Я - истребитель - Владимир Поселягин

— Да ну на хрен! — крикнул я и, развернувшись, побежал от толпы, пытаясь на бегу скинуть ремень волочившегося за мной парашюта. Достучаться до мозгов этой толпы было невозможно, так что я сделал единственный правильный выбор.

Споткнувшись о кочку и кувыркнувшись через голову, освободился от «якоря» и рванул дальше, пытаясь перейти на форсаж. Помогали мне в этом множественный топот ног и азартные крики загонщиков.

По дороге ехала «эмка» в сопровождении броневика с пушкой в маленькой башенке, вот они пропустили колонну грузовиков и спустились на проселочную дорогу, где, объехав группу бойцов, остановились у разбитого немецкого самолета, который с моего места наблюдения выглядел грудой мусора. Первый мой сбитый все-таки сумел посадить машину, хоть и врезался в земляной бугор. Как ни странно, немец был жив, я видел, что другая группа из работников-копателей вытащила его из кабины и активно мутузила, пока его не отбил взвод бойцов, которые и охраняли его, пока не приехало вызванное начальство, допустив к нему только врачей. Последний, четвертый, судя по тому, как от обломков самолета расходились люди, был мертв.

Из машины вышел генерал и подошел к лежавшему на траве немецкому пилоту. О чем они, используя переводчика, говорили, я, конечно, не слышал, все-таки с полкилометра до них, но понять оказалось не трудно. Судя по тому, как вел себя генерал, пилот оказался немалой шишкой. Засуетились бойцы, грузя раненого в подъехавший санитарный автобус, и на двух полуторках поехали в сопровождении.

«Да кто же это такой?» — подумал я озадаченно.

В это время к генералу подошел какой-то командир и что-то ему сказал, подавая бинокль и при этом тыча пальцем в мою сторону.

Заметив, что генерал смотрит на меня, я замахал рукой, судорожно держась второй за верхушку дуба и стараясь сильно не шевелиться: ветка, на которой я сидел, и так потрескивала и похрустывала. Ветер, нечувствительный внизу, заметно качал верхушку, отчего амплитуда моих колебаний кружила голову.

Вас не укачивает? Нет? Да что вы говорите?! А попробуйте посидеть на верхушке шестнадцатиметрового дерева в течение часа, посмотрим, что с вами будет.

— А еще есть? — отвлекла меня от наблюдения самая пробивная баба из присутствующих.

— Есть? Да я еще не начинал! — ответил я и продолжил травить им похабные анекдоты. Месть мелкая — нечего было меня на дерево загонять, — но приятная.

Жена спрашивает мужа:

— Что ты мне подаришь на день рождения?

— Я тебя изнасилую!

— А если я не дамся?

— Ну тогда и ходи как дура, без подарка!

Слышали меня хорошо, я говорил достаточно громко, так что под деревом собрался кружок любителей анекдотов. Те, кто краснел и слушал, стояли левее. Те, кто не краснел, но ржал как ненормальный, — правее. Те, кто слушать не мог, уже разбежались.

— А еще? — жадно спросила та же баба.

Честно говоря, запас уже кончался, да и горло пересохло.

— А то, — ответил я, глядя, как «эмка» переехала мост и, свернув с дороги, направляется к нам.

Решила хозяйка переложить печку. Наняла мужика. Пришел печник, натаскал кирпичей, глины, кладет печку. Женщина ему поплакалась:

— С мужем развожусь, храпит, сволочь, так, что стекла дребезжат. В Москву возила, академикам показывала, денег кучу извела — все одно храпит.

— А спит как? — спрашивает печник.

— На спине, как все, — отвечает женщина.

— Как захрапит, раздвинь ему ноги, — советует мужик.

На следующий день приходит печник доделывать работу, и встречают его накрытый стол и нарядная хозяйка.

— За что, хозяйка?

— Помог твой совет, перестал мой мужик храпеть, как отрезало. Только скажи, как ты, простой печник, сумел сообразить то, до чего академики не додумались?

— Так то академики, — отвечает печник, — а мы запросто рассуждаем, по-печному: ноги раздвинешь — яйца упадут и задницу закроют. ТЯГИ НЕТ И ХРАПА НЕТ!

Генерал вышел из машины под многоголосый хохот, который расходился волнами по мере пересказа.

С недоумением оглядевшись, он направился к единственному в поле дереву. Люди с интересом наблюдали за ним. Военных среди толпы не было, так что никакого чинопочитания не наблюдалось. Ну приехал генерал, ну и пусть его, лучше давайте еще послушаем.

