Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Я около моего ребенка, которого вы терзаете и которого я стараюсь защитить, по мере сил, от вас! Человеческие законы отличаются жестокостью, о которой я даже не подозревала, а правосудие совершает действия, весьма схожие с преступлением! Господин товарищ прокурора! — воскликнула она, снова обращаясь к барону де Родилю. — Должно быть, сама судьба определила вам быть злым гением и дочери, и матери!

Судебный следователь увидел, что друг его побледнел, как смерть. Он хотел во что бы то ни стало избежать скандала, который мог бы унизить достоинство Фернана, и поэтому поспешил сказать:

— Уйдемте, господа. Доктор прав. В настоящую минуту нам совершенно нечего здесь делать.

Судьи вышли из комнаты.

Барон де Родиль выходил последним, как вдруг к нему подошла Анжель и голосом, который она старалась приглушить, проговорила:

— Вчера я отказалась говорить с вами, а сегодня согласна. Потрудитесь следовать за мной.

С этими словами она направилась в комнату, где провела ночь.

— Фернан, — произнес было де Жеврэ.

Анжель быстро обернулась.

— Я обращалась не к вам, — резко проговорила она, — а к господину товарищу прокурора. Мне необходимо переговорить с ним.

— Через минуту буду к вашим услугам, господа, — обратился барон де Родиль к остальным и последовал за Анжель.

Она поспешила затворить двери.

Товарищ прокурора, видимо, был в сильнейшем смущении.

— Что вам угодно? — проговорил он.

— А вот что! По прошествии семнадцати лет зловещий случай — зловещий, потому что он является результатом преступления, — снова свел нас. Вас — соблазнителя, меня — жертву, бывшую до такой степени глупой, что вы сумели заставить меня счесть за серьезные ваши игривые слова и уверения в любви. Я была вашей верной и доверчивой любовницей, и вы меня бросили! Я родила вам дочь, и вы отреклись от нее! А сегодня вы чуть-чуть не допустили убить ее на ваших глазах и вашими же коллегами! Это подло! У вас нет сердца, я это давно знала, но все-таки не думала, что вы способны как камень стоять перед ребенком, вашим ребенком, которого вы к тому же видите в первый раз в жизни! И вид ее не возбудил в вас ни сожаления, ни нежности. Однако вашего слова было достаточно для того, чтобы остановить этих людей, ваших подчиненных, и прекратить варварский допрос, который убивал вашу родную дочь! Вы не сказали этого слова! Еще раз повторяю: это подло!

— Сударыня… — начал было Фернан.

— Э, погодите, дайте мне закончить! — почти закричала на него Анжель. — Вы должны волей-неволей выслушать меня теперь до конца! Ни за какие миллионы и никакими средствами не можете вы заставить меня замолчать. Роль, которую вы разыгрываете здесь, постыдна вдвойне! Неужели вы полагаете, что я не читаю в глубине ваших мыслей? Вы смеете обвинять меня в убийстве Жака Бернье, моего родного отца! Я все поняла, уверяю вас! Надо мной тяготеют бессмысленные, более чем бессмысленные, просто чудовищные подозрения! А вы… Вы, кажется, знаете меня, даже когда-то говорили, что любите, и у вас не хватило духу заставить замолчать моих обвинителей! Вы действуете заодно с ними, заодно с этим судебным следователем, вашим преданным другом, и если вы не смеете сказать им громко и прямо: «Эта женщина — соучастница убийцы! Эта женщина — отцеубийца! Ее ждет эшафот!» — то не смеете сказать это только потому, что боитесь скандала, который может устроить Анжель Бернье, ваша бывшая любовница, и что этот скандал отразится на вас и вашей карьере. Так успокойтесь же! Анжель Бернье ничего не скажет! Она будет молчать, не ради вас, конечно, но ради своей дочери! Анжель Бернье не хочет, чтобы Эмма-Роза узнала, что вы ее отец!

Я совершенно забыла о том, что вы меня бросили. Я едва-едва вспоминала о вашем существовании. Я ничуть не заботилась о том, живы вы или нет. Не заставляйте же меня снова вспоминать об этом. Не разжигайте моей уснувшей ненависти. Предоставьте меня и мою дочь нашей скромной участи. Я предлагаю вам мир, но если вы ответите мне войной, то вам никакой пощады не будет! Если скандал разразится по вашей вине, то он будет громкий, страшный и разрушит окончательно вашу репутацию, погубит вашу карьеру. Вот что я желала вам сказать, monsieur де Родиль! Теперь выбирайте!

Фернан слушал Анжель с низко опущенной головой. Когда Анжель закончила, он выпрямился.

— Вы угрожаете мне, — сказал он, — как раз в ту минуту, когда жалость стала прокрадываться в мое сердце.

