Восход Сатурна - Влад Савин

Затем нас, прошедших через все это, в уменьшившемся числе, снова построили на площади. И русский офицер на хорошем немецком языке сказал, что теперь мы являемся рабочим батальоном пленных номер такой-то. И нам придется строить, восстанавливать здесь все, что мы разрушили — город Сталинград, железную дорогу, заводы… что укажут. Сейчас мы пройдем положенную санобработку в бане, получим обед и теплую одежду. Будем хорошо работать, нас будут кормить, как принято по законам социализма. За попытку к бегству, сопротивление, саботаж — расстрел. За неусердие, неподчинение, симуляцию болезни — снимается половина суточного пайка. За хорошую работу — усиленное питание. Всем ли понятно, есть ли у кого вопросы?

Вопросов не было.

Лагерь для военнопленных вблизи Архангельска.

Фюрер обещал после победы каждому германскому воину, сражавшемуся на суше, в воздухе или на море, — имение в восточных землях, и русских рабов!

Однако же не каждому и не обязательно. Те, кто совершил подвиги во славу фюрера и рейха, будут брать первыми и самое лучшее. Те, кто ничем себя не запятнал, получат на общих основаниях, в порядке общей очереди. И наконец, виновные в малодушии, но недостаточно для того, чтобы подвергнуться законной каре, получат в последнюю очередь, что останется. Если, конечно, что-то останется.

Потому в новообразованном лагере для военнопленных моряков кригсмарине, самой распространенной темой для обсуждения было: является ли действие, совершенное по прямому приказу командира, поступком, подлежащим наказанию? С одной стороны, фюрер не раз утверждал в своих речах, что германский солдат ни при каких обстоятельствах не должен сдаваться в плен. С другой же — абсолютная обязательность исполнения приказа была основополагающим правилом прусской военной дисциплины. В итоге преобладало мнение, что вне зависимости от юридических тонкостей, когда будут распределять землю и рабов, то ответственные лица своей выгоды точно не упустят, короче, лишних попросят уйти. Оттого настроение было уныло-озлобленным. Однако же до открытого неповиновения не доходило, после того как самых активных изъяли и отправили в Норильск. Что это такое, моряки кригсмарине точно не знали, но успели уже понять, что что-то страшное, куда лучше не попадать.

Подводники содержались отдельно от других. Экипаж U-251 в полном составе и четверо с U-376 во главе с командиром. Еще ходили слухи, что кого-то держат отдельно, в тюрьме НКВД. Работать не заставляли, и самыми большими неприятностями были надоевшие всем сухари с перловкой, невозможность вымыться и сменить одежду и, конечно, бессмысленное времяпровождение. И оттого тот день запомнился надолго всем участникам событий.

Началось с того, что всех подводников повели в баню. Кто-то опасливо предположил, что русские решили всех убить, закрыв двери и пустив газ через душевые. Его подняли на смех. Действительно, ничего не случилось, и процедура была приятной, после шести недель «грязной» лагерной жизни, а до того еще нескольких недель в море. Вот только после оказалось, что вместо формы кригсмарине, вонючей, рваной, изношенной, но соответствующей по уставу, на то самое место положены комплекты флотской формы русского образца с именными бирками — все чистое, выглаженное, подобранное по росту, и даже с аккуратно пришитыми немецкими знаками различия. Смотрелось как сюр. Охрана на все вопросы отвечала: гигиена, приказ, ваши старые вшивые тряпки будут сожжены, взамен можем дать лишь это. Ну а кому не нравится, может идти голышом.

Чудеса продолжались, когда вместо барака пленных отвели в столовую, где в прибранном, даже украшенном зале был приготовлен сытный обед. Поэтому подводники решили, что не иначе русские близки к капитуляции. Те, кто были во Франции, вспоминали рассказы приятелей из люфтваффе, как французы спешили вернуть сбитых летчиков. Другие же говорили про Красный Крест, на что им было заявлено, что русские никаких конвенций не подписывали, а значит, плевали они на международное право. И опять же все сошлись на том, что раз представился случай, грех его упустить, ну а что будет после, завтра и узнаем.

