Ой, дура-то… И что он там удумал, интересно? Эх, жаль, слов не слышно!

Зато ратнинцы, стоявшие в двух шагах от места действия, прямо-таки раскрыв рты, прислушивались к разговору старшего наставника и шустрой вдовицы:

– Ой, прости, не зашибла ли я тебя ненароком? – простонала Просдока. Масляные глаза влажно поблескивали из-под полуприкрытых век, а пухлые губы были слегка приоткрыты, словно уже готовы для жаркого поцелуя. – Сомлела я что-то. День-то какой выдался погожий, жаркий, а народу сегодня – не протолкнешься… Насилу и выход нашла…

– Да-а, тесно тут, – Алексей сочувственно наклонился к ней, поудобнее перехватывая бабенку под крутые бока. – Неудивительно и сомлеть. Ты как, в себя-то пришла?

Продька в ответ нежно проворковала:

– Да, благодарствую, полегчало немного. Просдокой меня кличут. А тебя, я слыхала, Алексеем? Красивое имя, звучит-то как напевно… спасибо, что поддержал, не дал упасть. Нога только болит еще, подвернула, должно быть, – она вздохнула так, что колыхнулась всей грудью, еще больше прижимаясь к своему спасителю, и сказала уже почти шепотом – вроде как для него одного. – Ах, рука-то какая у тебя твердая, надежная. Давно я такой руки не чуяла…

– Неужто так по мужской руке стосковалась? – Алексей игриво ухмыльнулся и поинтересовался: – Ты на службу одна пришла? Родня-то где твоя? Кликнуть их, чтоб до дома проводили?

– Да какая родня, – вдова махнула рукой, поджав губы в нарочитой скорби. – В прошлом году мужа похоронила, с тех пор одна бедствую. А от родни отстала, они вперед ушли, – она попыталась было встать, да тут же со стоном опять свалилась Алексею на руки. – Ох ты, Господи, ногу подвернула, сама до дому не дойду…

Бабенка потупилась в притворном смущении и промурлыкала:

– А ты меня не проводишь ли? Отроки-то, чай не маленькие, дорогу сами найдут, не заблудятся…

Алексей глянул на нее, снова шевельнув бровью, и спросил, уже не пряча в усах задорной усмешки:

– Только проводить? Али зайти пригласишь?

Глаза Продьки на миг вспыхнули торжеством, она кинула быстрый победный взгляд в сторону Анны и Арины и взглянула на Алексея уже откровенно зазывно, окончательно сбросив маску скромной вдовицы.

– Ты проводи, а там посмотрим…

– А будет на что посмотреть?

Алексей хохотнул, крепче прижимая к себе женщину, которая на этот раз охнула и заколыхалась грудью уже не от притворного смущения или духоты.

– Да уж найдется. Не ослепни только! – громко шепнула она с придыханием.

– Ну, будь по-твоему! – Алексей согласно кивнул. – Погоди-ка…

Старший наставник Младшей стражи слегка отодвинул сияющую торжеством Продьку, молодецки расправил усы, и, обернувшись к хмурым отрокам, неожиданно гаркнул на всю площадь, да так, что рядом стоящие аж присели от неожиданности:

– Младший урядник Варфоломей! Отрок Епифан! Честной жене Просдоке томно от духоты сделалось! Приказываю проводить до дому!

Не ожидавшие ничего подобного отроки, однако, среагировали, как их учили:

– Слушаюсь, господин старший наставник!

Алексей, не понижая голоса и не сгоняя с лица строгого командирского выражения, продолжил уточнять приказ – к живой радости замерших в восторге многочисленных слушателей:

– Да покрепче держать – честная жена по твердой руке соскучилась!

– Слушаюсь, господин старший наставник! – рявкнули снова отроки, хотя уже и не так лихо, ибо давились от смеха. Далеко было мальчишкам до Алексеевой выдержки.

– А буде она в дом пригласит да показать чего пожелает – не отказываться! И вам наука, и ей удовольствие!

Очередное «Слушаюсь, господин старший наставник!» прозвучало уже под оглушительный хохот толпы.

– Исполнять! Чего встали? – скомандовал Алексей, зверски сверкнув глазами.