Однако генерал им этого не позволил. Его адъютант, который шествовал с правого бока от своего командира, задрал голову, придерживая явно шитую на заказ фуражку, и крикнул:

— Кто такой?

Вопрос был задан на русском, уже хорошо.

— Лейтенант Суворов. Двенадцатый ИАП. Проводил разведку переднего края согласно приказу штаба фронта. При возвращении встретился с парой «мессеров», в результате скоротечного боя сбил обоих. После чего на меня напала вторая пара, которых я также сбил, но и сам был вынужден идти на вынужденную посадку из-за сильного повреждения самолета.

Слышали мы друг друга прекрасно, поэтому разговаривали, особо не повышая голоса.

— Суворов? Так вы тот самый летчик, что двадцать немецких самолетов сбил? — спросила та же говорливая бабка, прерывая старшего лейтенанта на моменте очередного задавания вопроса.

— Ну да, это я.

Говорить свою фамилию мне категорически не хотелось, но пришлось.

— Это вы летали на «мессершмитте»? — продолжал спрашивать адъютант.

— Я. Трофей добыли, вот на нем и вылетел.

— Понятно. Будет лучше, если вы слезете с дерева и мы продолжим разговор, — сказал адъютант, после того как генерал ему что-то тихо сказал.

— Не слезу. Вот та тетка, в белом платке, обещала меня камнем по голове приголубить. Та, что лопату в руках держит, — по хребту, а во-о-он та, которая за стариком прячется, грудастенькая такая, обещала изнасиловать. Я, конечно, не против, но народу много, да и советами замучают.

— Лейтенант, немедленно спуститься! — рявкнул генерал лично.

— Есть! — ответил я и стал осторожно спускаться.

— Товарищ генерал-майор, ваш приказ выполнен. Я спустился, — козырнул я, встав перед генералом.

— Ну здравствуй, герой, — внезапно улыбнувшись, протянул генерал мне руку.

Весь путь до полка я мысленно охреневал от той новости, что узнал от генерала Бакунина. Выживший пилот немецкого истребителя оказался, ни много ни мало, а самим группенфюрером СС Райнхардом Тристаном Ойген Хайдрихом, более известным в мое время как Гейдрих. Известный государственный и политический деятель нацистской Германии.

Причем живой. Сломанная нога, кисть руки и выбитые сердитыми русскими бабами зубы не в счет при такой аварии. Вообще странно, что он выжил с такой посадкой.

Машина очередной раз качнулась, выведя меня из раздумий над извечной проблемой русских, то есть о плохом дорожном покрытии, и, ревя мотором, продолжила движение. Водитель генерала, который по приказу своего шефа вез меня в расположение, ругнулся. Впереди был затор, и не похоже, что от налета авиации.

— Сейчас по обочине объедем, товарищ лейтенант, — прогудел он и, давя на клаксон, стал обгонять стоявшие машины и повозки.

Причину пробки мы выяснили через несколько сотен метров. Оказалось, там перегородили дорогу бойцы с зелеными фуражками.

— Похоже, ловят кого-то, товарищ лейтенант.

— Наверное.

— Придется подождать.

— Похоже, так и получится, хотя я рассчитывал попасть в часть до темноты, но, видимо, не успеем.

Наше предположение не подтвердилось, дорогу открыли через полчаса.

«Эмка» рванула вперед, и пыль столбом поднималась за нами.

Причину задержки мы выяснили через полкилометра. На дороге в хаотичном порядке стояли несколько машин, три из них еще дымились.

— Не авиация работала… — пробормотал я, пока мы проезжали разбитую колонну, в которой копошилось около десятка человек, стаскивая остовы машины с помощью ЗиСа на обочину.

— А кто? — спросил водитель.

— Диверсанты, скорее всего. Видел там две легковушки и штабной автобус?

— Видел.

— Именно по ним и били больше всего. Так что это точно работа немцев.

Как я и опасался, засветло мы не успели, так что, проехав до стоянки автомобилей, водитель высадил там меня и стал устраиваться в «эмке», собираясь спать.

В штабе находились дежурный и хмурый майор Смолин, который что-то записывал в боевой журнал.

— А, герой! Слез уже с дерева? — были его первые слова.

— Слез. Вот, товарищ майор, справка о сбитых, подписанная генерал-майором Бакуниным. А также подтверждение, что сбитый пилот одного из истребителей оказался…

— Группенфюрером Гейдрихом, в курсе уже. Есть хочешь? — усталым голосом спросил начштаба.

Что-то было не так. Предчувствуя неприятные новости, я спросил:

— Кто?

Смолин рассказывал тяжело, как будто огромная тяжесть на груди не давала ему вздохнуть и говорить в полную силу.