За столом присутствовали несколько русских морских офицеров. Когда кто-то из пленных попытался вести себя с ними как «юберменьши», тех достаточно резко поставили на место, а двоих самых упертых вывели, заломив руки за спину, мгновенно появившиеся в зале солдаты НКВД. После чего русские снова стали сама любезность, держась, однако, скорее на равных, чем свысока. На столе была русская водка и блюда не только русской, но и немецкой кухни. А русские даже не пытались выведывать военные секреты, зато охотно вели разговоры о доме, семье, причем на вполне приличном немецком языке. Затем откуда-то появилась гитара, губные гармошки… в общем, то, что творилось за столом через какой-нибудь час, выглядело как «дружба-фройдшафт» довоенного тридцать девятого года, раз уж никто из присутствующих не мог знать о временах ГДР.

Через два дня подводников снова собрали и привели в то же здание столовой, служившей когда надо и клубом. В том самом зале был организован кинопросмотр. Сначала на экране появился фюрер. Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью! Война на Востоке должна вестись без всяких правил! Текст «Плана Ост», озвученный диктором на безупречном немецком. Сожженные русские деревни, расстрелянные жители. Живой скелет.

— Я красноармеец такой-то, был взят в плен, освобожден… И так далее.

Что поделать — горе побежденным! Так было всегда. И лишь слабый жалуется: победителя не могут тронуть слезы проигравших.

Никто из немецких подводников еще не знал, что такое «черный пиар». Не представлял возможностей аппаратуры двадцать первого века, и что можно сделать, обработав видеокадры программой Adobe Premier. Наивное время, когда все, снятое на камеру, воспринималось как абсолютная истина. Комбинированные съемки уже были, но настолько примитивные, что легко распознавались невооруженным глазом.

— Это еще не все, — продолжал русский офицер, один из тех, кто был тогда в обеденном зале. — Смотрите теперь и вторую серию.

Транспорт, тонущий от попадания торпеды, снято через перископ, на мачте ясно виден германский флаг. Подводная лодка возвращается из похода. Хорошо узнаваемый силуэт «семерки» входит в русский порт, мимо русских кораблей, стоящих на якорях. Швартуется к причалу, у которого видны три такие же субмарины. Рапорт командира на фоне строя экипажа, спиной к камере, русскому адмиралу. Затем тот же строй марширует по улице русской базы Полярное. И тут все пленные подводники всколыхнулись, дальше пошли кадры недавней бани и обеда — хорошо различимые лица, и русская форма с немецкими погонами, и разговоры, их речь, за одним столом с русскими! Голос диктора за кадром:

— Флотилия подводных лодок «Свободной Германии».

Русские в зале смотрят с усмешкой. Кто тут говорит, что подло? А как ваш фюрер призывал с нами, без всяких правил? А вы не думали, что тогда и нам против вас дозволено ВСЕ? И где вы видите ложь, разве кадры были смонтированы? Ну а какие выводы сделают те, кто их увидит, за это мы не отвечаем. И может быть, вы назовете пункт Женевской конвенции о военнопленных, который мы нарушили? Вас всего лишь помыли, накормили, сняли на пленку, это запрещено?

Что дальше — вам решать. СССР не подписывал Женевскую конвенцию, и если мы ПОКА не нарушали ее условий, то это значит лишь то, что соблюдение ее правил по отношению к вам — это акт доброй воли Правительства СССР. И завтра наше терпение может так же закончиться. Вы думаете, что этот курорт — лагерь для военнопленных? Да вы еще не видели того, что в Норильске, Магадане и прочей Сибири! Уж поверьте на слово, что там много страшнее, чем в вашем Дахау, хотя бы тем, что холодно, зима в июле завершается, а первого августа начинается, и работать надо на износ. И вы там сгинете безвестной лагерной пылью, а в это время гестапо займется вашими семьями. Война, однако… И подводные лодки «Свободной Германии» вместе с экипажами «погибнут в море» одна за другой. И никто никогда не узнает, что вы были верны присяге, уж поверьте. НКВД умеет хранить тайны, и вы навсегда останетесь в истории как предатели и изменники.

Или же вы соглашаетесь присоединиться к «Свободной Германии»? И когда мы возьмем Берлин и повесим вашего бесноватого фюрера, сможете продолжить службу во флоте новой, социалистической Германии, советского вассала. С сохранением чинов и исчислением срока выслуги с этого дня.

Решайте, господа, — вам выбирать.

Волховский фронт, южнее станции Погостье.

Ну Булыгин я, Пров, с деревни Большие Оверята из-под Перми. Года с двадцать пятого, так что в следующем году лишь должен был в армию, но военком наш сказал:

— План по призыву… а ты вон какой вымахал, верста коломенская, не скажешь, что семнадцать. Так что марш в строй, боец! Твоя очередь. Здесь только подпиши, что доброволец.