— И вы будете уверять меня, что в состоянии над кем-нибудь сжалиться? — взорвалась Анжель, презрительно пожав плечами.

Барон продолжал говорить, как будто не расслышав ее презрительного замечания:

— В ту минуту, когда я увидел моего ребенка, я не мог вспомнить о прошлом без сожаления и угрызений совести.

— Бесплодные сожаления! Поздние, слишком поздние угрызения! — проговорила Анжель.

— Почему бесплодные, если они искренни? — спросил барон.

— А потому бесплодные, что они ничего не могут исправить. К тому же я вовсе и не верю им. Если бы угрызения совести и жалость к ребенку действительно закрались в ваше сердце, вы вели бы себя совершенно иначе. Вы бы заставили замолчать следователя, видя, что он положительно терзает вашу дочь. Вы помешали бы им заподозрить меня в ужаснейшем из преступлений. Вы поручились бы за меня. А ваше молчание свидетельствовало о том, что вы вполне соглашаетесь с обвинителями!!!

— Я защищал вас! — возразил барон. — Я никогда не сомневался в вашей невиновности.

— Неужели вы оказали мне такую честь?! — удивилась Анжель и снова презрительно пожала плечами.

— Не будь этого, — продолжал Фернан де Родиль, — вы были бы уже арестованы по моему приказанию.

— У вас хватило бы духу и жестокости разлучить меня с моим ребенком?

— Да, если бы я думал, что вы виновны. Я должен быть прежде всего человеком, исполняющим свои обязанности.

— Ну так вот и исполните вашу первую и самую святую обязанность. Вы только что говорили о ваших сожалениях и угрызениях. Докажите же мне теперь, что вы не лгали!

— Доказать? Но каким же образом?

— Исправив хоть часть того зла, которое вы нам причинили! О, не беспокойтесь, я ничего не попрошу для себя! Я умоляю вас именем моей дочери, ради нашей дочери!

— Что я могу сделать?

— Дайте ей ваше имя.

Барон задрожал.

— Это невозможно! — воскликнул он.

— Почему невозможно? Ведь вы, кажется, не женаты, не правда ли? Следовательно, вы совершенно свободны в своих поступках. Простой формальности было бы достаточно, чтобы объявить себя отцом Эммы-Розы. Ведь вы ее отец! Надеюсь, хоть в этом вы никогда не сомневались. Поступив таким образом, вы сразу заставите всех уважать меня. Кто осмелится подозревать ту, чью дочь вы признаете своим ребенком? Сделайте это, Фернан!

Барон де Родиль покачал головой и проговорил:

— Это невозможно!

— Невозможно! — самым презрительным тоном проговорила Анжель. — О, я давно знаю, что вы не способны ни на какое доброе дело! Вы ни на волос не изменились с тех пор, как я рассталась с вами! Ваши сожаления, угрызения — все это фразы и лживые слова, которым я ни на минуту не поверила. Хорошо, пусть ваш товарищ обвиняет меня в отцеубийстве. И вы тоже, за компанию, можете обвинить меня! Я буду защищаться. Да, впрочем, ваши обвинения отпадут сами собой. Во всем моем существовании, в течение всей моей жизни люди могут найти одну только ошибку, которая и теперь еще заставляет меня краснеть от стыда, — это мою любовь к вам! Правосудие может наводить справки о моей жизни — я не побоюсь этого испытания. Ну, а теперь нам больше не о чем разговаривать. Я должна идти к дочери.

Она открыла дверь, выходившую в коридор. Барон де Родиль прошел мимо нее, поклонившись, но мимоходом бросив гневный взгляд.

Анжель поспешила вернуться в комнату Эммы-Розы.

Доктор, сильно встревоженный, не хотел пугать бедную мать своими опасениями и даже стал уверять ее, что все к лучшему.

Фернан де Родиль присоединился к своим коллегам, которые ожидали его в зале.

Страшная бледность, крепко сжатые губы и выражение лица ясно показали де Жеврэ, что между его другом и дочерью убитого Жака Бернье произошла крайне тяжелая сцена.

— Господа, — начал товарищ прокурора, стараясь овладеть собой, — теперь нам остается только подождать ответа от дижонского нотариуса, а затем возвратиться в Париж. Mademoiselle Эмма-Роза положительно не в состоянии вынести новый допрос в течение последующих дней. Как бы ни было полезно ее свидетельство, пока оно не является абсолютно необходимым. Мы должны проследить за убийцей Жака Бернье с самого его отъезда из Марселя. Начальник сыскной полиции отдаст приказания, чтобы агенты принялись за работу, не теряя ни минуты, а прокурор потрудится сообщить нам о результатах розысков, которые он предпримет уже от себя лично. Когда вы рассчитываете вернуться в Дижон? — прибавил барон де Родиль, обращаясь к Леону Леройе.