Отроки со смешками споро подскочили к растерянной, почти оглушенной и командирским голосом Алексея, и хохотом толпы, и вообще всем происходящим Просдоке, крепко, как было приказано, подхватили ее под руки и поволокли прочь от церкви. Только тут баба опомнилась, густо пошла алыми пятнами и молча, но отчаянно стала вырываться из цепких мальчишеских рук, сразу забыв и про духоту, и про «подвернутую» ногу. Сжалившись наконец над незадачливой обольстительницей, Алексей кивнул отрокам, и те с явной неохотой отпустили Продьку, а она, прижав ладони к пламенеющим щекам, кинулась бегом по улице, сопровождаемая всеобщим смехом и улюлюканьем.

«Сколько же у Алексея баб было, что он так легко понял эту… и так обошелся с ней? Анна ведь наверняка знает или хотя бы догадывается, но не боится. Так уверена в нем? Или… в себе? Да нет, не так – и в нем, и в себе! Одно без другого – глупость и самонадеянность; уж чего-чего, а этого у боярыни нет».

И тут же, словно отвечая на ее невысказанный вопрос, Алексей хитро подмигнул Анне, мол, «ну как тебе?», а она с легкой усмешкой кивнула в ответ: «Ну ладно уж, порезвись, покажи удаль молодецкую».

Арине почему-то вспомнилось, как маленький Гришка забрался на растущую на подворье яблоню и оттуда с восторгом кричал: «Матушка, смотри, как я высоко залез!» – а та отвечала сыну: «Совсем ты у меня большой вырос». И Андрею – заметно было – понравилось, как Алексей с Продькой обошелся. Два воина обменялись коротким, по-мужски понимающим взглядом, и Арина радостно отметила, что Андреево одобрение Алексею отнюдь не безразлично, приятно даже.

«Мужи-то его по достоинству ценят, для них он не урод увечный. Вот и Алексей на него на первого глянул! Даже на Корнея Агеича глаза только потом перевел».

Алексей действительно смотрел теперь на Корнея, уже усевшегося в седло, чтобы не ковылять домой на протезе; видно, ему было важно понять мнение всех небезразличных для него людей. Корней тоже ухмылялся в усы, потом кхекнул, подбоченился и вдруг позвал:

– Андрюха, а ну, поди-ка сюда! – и, не дожидаясь, пока Андрей подойдет, заорал чуть ли не на всю площадь. – Ты что ж творишь, обалдуй? Я что, сам за тебя обо всем думать должен?

Андрей недоуменно развел руками и оглянулся на Алексея – мол, не я же все это тут устроил, я-то тут причем?

– Да ты не оглядывайся, не оглядывайся! Это все игрушки для потехи – народ радуется, ну и ладно. Я тебе о серьезном говорю: у тебя семья теперь на руках, дети малые. Ты где их держать собираешься, чем кормить, как обихаживать? Ты хоть подумал, опеку на себя принимая, что должен дом и хозяйство справное иметь?

Андрей как-то ссутулился и вдруг совершенно детскими глазами глянул на Арину, будто искал у нее защиты. Она, еще сама не зная, что скажет, уже открыла было рот, но Корней не собирался прерывать свои обличительные речи.

– Или ты хочешь, чтобы обо мне люди дурно думали, мол, жадничает Корней, не желает долю тебе достойную выделить? Или что бедны Лисовины, совсем обнищали, ни на что путное не способны? Или мне сидеть ждать, когда до твоей башки дуроломной это все само дойдет? Я-то посижу, подожду, а девчонки малые?

Впервые Арина увидела, как лицо Андрея заливается краской, да и не одна она, а, пожалуй, все Ратное: на площади перед церковью наступила, что называется, мертвая тишина. И тут Арина начала ловить на себе взгляды, уже другие, тоже заинтересованные, но совсем иначе: сначала недоуменные и недоверчивые, потом понимающие и все равно удивленные, и, наконец, понимающе-завистливые – это ж какую долю в хозяйстве Корней собирается выделить, если вот так громогласно об этом объявляет? Арина обернулась на Анну и увидела, что лицо у той вдруг стало жестким, словно она готовилась кинуться в драку. Смотрела Анна при этом на свою сноху Татьяну и скучковавшихся вокруг нее женщин, которых Арина и раньше видела на лисовиновском подворье. Что-то понять или обдумать она не успела – последовала команда от Корнея: